Кривая улыбка сдвинула бородку к уху.

— В таком случае вы обратились не по адресу. Вам следует пройти к проректору. Господин политкомиссар для вас, несомненно, все сделает.

И долгим ненавидящим взглядом проводил этого парня в косоворотке, который рвался в священные аудитории института.

Перед кабинетом проректора сидел кругленький бритоголовый человечек, положив на пухлую коленку левой ноги ступню правой, поглаживая рукой щиколотку и энергично вертя лакированным утиным носочком туфли. Завидев Медведева, сразу оживленно заговорил:

— Нет, нет, товарища комиссара нет. Товарищ комиссар, видите ли, сами учатся на третьем курсе и сейчас в мастерских. А мой сын, интеллигентный мальчик, сын интеллигентных родителей, не может учиться, потому что у папы ювелирный магазин. Но кто разрешил магазин? Советская власть. Значит, нужны мы Советской власти? Нужны! Без нас она в два счета сдохнет!

Медведев неприязненно оглядел его.

— Вероятно, вас это не огорчило бы.

Человечек обиженно засопел.

По коридору уже шел проректор, и его бас гулко и грозно катился перед ним.

— Где этот студент? Почему опоздал? Кто его родители?

За ним спешил экзаменатор, рыхлый моложавый человек в очках, на ходу что-то говоря ему в спину.

— Медведев! Так это ты сюда? Молчал. Скрывал. Молодчина! — загудел проректор, раскатываясь хохотом.

И Медведев с непередаваемым удивлением и удовольствием увидел черную бороду и черные нависшие брови своего сурового начальника — Латышева. Чекисты-революционеры, поколение пламенных рыцарей революции. Они всегда выбирали трудную судьбу: воевали, не спали ночей, распутывая интриги врагов, и находили время учиться в институтах, чтобы строить свое молодое государство. Таким был и Михаил Латышев, чекист, политкомиссар и студент, один из будущих прославленных строителей первых пятилеток.

— Извольте немедленно принять экзамен, — обратился политкомиссар к очкастому и, нахмурившись, добавил: — Да построже, пожалуйста.

Медведев почувствовал: между ними настоящее доверие, больше — настоящая дружба.

Провожая Медведева, Латышев обернулся к владельцу ювелирного магазина.

— А вы ко мне напрасно ходите. С вами разговор окончен!

Дождавшись, когда они вышли, человечек прошипел:

— Хамы! Государство хамов!

Солнце уже было низко над морем, когда Жора появился на пороге комнаты, охваченный солнечными протуберанцами, с пылающими рыжими клочьями на голове, радостно выставляя в улыбке все три своих зуба.

Он не удивился, застав в доме Медведева, небрежно растянувшегося на камышовой кушетке.

— Ну как там, запарили тебя бороды на экзаменах?

Вместо ответа Медведев показал на рогалик колбасы, хлеб и бутылку вина на столе. Жора быстро сел, по-деловому подставил жестяную кружку.

— С праздничком, значит!

Вино он выпил одним глотком, как водку. Закусывая, стал рассказывать, что к западу от Одессы, под Овидиополем, надо ждать скумбрию и неплохо с вечера поставить там сеть.

— Вот бы отдохнуть после экзаменов, сходить в море! — беззаботно воскликнул Медведев.

— А чего, можно... — неопределенно сказал Жора и пошел в угол, где стал перебирать рыболовную снасть.

— Да и помогу, если потребуется, хоть воду черпать, что ли!

Жора, не оборачиваясь, проговорил, посмеиваясь:

— Через два часа выйдем. Успеешь маме сказать, чтоб не волновалась?

— Пойду скажу маме, — в тон ему ответил Медведев.

Все вечера Латышев проводил на работе, в ГПУ, на Маразлиевской улице. Это было не очень далеко от Малого Фонтана, и Медведев через полчаса уже сидел перед ним.

Внимательно выслушав рассказ о футболистах и о Жоре, Латышев задумался, сунул в рот клок бороды, стал жевать.

— Я прошу разрешения съездить с ним, — сказал Медведев, по-своему истолковав молчание начальника.

— За тебя я боюсь, — наконец проговорил Латышев. — Может быть, тут ловушка. Ведь Жора твой ни разу прямо не высказался.

— Черт его разберет! Иногда мне кажется, ничего он не понимает, а это уж я так настроен: за каждым словом второй смысл слышу. А иногда сдается — хитрит Жора.

— Но Родневича-то он сегодня кататься возил, что ли? Почему ты прямо не спросил?

Медведев медленно покачал головой.

— Нельзя. Раз он не хочет прямо, не нужно. Пусть так.

— Может быть, он страхуется? Чтоб в подходящий момент отпереться: ничего не говорил, ничего не спрашивал, ничего не знаю. А?

Медведев убежденно ответил:

— Нет, он не трус. Он порядочный человек.

Латышев с удивлением глянул на него, потом захохотал:

— Э-э, ты, я вижу, романтик! Смотри не ошибись... Ладно, езжай. Я своих ребят отряжу — пусть на берегу подождут тебя. Но будь начеку! — И крепко пожал ему руку.

Когда Медведев возвращался на берег, за ним в отдалении следовали два молчаливых паренька. И как только он стал спускаться с обрыва, они еле слышным свистом дали знать о себе.

Жора в подвернутых брезентовых штанах стоял в воде, поджидая Медведева. Со звонким шорохом подкатила волна. Шаланда дрогнула и пошла. Луны не было. Жора усадил Медведева на весла, а сам взял руль. Он знал наизусть каждый камень у берега.

Скоро они вышли в черный зыбкий простор. Здесь Жора поставил парус.

В первый раз Медведев был в море ночью. Он слушал шум волн, глухо ударявших в борт. Тускло серебрились барашки пены. Ветер бил в лицо теплыми каплями. От могучего дыхания моря ломило грудь. Куда везет его Жора? Не ждет ли его на пустынном берегу Володя Родневич со своей бандой? А может быть, здесь, среди моря, ночью Жора попытается расправиться с ним и сбросить за борт, как в лермонтовской «Тамани»... Зачем же тогда он дал возможность предупредить о поездке?.. Кто он — друг или враг?

Жора молчал.

Когда Медведев решил, что они уже где-то на самой середине Черного моря, совсем рядом замигал огонек, другой... Светлая полоса берега возникла внезапно под самым носом шаланды. Раздался удар и шуршание гальки. Тотчас у борта появилась высокая фигура и заговорила на смеси украинского с немецким, так что сразу можно было признать немецкого колониста.

— Ну и ну! Целый шас чекаю! Унмёглих!

— Ладно, — оборвал его Жора, убирая парус. — Где ставить?

Оттолкнув шаланду, колонист вскочил на корму и повел лодку к ближайшим столбам, черневшим на воде. Медведев слышал, как он что-то шепнул Жоре и тот успокоительно ответил:

— Знакомый. На инженера учится.

Медведеву Жора снова поручил весла. Он с колонистом, подплывая от столба к столбу, быстро подвязывали сеть, выбирая и постепенно опуская ее за борт.

Кончили, когда небо посветлело и море стало серым. На берегу отчетливо виднелись белые домики рыбацкого поселка. Над трубами вился легкий дымок. От поселка к морю быстро шел одетый по-городскому мужчина. Едва шаланда снова ткнулась в прибрежный песок, колонист обратился к Жоре так, точно это ему только сейчас пришло в голову:

— О, Жора, за одним возьми человека в город. Их битте. Он на базар поспишает.

— Мне что!.. Пускай... — безразлично пожал плечами Жора и мельком взглянул на Медведева.

Человек вошел в лодку и устроился на дне, на бухте ржавого троса.

Описав широкую дугу, шаланда понеслась назад, к Одессе.

Небо над морем стало розовым. До самого горизонта зазеленела вода. И только кое-где длинные синие клинья врезались в изумрудную гладь. Посвежело.

Медведев еле сдерживал обуявшее его веселье. Теперь-то он разгадал Жору. Ну и хитрец же этот беззубый черт! О, пусть все видят: он ничего не знает, не подозревает. Он просто делает свое дело: ставит сети, ловит рыбу, бродит по берегу. А если люди пользуются всем этим для своих целей — пожалуйста! На здоровье! Заплатят десятку-другую? Тоже неплохо — пригодится на зиму. Остальное его не касается. Все на берегу от Днестра и до Днепра знают, что Жора не лезет в чужие дела и ни о чем не болтает. И люди любят пользоваться его добродушием. Ведь это же совершенно случайно он попадается им на пути как раз тогда, когда особенно нужен!..