В следующее мгновение Рейстлин произнес магическую формулу и исчез, словно его и не было.

Обратный путь через Шойканову Рощу оказался куда как проще. Люди, идущие из Башни, были неинтересны Стражам. Китиара и Сот шагали рядом, причем Рыцарь Смерти двигался совершенно бесшумно, а его ноги даже не приминали опавшей листвы.

Китиара молчала до тех пор, пока они не пересекли внешней границы страшной Рощи и не вышли на твердую мостовую городской улицы. Солнце уже слегка поднялось над горизонтом, и небо над Палантасом быстро светлело, сменяя глубокий темно-синий свет на бледно-розовый и серый. То тут, то там просыпались горожане, чей род занятий предписывал им подниматься с рассветом, и Китиара уже слышала в дальнем конце пустынной улицы звуки торопливых шагов и скрип открываемых ставней. Только теперь она до конца ощутила, что снова вернулась, в мир живых. Китиара глубоко вздохнула.

— Его нужно остановить, — сказала она Соту. Бессмертный никак не отреагировал на ее слова, и Китиара подумала, что он, видимо, еще не решил, чью сторону принять. Впрочем, в его выборе она почти не сомневалась.

— Я знаю, это будет нелегко, — заметила она, надевая шлем и легкими шагами направляясь к Скаю, который, завидев ее, победоносно вскинул голову. С любовью потрепав дракона по голубой чешуйчатой шее, Китиара снова обратилась к рыцарю:

— Но нам и ни к чему заступать дорогу Рейстлину. Его план невыполним без госпожи Крисании. Стоит убрать ее, и он вынужден будет остановиться. При этом ему вовсе не обязательно знать, что я имею к этому какое-то отношение. В конце концов, в Вайретском Лесу погибла уйма народа! Разве я не права?

Сот медленно кивнул, и в его глазах полыхнул мрачный огонь.

— Вот и займись этим, — распорядилась Китиара. — Пусть все выглядит как… гримаса судьбы. Мой маленький братец, по всей видимости, преклоняется перед судьбой, Провидением и прочим подобным вздором. — Она взобралась в седло и решительно закончила:

— Когда он был маленьким, я учила его, что, если он сделает то, что я запрещаю, значит, ему обеспечена трепка. Похоже, настала пора освежить его память и повторить забытый урок!

Повинуясь ее команде, Скай взрыл булыжную мостовую когтями мощных лап и, расправив широкие крылья, взвился в небо. В тот миг жители почувствовали, что легкая тень, покрывавшая их город, растаяла, но мало кто видел, как дракон со всадником на спине покинул Палантас.

Сот остался стоять на краю Шойкановой Рощи.

— Я тоже верю в судьбу, Китиара, — пробормотал Рыцарь Смерти. — В судьбу, которую человек творит для себя своими собственными руками.

Он бросил взгляд вверх, на узкие окна Башни Высшего Волшебства, и увидел свет в той комнате, которую они недавно покинули. В следующий миг Башню снова окутал густой мрак, преданно льнущий к ее холодным каменным стенам, она погрузилась во тьму, которую не в силах были рассеять даже яркие солнечные лучи. Но даже сквозь эту тьму пробивался один крошечный огонек в стрельчатом окне под самой крышей Башни. Должно быть, в этой комнате Рейстлин сейчас плел паутину своих заклинаний.

— Интересно, кто кому преподаст урок? — усмехнулся Рыцарь Смерти, поводя закованными в почерневшую броню плечами, и тут же исчез, бесследно растворился в черных тенях, которые с наступлением дня становились все бледнее и бледнее.

Вот тут и остановимся, — сказал Карамон, направляясь к покосившемуся строению, которое, нахохлившись, словно больное животное, виднелось под деревьями в стороне от дороги. — Может быть, она побывала здесь.

— Сомневаюсь, — замелил Тассельхоф, с подозрением рассматривая вывеску, что болталась над дверью на ржавой цепи. — «Разбитая Кружка» не кажется мне тем местом, куда могла бы…

— Ерунда, — ворчливо перебил его Карамон. За краткое время их совместного путешествия он не раз уже выказывал ворчливость и раздражение. — Должна же она питаться. Даже самым великим жрецам приходится время от времени обедать, чтобы не протянуть ноги и не отправиться на встречу со своими богами раньше назначенного срока. Может быть, кто-то из посетителей встречал ее на пути. Пока что нам не очень везет.

— Да, — согласился Тас. — Однако нам повезло бы больше, если бы мы искали госпожу Крисанию не в тавернах, а на дорогах.

— Чудак, — удивился Карамон, — таверны-то строят у дорог, так что это одно и то же.

Они были в пути уже три дня, и самые худшие опасения Тассельхофа относительно неудачного начала потихоньку сбывались. Кендеры, как правило, очень любят путешествовать. Все они в возрасте примерно двадцати лет заболевают «бродячей болезнью» и с радостью отправляются на поиски приключений в неведомые края и страны, заодно пополняя свои небольшие, но очень вместительные кошельки и дорожные сумки всевозможными диковинными предметами, которые, конечно же, попадают туда по чистой случайности. Инстинкт самосохранения и чувство страха почти совершенно чужды народу кендеров. По большей части ими движет неуемное любопытство, которое заставляет их забираться в самые невероятные места. К счастью для большинства жителей Кринна, кендеры весьма немногочисленны, иначе никому от них не было бы житья.

Тассельхофу Непоседе было около тридцати лет, во всяком случае, он сам так считал. Во многих отношениях Тас был типичным кендером. В свое время он исходил Ансалон вдоль и поперек. Сначала он путешествовал вместе со своими родителями, а после того, как они состарились и осели в Кендерхольме, продолжил скитаться в одиночку. Это длилось до тех пор, пока Тассельхоф не встретил гнома-кузнеца по имени Флинт Огненный Горн и его друга, Таниса Полуэльфа. После того как к ним присоединились Стурм Светлый Меч и братья-близнецы Карамон и Рейстлин, Тас оказался вовлеченным в самое захватывающее приключение в своей жизни — Войны Копья.

Однако в некоторых отношениях Тассельхоф был непохож на своих соплеменников, хотя сам он, упомяни об этом кто-нибудь вслух, со всей горячностью бросился бы опровергать подобное утверждение. Смерть Стурма и Флинта — двух друзей, к которым он был искренне привязан, — глубоко затронула его душу. Он впервые узнал, что такое страх, причем страх не за свою шкуру. Это был страх и тревога за тех, кого он любил. В настоящий момент больше всего Тассельхофа заботил Карамон, и с каждым днем забота эта росла.

Поначалу их путешествие показалось даже приятным. Отойдя от дома Тики на приличное расстояние, Карамон понемногу перестал ворчать по поводу ее жестокосердия, а также по поводу неспособности мира в целом понять тонкую и нежную душу столь выдающейся личности, каковою он, Карамон, без всякого сомнения, являлся. Гигант даже несколько раз приложился к своей заветной фляжке, отчего настроение его заметно улучшилось. Отпив еще пару глотков, он принялся рассказывать о своих похождениях, когда сразу после войны помогал выслеживать прячущихся в лесах драконидов. Тасу было интересно послушать старого товарища, и, хотя ему приходилось постоянно следить за тем, чтобы Бупу не попала под колеса фургона или не забрела в грязную лужу, утро показалось ему довольно славным.

После полудня, когда фляжка совсем опустела, кендер решил, что Карамон весьма расположен послушать его истории о том, о чем он никогда не уставал рассказывать снова и снова. Однако на самом интересном месте, когда Тассельхоф описывал, как он угнал у чудовищ шерстистого слона, которого в тех местах называли мамонтом, и как волшебники метали ему вослед смертоносные молнии, гигант внезапно остановился у некстати подвернувшейся таверны.

— Я только наполню флягу, — пробормотал он и вошел внутрь.

Тассельхоф хотел было войти следом, но взгляд его упал на Бупу, которая, раскрыв рот, глазела на добела раскаленный горн в кузнице на противоположной стороне дороги. Подумав, что она, чего доброго, подожжет либо себя, либо поселок, либо и то и другое, Тас вздохнул и остался с ней на свежем воздухе (в большинство таверн овражных гномов не допускали из-за характерного запаха). В конце концов, вряд ли Карамону потребуется больше пятнадцати минут…