— Я знаю о твоих сомнениях, — довольно резко сказал он. — Я знаю, что привело тебя в такое смятение: ты обнаружила, что Братство гораздо сильнее озабочено тем, чтобы править миром, вместо того чтобы нести людям божественную волю и свет. Ты увидела, что жрецы ведут двойную жизнь, что они погрязли в политике и стяжательстве, что они тратят огромные деньги на роскошь, вместо того чтобы накормить голодных. В надежде оправдать Братство ты пытаешься доказать, что не из-за прегрешений жрецов боги разгневались и сбросили огненную гору на тех, кто предал и отрекся от них. Ты хотела обвинить в этой каре кого-то другого… возможно даже магов.

Крисания смутилась так сильно, что не осмеливалась больше смотреть на Рейстлина. Она опустила глаза и отвернулась в сторону, однако унижение и боль, которые она переживала, не могли укрыться от мага.

Рейстлин между тем продолжал говорить, и слова его были суровы и беспощадны.

— Катаклизм приближается, госпожа Крисания. Истинные жрецы уже покинули этот проклятый богами край… Да-да, разве ты не знала? Денубис, с которым ты разговаривала, уже исчез, его больше нет в Храме. Ты, Крисания, единственная настоящая жрица, оставшаяся теперь в Истаре. Остальные не в счет.

Крисания в ужасе посмотрела на мага.

— Это… невозможно, — прошептала она, обводя глазами зал.

Впервые она внимательно прислушалась к тому, о чем говорят придворные и старшие жрецы, собравшиеся у трона Короля-Жреца. Она услышала разговоры об Играх, о распределении общественной казны, о том, как подготовить армию и как лучше всего подчинить себе — именем Братства! — мятежные земли и страны.

Неожиданно, заглушая весь этот деловитый гомон, чистый и мелодичный голос Короля-Жреца наполнил ее слух и успокоил растревоженную душу. Король-Жрец все еще пребывал здесь, что бы там ни говорил Рейстлин. Отвернувшись от мрака и тьмы, жрица открыла глаза его божественному свету и почувствовала, как вера снова крепнет в ней, как ограждает она ее надежной стеной, способной защитить от лукавых — теперь она понимала это — речей Рейстлина.

Крисания холодно взглянула на мага.

— В мире еще остались свет и добро, — сказала она строго. Она поднялась и хотела уйти, но задержалась, чтобы сказать последние несколько слов:

— Покуда этот святой человек, получивший благословение Паладайна, правит в Храме, я не поверю, что боги решили покарать наше Братство, явив нам свой гнев. Скорее уж пострадают те, кто до сих пор отворачивался от его света.

Рейстлин тоже поднялся и, пристально глядя на Крисанию, придвинулся к ней вплотную. Увлеченная обличением, жрица не заметила этого.

— Гнев богов должен пасть в первую очередь на тех, кто не слушал Короля-Жреца! Я не сомневаюсь, что он предвидит кару и делает все, чтобы ее предотвратить! Я уверена: он молит богов явить милосердие!

— Посмотри на него, — прошептал Рейстлин. — Посмотри на этого «пророка», получившего благословение богов!

Обняв Крисанию за плечи сильными руками, Рейстлин заставил ее взглянуть в лицо Королю-Жрецу. Крисания, которую переполняло чувство вины за свои сомнения и раскаяние за то, что она позволила Рейстлину заглянуть себе в душу, попыталась вырваться, но маг держал крепко, и пальцы его жгли ее плечи, словно огонь.

— Посмотри на него! — повторил Рейстлин. Слегка встряхнув жрицу, маг заставил ее поднять голову и посмотреть прямо на сияющий свет, окружавший Короля-Жреца. Рейстлин почувствовал, как тело Крисании затрепетало, и удовлетворенно улыбнулся. Наклонив голову так, что жрица почувствовала его теплое дыхание на своей щеке, он зашептал ей на ухо:

— Что ты видишь, праведная дочь?

В ответ ему раздался тихий мучительный стон.

Улыбка Рейстлина растеклась шире.

— Что ты видишь, Крисания, расскажи мне, — потребовал он.

— Этот человек… — Запинаясь, пробормотала Крисания, не в силах оторвать взгляда от Короля-Жреца. — Просто человек. Он выглядит очень усталым и… испуганным. У него мешки под глазами, — должно быть, он не спал несколько ночей. Голубые глаза мечутся туда и сюда…

Неожиданно до Крисании дошло, что она сказала. Остро почувствовав близость горячего тела Рейстлина, она вырвалась из объятий сильных рук и повернулась к магу.

— Что за заклятие ты испробовал на мне? — сердито воскликнула она.

— Никаких заклятий, Посвященная, — тихо ответил Рейстлин. — Наоборот, я разрушил заклятие, при помощи которого Король-Жрец прячет от других свой страх. Именно этот страх сделал неизбежной его собственную гибель и гибель тысяч и тысяч невинных людей.

Крисания взглянула на мага с недоверием. Ей бы очень хотелось, чтобы он лгал, однако она начинала понимать, что, даже если он сказал не правду, это ничего не изменит. Крисания не могла больше лгать самой себе.

Растерянная, испуганная, сбитая с толку, Крисания развернулась и, ничего не видя от слез, выбежала из тронного зала.

Рейстлин смотрел ей вслед и не чувствовал ни облегчения, ни удовольствия от своей победы. В конце концов, примерно этого он и ожидал. Усевшись в кресло у очага, он выбрал из вазы на столе апельсин и принялся небрежно чистить его, неподвижно глядя на пляшущее пламя.

В тронном зале был еще один человек, который внимательно смотрел вслед Крисании. Потом он наблюдал, как Рейстлин ест апельсин, высасывая сначала из дольки сок и лишь затем пережевывая мякоть.

Кварат вернулся в свои покои с перекошенным от страха и ненависти лицом и до самого рассвета ходил по комнате из угла в угол, яростно топча узоры дорогого ковра.

В истории эта ночь — ночь, когда все истинные жрецы покинули Кринн, — осталась под именем Ночи Судьбы. Куда они отправились и какова была их судьба — об этом умалчивают даже летописи Астинуса. Поговаривали, что некоторых из них видели в самые тяжкие дни Войн Копья, через триста лет после Катаклизма. Многие эльфы готовы поклясться чем угодно, что Лоралон, величайший из эльфийских жрецов, посетил разоренную землю Сильванести и, оплакивая падение королевства, благословлял тех, кто посвятил свою жизнь возрождению некогда цветущего края.

Однако для большинства жителей Кринна исход жрецов прошел незамеченным.

Впрочем, та роковая ночь стала Ночью Судьбы и во многих других отношениях.

Крисания выбежала из тронного зала Короля-Жреца в смятении и страхе.

Смятение ее имело объяснение весьма простое. Она увидела Короля-Жреца, величайшего из священнослужителей, человека, перед которым преклонялись жрецы даже ее времени, таким, каким он был на самом деле: испуганным и растерянным, спрятавшим свой страх за паутиной заклятий и позволившим другим править страной от своего имени. Неудивительно, что все ее сомнения, касавшиеся Братства и целей его существования на Кринне, вернулись к ней с новою силой.

Что до ее страха, то она была просто не в силах размышлять об этой причине.

Сначала она неприкаянно бродила по коридорам Храма, запинаясь о ковры и ступеньки и не представляя, куда бы пойти и что предпринять. Наконец она нашла подходящее убежище в каком-то укромном уголке, вытерла слезы и попыталась взять себя в руки. Стыдясь того, как легко она потеряла контроль над собой, Крисания довольно скоро поняла, что ей надлежит сделать в первую очередь.

Она должна найти Денубиса. Только так она сможет убедиться в том, что Рейстлин ошибается.

Крисания быстро прошла по знакомым коридорам, освещенным бледным светом Солинари, и вскоре остановилась у дверей комнаты Денубиса. К этому времени она уже настолько успокоилась, что не верила ни единому слову Рейстлина об исходе жрецов. Собственно говоря, она всегда с сомнением относилась к древней легенде о Ночи Судьбы, приписывая ее к разряду беспочвенных выдумок. Вот и теперь она считала, что Рейстлин, должно быть… заблуждается.

Она подняла руку и постучала. Ей никто не ответил.

«Он спит», — сказала себе Крисания. Несмотря на уверенность, которую она испытывала, по телу ее пробежала крупная дрожь, отчего жрица в раздражении дернула плечом. «Ну конечно, уже поздно. Вернусь утром», — решила она.