«Во тьму! Там ужас, который стоит между мной и тобой!»

«Я не могу!» — так же мысленно ответил он, обнаружив, что произнес слова вслух.

«Там нет ничего, что ты не знаешь, там мертвая плоть, которая правит людьми!» — голос звал, голос манил, усыпляя и наваливаясь тьмой.

Тени вдруг стали явственнее и вышли из зеркала, Кирилл почувствовал, как они проходят мимо и касаются его, словно люди, которых он и знал, и не знал. Перед ним проплыла тетя Вера — и вдруг стала другим человеком, оставшись лишь неузнаваемой частью тела, потом внезапно нагнулся отец — и снова переменился, изрыгнув ругань…

Такой книги не могло быть! Руки мелко дрожали, он чувствовал, как вокруг него что-то происходит. Боль проходила через него, и не доставала. Нервы сдали — он захлопнул книгу и бросился прочь, на этот остановившись лишь на берегу…

Кирилл слегка удивился, когда заметил на причале Мирославу. Он медленно приходил в себя, стараясь избавиться от пережитого, сделав его все лишь воспоминанием — но получилось не сразу, тени не отпускали, преследуя его какое-то время, — и рассматривал девушку. Мирка сидела в конце помоста спиной к нему, опустив ноги в воду, и часто сбрызгивала лицо водой.

Кирилл слегка растерялся: была она той самой, или не была — какое это теперь имеет значение?

Ни Мирославе, ни Сашке помочь он не мог — он испугался. Видения все еще стояли перед глазами, но как-то смазано, будто таяли и внезапно становились узнаваемыми. Странно, именно нога болела в тот день, когда отец поднял его на руки и понес домой. Он почти был без сознания, когда отец что-то сказал ему на ухо, но отчетливо вспомнил сейчас. «Не бойся, я понесу, а ты держись за плечо!» И тетя Вера в тот день совсем вылетела из головы, будто ее вырезали, но она была — и именно так испуганно встретила их, вскрикнув и подхватив его.

Но кто были те, другие?

Туз напротив, сразу подошел к девушке и ткнулся мордой в плечо. Мирослава вполоборота повернулась, протягивая руку — и тут же, краем глаза уловив Кирилла, испуганно отдернула. Перестала болтать ногами и как-то затравленно сжалась, стараясь не смотреть в его сторону.

Выглядела она неважно. Невооруженным взглядом было видно, что разговаривать с ним она не намерена, всем своим видом показывая гордость и безразличие. Кирилл вдруг поймал себя на мысли, что Александр, возможно, в ее присутствии не столько раздражался, сколько умирал сам. Было в ее взгляде и в ауре что-то тяжелое, точно камень закрыл девушку. И он обманулся бы, но вдруг почувствовал эту силу интуитивно, как минуты три назад тени в зеркале.

Мирослава торопливо и неловко засобиралась, почти бегом, прикрывая оплывший глаз.

— Подожди… — вдруг попросил Кирилл, не ожидая, что скажет это. Слова сорвались сами собой, голос его прозвучал почти с отчаянием.

Девушка взглянула сердито и не ответила, но движения ее замедлились.

— Я понимаю… Ты думаешь, мы с Сашей заодно… — торопливо проговорил он, провожая ее взглядом. — Но это не так… Саша маму бил… Мы тоже все потеряли…

Мирослава вздрогнула и остановилась.

— Я знаю, Сашка тебе нравится… Но… — Кирилл запнулся, понимая, как сейчас нелепо звучат его слова.

— Анну Владимировну?! — Мирка, наконец, повернулась, не скрывая изумления.

Кирилл кивнул.

— Я давно хотел поговорить с тобой, но… — Кирилл взглянул на часы. Папины, швейцарские, противоударные, водонепроницаемые. Времени было еще много, но или мать, или Александр могли вернуться в любое время, непременно заглянув в его комнату, как обычно делали, а книга осталась на столе. — Ты не уйдешь? Я должен вернуться… Ненадолго. Никуда не уходи!

Кирилл уже бежал к огороду, перемахнув через две грядки.

Возле комнаты он замер, прислушиваясь, и только потом вошел, уловив в зеркале свое отражение. Книга лежала там, где он ее оставил, но кота поблизости не было. Сдернул с окна одеяла, аккуратно завернул книгу в полотенце, сунул под матрас, поправив подушку. На кухне приготовил бутерброды из хлеба, сыра и колбасы, прогрев в микроволновке — на всякий случай, если Мирка вдруг голодная, и полотенце. Стояла жара, пот катился с него градом.

Мирка ждала его. Было заметно, что она нервничает и, возможно, уже собралась уходить.

Кирилл как можно приветливее улыбнулся, протягивая целлофановый кулек.

— Есть хочешь?

Мирка тоже улыбнулась.

— Ты за бутербродами ходил?

— Нет, я кое-что оставил… Я искупаюсь? — спросил он в надежде, что за то время, пока остывает, продумает разговор с нею.

Мирка засмеялась, засмотревшись на него. Пожала плечами.

Девушка была обыкновенной, сломленная, но не озлобленная. И глаза… Не то голубые, не то зеленые — цвета морской волны. Если судить по тому глазу, который не был залит кровью.

Кирилл нырнул глубоко, чтобы достать обжигающую прохладу. И сразу вернулся, повиснув на помосте, вынул один бутерброд, проглотил в три приема. Невольно он покраснел, стараясь не смотреть на голые ее колени, на которых лежал кулек. Наверное, он впервые так близко дотронулся до девушки.

Бутерброды быстро закончились.

— Так о чем ты хотел поговорить? — спросила Мирослава, удивляясь.

— О нас… — Кирилл выбрался на помост, вытерся полотенцем и присел рядом. — Мне кажется, наши проблемы имеют один корень. Я хотел бы узнать… С чего все начиналось у вас? Ты же понимаешь, что мы в одной лодке.

Мирослава помрачнела и закусила губу, уставившись вдаль.

— Если ты не хочешь, можешь не говорить, — кивнул Кирилл. — Это брат тебя? Или он?

— Упала, — смутилась Мирослава.

— На глаз? — ехидно заметил Кирилл, не поверив. — Ты должна показать маме. Сетчатка могла отойти. Ты не должна обращать внимания на Сашку… Он раньше был другой, добрый, спокойный, раньше он бы тебя не обидел.

— Раньше все были другими, — горько усмехнулась Мирослава.

— Не все. Кто-то остался, как был. Да, нам не повезло. И мы можем оставить, все как есть, а можем попробовать разобраться.

— Ты говоришь, как взрослый, — рассмеялась Мирка.

— А я и есть взрослый! Мне шестнадцать месяц назад стукнуло, я в девятый перешел. Можно пить, курить, жениться… Если хочешь знать, я все умею! — похвалился Кирилл, расслабившись. Разговор не клеился, но знакомству положено начало. — А хочешь, пойдем сегодня на танцы? Ну, как моя девушка?

Кирилл снова покраснел, он вылез их воды, присаживаясь рядом. Мирка взглянула на него испуганно.

— Если Сашка тронет тебя, я его убью! — пообещал Кирилл. — Мы не на самом деле, мы сделаем вид… — он заметил, как Мирослава побледнела и задрожала губа. — Мне кажется, если бы все было как раньше, то Сашка обязательно обратил бы на тебя внимание. Ты не должна выходить замуж, это неправильно… Это даже не назло…

Кирилл вдруг заметил, что слова идут откуда-то из глубины его, внезапно срываясь с языка. И он понимает, о чем говорит, но не сразу, а лишь после того, как услышал их из своих уст. И обомлел, заметив рядом с развалившимся на прохладных досках Тузом кота, который жмурился на солнце и ехидно ухмылялся…

Да-да, именно ухмылялся!

— Может быть, враги наши именно этого хотят? Чтобы ты испортила себе жизнь, чтобы у нас жизнь не наладилась…

— Может быть, — прислушиваясь к себе, вдруг согласилась Мирослава. — Только знаешь, у меня столько проблем, которые сами собой не решаются. У меня нет образования, как у Анны Владимировны, мне никто помогать не станет. Мне жить негде, у меня дом развалиться. Крыша не выдержит, если снега будет, как в прошлом году. И газ к нам никто не подведет, хотя до нас осталось метров триста. А ты знаешь, сколько дрова стоят? Полторы моих зарплаты! А-а… — Мирка безнадежно махнула рукой.

— И об этом мы поговорим. Мы сами расспросим жителей. Тут есть пустые дома, в которых есть и крыша и газ, но никто не живет. Если попробовать выкупить у тех, кто нынче в новый дом переедет и отремонтировать, то там тебе и Славке будет лучше. Вы здесь не одни такие, — Кирилл обнадеживающе похлопал Мирку по спине, положив руку на плечо. — За рекой еще две медсестры живут и нянечки, я слышал разговор матери и Матвея Васильевича. Условия, у них, конечно получше, но как бы хуже. Этот вариант пока не утвердили, там многие дома пойдут под снос.