– Да. Кто это?
– Слушай, док. Встретимся сегодня ночью ровно в 11:30. Улица Сириуса, 711, подняться по лестнице, первая дверь слева. Запомнил? – звонивший сделал паузу, потом добавил:
– И не говори никому!
– Кто это? Что значит – встретимся?
– Больше нет времени, док. Обязательно приходи, понял? Иначе не оберешься неприятностей.
И связь прервалась. Хаулэнд положил трубку, испытывая такое чувство, как будто поговорил с сумасшедшим. Хаффнер в это время суетливо бегал по лаборатории и, держа в руке пробирку с бактериями в питательной среде, подошел ближе к свету.
– Новая партия ведет себя прекрасно, Питер. Но что случилось? Плохо себя чувствуешь?
Хаулэнду снова послышался хриплый, сухой голос, строго предупредивший: «И не говори никому!»
– Нет, нет, Вилли. Просто устал. Эти привередливые аудиовирусы, над которыми мы бьемся, коварные и хитрые скотинки.
– Но мы почти у цели, – в противоположность бледному и утомленному Хаулэнду, Хаффнер сейчас выглядел уверенным и спокойным, что, на первый взгляд, казалось странным. – Мы можем начать производство, причем в таком количестве, какое нужно Рэндолфу, – Хаффнер усмехнулся и добавил:
– Если только последняя партия окажется оптимальной.
Хаулэнд извинился и ушел, чтобы обдумать свое положение. Полчаса он ломал голову, но все его размышления и сопоставления ни к чему не привели – он не смог вспомнить, кому принадлежит голос звонившего по телефону. Тем не менее он слышал этот голос раньше, причем совсем недавно. Угроза, произнесенная скрипучим голосом, была не пустым звуком. Хаулэнд хорошо понимал, что ему надо идти. Но если тут каким-то образом замешан Мэллоу...
Семьсот одиннадцатый по улице Сириуса оказался одним из тех ветхих многоквартирных домов высотой в пятьдесят этажей, которые строили в виде сумрачных спиралей. Когда-то здесь были пристани и оживленное речное движение с веселыми пароходными гудками. Теперь же со здешних аэродромов один за другим поднимались пассажирские и почтовые самолеты, а высокие спирали домов, построенных много веков назад, постепенно разрушались.
Поднявшись по лестнице, Хаулэнд нашел первую дверь слева. Он постучал. Толстые кожаные перчатки заглушали его стук, и он уже собрался стащить одну из них, чтобы стучать снова – так как звонка он не видел – но дверь вдруг сама приоткрылась, зловеще скрипнув. Хаулэнд почувствовал сильное биение в висках. Так и не сняв перчаток, он толкнул дверь.
В комнате, куда он вошел, было темно, и Питер ощупью начал искать выключатель. Включив свет, Хаулэнд увидел, что единственная, ничем не прикрытая электролампа отражается в каком-то блестящем предмете, находящемся в центре комнаты.
В грязном, пыльном помещении – это сразу бросалось в глаза – давно поселились нищета и запустение. В углу стояла прогнувшаяся кровать, постельные принадлежности были разбросаны по полу. Единственный стул был перевернут. А в центре – лежал лицом вниз человек, одетый в безвкусную одежду. Тело его сгорбилось, вся одежда была сильно забрызгана кровью.
В середине его спины торчала серебряная рукоятка ножа, заблестевшая в ярком свете, включенном Хаулэндом.
Всего секунды три стоял он здесь, так и не сняв пальца с выключателя.
В следующую секунду Питер услышал, как внизу хлопнула дверь, а потом хриплые голоса, звуки тяжелых шагов.
Хаулэнд нажал на выключатель – свет погас. Он повернулся лицом к коридору, чувствуя, что попал в ловушку. Мысль о том, чтобы остаться на месте и все объяснить, даже не пришла ему в голову. Он должен уходить – уходить немедленно!
Как безумный, Хаулэнд бросился к лестнице и начал подниматься вверх, перешагивая через четыре ступени. Он легко управлял своим худым, долговязым телом и, благодаря ботинкам с резиновой подошвой, ступал почти бесшумно.
А снизу доносились голоса, способные свести с ума. Поднимавшиеся вверх и повторяемые эхом мужские голоса выкрикивали одни и те же слова снова и снова: «Открывайте, эй, вы там!», «Живей открывайте – это полиция!» И, наконец, в бешенстве один из них заорал: «Ломайте дверь!»
Итак – понял Хаулэнд – он плотно закрыл за собой входную дверь, так плотно, что защелкнулась задвижка. Тем самым он выиграл несколько секунд для своего спасения.
Но полиция знала точно, в какую комнату идти. Может быть, голос, отдавший команду ломать дверь, – как раз и есть тот самый хриплый голос, предупредивший его по телефону? Или владелец того голоса лежит сейчас там, в ужасной маленькой комнате, зверски убитый кинжалом в спину?
Преодолев четыре лестничных площадки, Хаулэнд остановился и ударил кулаком по кнопкам лифта. В страшном напряжении он ждал, пока кабина медленно, со скрипом двигалась на его этаж. На лестничной площадке ниже открылась дверь – и вырвавшийся из нее луч света показался очень ярким в сравнении с тусклым освещением площадки. Раздраженный голос, повторяемый эхом, кричал вниз:
– Что там происходит? Вы можете успокоиться и дать поспать простым людям?
Когда до верхних этажей донесся грохот разбиваемой вдребезги двери и люди поняли, что кто-то ломится силой, начали открываться другие квартиры, и уже многие голоса возмущенно кричали и требовали тишины. Лифт, наконец, остановился на этаже, где ждал его Хаулэнд, и старые металлические дверцы с визгом распахнулись. Вверх или вниз?
Стоя в нерешительности, Хаулэнд услышал, как прямо сзади него открылась дверь, и в панике ударил по кнопке движения вверх. Женщина в домашнем халате, с накрученными на бигуди волосами и заспанными глазами появилась в открытой двери своей квартиры, видимо, потому, что услышала, как взвизгнули дверцы лифта.
Кнопка лифта после удара Хаулэнда сработала, и дверцы начали сходиться. Питер быстро надвинул поля шляпы на глаза и, съежившись, протиснулся в полумрак кабины.
Скрипнув, лифт начал подниматься. Женщина проводила его взглядом и стала громко кричать:
– Заткнитесь, вы там внизу! Вонючие лодыри, бездельники...
Потом ее голос пропал, так как лифт быстро двигался вверх.
Хаулэнд был весь в поту, как сильно загнанная лошадь. Руки его дрожали, ноги подгибались. Если там внизу Терри Мэллоу, тогда он, тогда он... Хаулэнд помнил, что говорил Мэллоу в прошлый раз и какие делал выводы. Теренс Мэллоу не будет считаться с талантом уважаемого университетского доктора наук, уличенного в подлом убийстве в грязном многоквартирном доме и пойманного на месте преступления полицией, когда все, буквально все свидетельствует против него, Питера Хаулэнда.
Он вышел из лифта на тридцать седьмом этаже, который отличался от четвертого единственно тем, что здесь было тихо, и снова не мог решить, как поступить дальше. Замелькали цифры на индикаторе лифта, и кабина начала опускаться. Может, это полиция вызвала лифт? И направится вверх за ним? Он вдруг выругал себя, что взобрался сюда. Черт возьми, вот проклятье! Если бы он отправился вниз, он мог бы быть уже на улице. Вот именно, что мог бы – они, без сомнения, оставили дежурного полицейского у входа.
От сильного биения сердца кружилась голова. Давно он не попадал в такое тяжелое положение, когда надо было спасаться бегством. И никогда раньше не приходилось ему скрываться от полиции, только что покинув место убийства.
Простояв еще несколько секунд в мучительной нерешительности на все той же плохо освещенной лестничной площадке, Хаулэнд пришел к окончательному убеждению, что он не должен допустить, чтобы его допрашивала полиция, что он в очень опасном положении, подстроенном специально для того, чтобы предъявить ему ложное обвинение. Его единственным спасением было избавить себя от коварного представления и найти где-то поблизости убежище – и как можно скорее.
Летные посадочные площадки в этом доме старой постройки были расположены через каждые десять этажей. Хаулэнд находился на тридцать седьмом, значит, от верхней площадки его отделяли три этажа.
Он помчался вверх по ступеням, которые когда-то были украшены орнаментом, почти совсем истершимся за многие десятки лет. Тридцать восьмой, тридцать девятый – он чуть не падал от своего бешеного подъема, задыхался от волнения и физической перегрузки и все время хватался рукой за перила лестницы, чтобы не потерять равновесие. Табло показало, что лифт остановился на втором этаже. Через мгновение цифры на индикаторе снова замелькали – лифт начал тяжело подниматься вверх.
