— Я не нравлюсь тебе?!

— Именно! Ты меня не возбуждаешь, дорогая.

— Я старалась! — едва не заплакала она. — Что не нравится? Увеличить грудь, подстрой нить талию, изменить цвет глаз или волос, скажи! Я же не знаю, это твоя идея…

— Нет, нет, ты всё сделала замечательно, — я нервно потёр лоб. — Причина в ином. Может, он не всё мне объяснил или я неправильно записал. Может быть… Погоди, так… Обстановка, цветы, прелюдия, мы оба…

— Оба, милый! — всплеснула руками Азриэлла.

Дьявол, какой я дурак… Изгаляюсь тут перед ней в обличье демона, то есть в своём истинном облике, и дебильно удивляюсь, что меня не возбуждает смертная женщина! Мгновение спустя перед ней стоял я, в таком же виде, как выхожу на работу, только без дурацкого костюма с галстуком и туфлями. Вот так!

— Иди ко мне…

Дальше всё шло просто идеально, потому что мы оба старались и были более чем заинтересованы в результате. Правда, первый глоток шампанского, который я должен был набрать в рот и разделить с ней в поцелуе, я безобразно пролил. Она засмеялась, и мне удалось превратить это в игру — я слизывал колющие язык капли с её изумительной шеи. Попытка с тем же шампанским целовать её грудь прошла гораздо успешнее. Пить искрящееся вино из ложбинки её живота — совсем легко, а когда я плавно спустился ниже, Азриэлла уже едва не кричала от наслаждения…

Когда она в свою очередь перевернула меня на спину, то буквально на третьей минуте я мысленно поклялся поставить Константину Петровичу бутылку самого лучшего шотландского виски! Да и поза миссионеров, рекомендованная ангелами, оказалась максимально подходящей, и мы не могли насмотреться в счастливые глаза друг друга.

Я пришёл в себя лишь на мгновение, резко ощутив, как внезапно отросшие когти моей жены в порыве страсти раздирают мою человеческую спину. Хорошо ещё вовремя успел впиться клыками ей в горло…

…Утром, провожая меня на работу, Азриэлла виновато коснулась кончиком раздвоенного языка моего обгрызенного уха…

— Я не хотела, милый. Всё было так замечательно…

— Мы демоны, — вздохнул я, сердиться на неё было глупо — женщины в любви чаще теряют контроль, чем мужчины.

— Но… ты успел? — Она опустила глаза.

— Да.

— Точно?

— Абсолютно.

— И что-то может получиться? У нас может родиться человеческий ребёнок? Я уже согласна на любого…

Хм… Такая мысль мне в голову не приходила. Человеческий ребёнок, зачатый и рождённый демонами. Об этом невозможно было даже мечтать, потому что… это просто невозможно. Никак. Ни при каких условиях. И всё-таки… всё-таки…

P.S.

— Константин Петрович?

— Да.

— Это Абифасдон. Откройте.

— Э-э-э, а зачем?

— С меня причитается…

Двор был квадратный, окружённый по периметру четырьмя панельными пятиэтажками, и с типовой детской площадкой в центре. Скучный. Стандартный. Серый. Мне почему-то всегда доставались именно такие — безликие и однообразные. И с собаками…

В этот раз собак было две: крупный рыжий двортерьер и мелкая лохматая пародия на болонку.

— Гав, — сказал рыжий, преграждая мне дорогу. — Гав-гав.

— Тяв! — робко подтвердила лохматая.

— Мяу, — согласилась я, на всякий случай отступая на пару шагов.

— Р-р-р! — Рыжий оскалил клыки и выразительно облизнулся.

— Чего? — опешила я. — А по-русски можно? А то эти ваши «р-р-р» имеют три сотни значений в зависимости от ситуации и степени благовоспитанности. Если вы меня таким образом некультурно посылаете, то так и говорите! Тем более что я всё равно не уйду.

Собаки переглянулись. Видимо, им редко попадались такие разговорчивые и наглые жертвы. Псевдоболонка, кажется, вообще дар речи потеряла.

— Гр-р-р? — уточнил рыжий. — Ты из этих, что ли?

— Из тех же, что и ты, тормоз.

Я окинула пса самым презрительным из коллекции своих взглядов и повторила попытку попасть во двор. Но, видно, двортерьера в моём ответе что-то не устроило. Он шагнул в мою сторону и снова зарычал. Лохматая покосилась на старшего товарища и тоже попыталась изобразить что-нибудь грозное.

— В чём дело? — не поняла я. — Какие-то проблемы?

— Пар-р-роль! — гавкнул рыжий.

— Мяу? В смысле, зачем?

— Пр-р-роход неидентифицир-р-рованных лиц на ввер-р-ренную мне тер-р-риторию стр-р-рого запр-р-рещён. Исключение — пар-р-роль. Без пар-р-роля не пущу. Особое р-р-распор-р-ряжение… оттуда… — Пёс выразительно закатил глаза к ночному небу, затянутому плотной пеленой тёмных облаков. И, насколько я знала собак, означать этот жест мог всё что угодно. Начиная тем, что сообщение принесла залётная ворона, и заканчивая прямым приказом Верховной.

Я задумалась. Мне о пароле ничего не сообщили, а ведь задание передали всего полчаса назад. Что же такое могло произойти за это время? Пресловутое шестое чувство подсказывало, что ничего хорошего.

— И что, совсем никого не пускаете? А если я очень попрошу?

Рыжий виновато переступил с лапы на лапу:

— Пр-р-ростите, если нар-р-рушаю ваши планы, миледи, но не пущу. Пр-р-риказ, сами понимаете. Тут такой особый случай…

— А в чём дело? — Нельзя проявлять чересчур явный интерес. Но умеренное любопытство ещё никому не вредило.

— Да я и сам толком не знаю. Письмо прислали с нар-р-рочным.

Ну вот, я же говорила, что ворона принесла. Ох уж эти вездесущие птицы…

— А хоть какие-то соображения имеются?

— Да нет, вр-р-роде всё нор-р-рмально было… Я, пр-р-равда, не слишком в курсе. Я ведь даже не патр-р-рульный, пр-р-росто живу здесь неподалёку. Р-р-ричардом меня зовут.

— Мария, — представилась я. — А что, обычных людей вы тоже во двор пускать не будете?

— А обычные и сами не придут, — вмешалась лохматая. — Тут же барьер, не видишь, что ли?

Я присмотрелась и действительно различила за спинами собак лёгкое мерцание. Ага, тут и отвращающий, чтоб сбить с пути случайного прохожего, и обычный — если кто-то всё-таки попытается прорваться.

Впрочем, какие могут быть прохожие в три часа ночи? Разве что бомжи да загулявшие студенты. Ну на первых мне плевать, а вторым иногда даже полезно «случайно» не найти дорогу домой — впредь будут возвращаться вовремя.

— Ну что замолчала-то? — не унималась назойливая псевдоболонка. — Или ты барьер не видишь даже?

— Вижу я его, прекрасно вижу. И то, как паршиво он выполняет свою функцию, тоже вижу.

— Тяв? Почему паршиво?

— Да потому, что не больно-то он завернул меня с дороги. Я даже на сантиметр не отклонилась. И во двор могу пройти совершенно спокойно. Так что сама ты — тяв!

— Как это можешь? Никто, значит, не может, даже я, патрульная, не могу, а ты можешь?

— Ах так это ты местная патрульная?

Собаченция меня здорово развеселила. Признаться, я привыкла к тому, что в патрульные выбирают в основном овчарок или лабрадоров. Ну и сенбернаров, конечно. Но страж порядка, который чуть выше меня в холке и с уровнем ай кью ниже пятидесяти, — это… по меньшей мере забавно.

— Ну патрульная, и что с того? Уж всяко не чета тебе, на ответственной должности состою! А такие, как ты, ходят тут, работать мешают, мозги пудрят ерундой. Где ж это видано, чтоб барьеры не работали, да ещё те, которые сама Верховная ставила?!

— Верховная? Вот прямо-таки и сама? Признайся, лохматая, ты же её никогда в жизни даже не видела! — Лёгкая усмешка, ироничный прищур глаз. Я прекрасно знала, какое впечатление производят на окружающих мои глаза и никогда не стеснялась пользоваться этим маленьким преимуществом при общении с окружающими. А особенно с собаками. Тоже мне, друзья человеков!

Рыжий, поймав мой взгляд, стыдливо потупился. Кажется, ему было неловко за хамство несдержанной напарницы. Чего, впрочем, нельзя сказать о ней самой.