– Отлично! – кивнул Кириешко. – Приступайте к своим обязанностям, а мне нужен ваш гравилет. Нужно срочно слетать кое?куда.

– Но, простите, я не уполномочен… – робко начал Морозов.

– Так, – с апломбом изогнул бровь Владилен Авессаломович, – вы что, не поняли – действует режим «Альфа?примо». Вы не забыли, что это такое? Да в конце концов, какое у вас звание, напомните еще раз?

– Подлейтенант, – повторил Морозов.

– Вот, а я капитан!

– Но никто из моих людей не сможет вас сопроводить – у них нет допуска к управлению глайдером! – Местный товарищ сделал последнюю попытку остановить взбесившегося капитана.

– Я сам умею им управлять! – с елейной улыбкой сообщил Кириешко.

Обреченно махнув рукой, подлейтенант протянул ему ключи от машины.

Кириешко шагнул к открытой двери глайдера, задержался на миг возле одного из солдат и небрежно снял с его плеча лазерный карабин «Блиц» – дорогую, но очень эффективную европейскую штучку.

– Да, – уже забравшись в кабину, бросил он, – если тут появится парень с собакой, похожей на волка, немедленно задержите.

– Кого из них, простите? – спросил все еще ошарашенный подлейтенант.

– Обоих.

– А лучшего места для финиша нельзя было выбрать? – спросил Даня, ощущая, как предательски лязгнули зубы.

Ему никто не ответил.

Парень поудобнее примостился в развилке ветвей древней сосны, в самой гуще ее кроны, метрах этак в тридцати над землей.

Его четвероногий спаситель куда?то запропал.

Последнее, что запечатлелось в Данькином мозгу, перед тем как парень очутился верхом на сосновой ветке, – это сизо?молочный туман. Совсем как тогда, когда они с Упуатом перемещались из затерянного в пустыне храма Тота в Мемфис. Тропами Дуата.

И жалобный визг волчка:

«Не понимаю! Не понимаю!»…

Ветер, как это и описывают в книгах, величаво шумел, тяжело колыхая деревья, включая и то, где сидел молодой человек. И вниз смотреть совсем не хотелось. Так же, как и думать, каким образом спуститься на грешную землю.

– Что?! Что ты сказал, дубина?! Повтори!

– Мы их упустили, шеф…

– Как?!

– Сначала все шло хорошо. А потом бац, гиперпространственная флуктуация и…. В общем, они нырнули в Дуат…

– Но мне обещали… Что стоишь, как памятник последнему Древнему?! Ищите!

– Есть, шеф!

– Не найдете, сами отправитесь туда, откуда нет возврата…

– Нефернефрурэ! – В басовитом мужском голосе слышались истерические нотки.

Уф, как же она не любит это имя. Нет, ну вам бы понравилось, если бы вас назвали в честь древнеегипетской царицы, умершей почти четыре тысячи лет назад?

– Нефертари! – надрывался мужчина.

Хм, уже лучше. Такой сокращенный вариант собственного имени ее больше устраивает. И все равно она не выйдет. Не для того сбежала, чтобы ее вот так просто поймали в трех шагах от дома.

– Фрося! Фросенька! – присоединился к мужскому высокий девчоночий голосок.

Заслышав зов подружки, она чуть не выскочила из своего укрытия. Однако сдержалась. Желание попутешествовать, поразведать, что там и как в дальних краях, за Старыми Соснами, пересилило.

– Фрося?а!

– Нефернефрурэ! Фроська?а!

Голоса постепенно удалялись, пока их и вовсе не стало слышно.

Переждав еще малость, она выбралась наружу.

«Нефернефрурэ!» – фыркнула.

Надо же до такого додуматься! Не иначе как со зла пришло в голову директору заповедника так ее назвать. Точно ждал, что у вожака стада Тутмоса Третьего и его подруги Хатшепсут родится наследник Аменхотеп Второй. А родилась она. Вот и придумал прозвище, что сразу и не выговоришь.

И вообще, что за блажь давать реликтовым слонам имена древних египтян? Намек на то, что и те, и другие вымерли? А все он, директор Сибирского Центра восстановления древних видов, академик Дмитрий Андреевич Бакалов?Синицкий. Буквально помешан на Египте. Мало того, что все стены кабинета увешал масками да папирусами, привезенными из частых поездок в Хургаду и Шарм?эль?Шейх, где уже привык каждую зиму проводить отпуск, так недавно додумался до такого?о…

Из?за этого, собственно, Фрося и решила сбежать из питомника.

Из последнего затриморского вояжа Дмитрий Андреевич привез странный ящик. Когда помогавший его выгружать Тутмос Третий попытался было сунуть в необычно пахнувший предмет свой любопытный хобот, Бакалов?Синицкий строго прикрикнул на любимца. Да так жестко, что пятиметровый гигант с досады даже взрыл землю бивнем. Пришлось академику ублажать разгневанного вожака всего мамонтового поголовья экзотическими лакомствами – морковкой да капустой. Очень уж Тутмос Великий уважал эту еду, предпочитая ее до смерти надоевшим бананам с ананасами.

Успокоившись, шерстистый гигант одним глазом посматривал за тем, как ящик раздора устанавливают в специально выделенном помещении рядом с директорским кабинетом. Второй глаз вожака был зорко устремлен на отиравшуюся поблизости Нефернефрурэ. Вот егоза?то! Так и норовит в какую?нибудь шкоду влезть. Пора бы и остепениться. Не такая уж и маленькая. Два с половиной года. Уже с пол?отцовского роста вымахала, а все резвится, точно новорожденный мамонтенок?несмышленыш. «Отойди от окна!» – тихонько протрубил Тутмос и потянул дочку за хвостик.

Егоза так и послушалась. Прилипла к распахнутым створкам и ни с места.

Вожак побурчал, побурчал, но больше для порядка. Ему и самому было любопытно, из?за чего это директор повысил на него голос.

Рабочие споро распаковали ящик, открыв нечто, запакованное в полиэтиленовую пленку. Тогда к непонятному предмету подошел смуглый человечек, приехавший вместе с академиком, и начал деловито снимать упаковку. Сбросив ее на пол, человечек явил заинтересованным людям и мамонтам странную скульптурную композицию: человек с головой собаки склонился над столом, на котором лежало спеленатое человеческое тело.

Смуглый что?то там подкрутил, чем?то клацнул, и Псоголовый… ожил. Сначала распрямился во весь рост, гордо расправив плечи. Повертев мордой туда?сюда, он раскрыл пасть и выдал набор непонятной тарабарщины. Впрочем, непонятной не для всех.

Услышав произнесенное Псоголовым, Бакалов?Синицкий довольно захохотал.

«Это он поинтересовался, чего все на него таращатся», – пояснил академик остальным.

Удивительное существо, которого, как уже догадалась Фрося, звали Анубис (изображения этого Псоголового в большом количестве и в разных видах присутствовали в кабинете директора), снова склонилось над спеленатым и принялось что?то там поправлять и манипулировать. Взяв в руки причудливо изогнутую железку, Псоголовый поднес ее ко рту мумии (Нефернефрурэ таки вспомнила, как это называется) и стал напевать себе под нос заунывную песенку на том же непонятном языке.

«Обряд отверзания уст», – прокомментировал Дмитрий Андреевич.

Поколдовав так немного, Анубис вновь принял первоначальную позу и замер.

Зрители, кто мог, захлопали в ладоши, а те, у кого не было рук, затрубили в хоботы. Причем Тутмос Великий до того переусердствовал, что во всем здании офиса жалобно зазвенели оконные стекла. Одно из них не выдержав, лопнуло.

Одна Фрося не примкнула к общему восторгу. Не понравился ей этот Псоголовый. Что?то враждебное, чужое чувствовалось в нем. А что, она и сама не могла толком объяснить.

«Надо будет проверить», – решила про себя.

И проверила. Не далее как сегодня утром.

Окно в нужное помещение словно по заказу было отворено настежь. Фрося протянула в него свой длинный хобот и для начала обнюхала Псоголового и его жертву. Пахло просто отвратительно!

Интересно, как люди делают, чтобы все это заработало?

Мамонтиха попыталась просунуть голову в окно, чтоб получше рассмотреть фигуры. Рама жалобно затрещала, но выдержала. Хорошо, что академик приказал сделать в офисе такие большие окна. Как будто знал, что найдется немало любопытных глаз, желающих понаблюдать за работой ученых.