— Да как же не знают? Краску на лицо додумались, а на стене там, или на деревяшке какой нет?! — всплеснул Кирилл руками. — Взять, к примеру, Макса, попросил нас знак оставить, а они что ж, не сообразят? Первая буква, это человек — «я». Вторая — «ты», третья «я здесь», четвертая — «здесь враг», пятая… Предположим, солнце — круг. Встать — стрелка вверх. Спуститься — стрелка вниз, влево вправо… Солнце встало, два знака — и целое предложение. Враг идет — слово враг и ноги. Вот и письменность получилась. А там и до букв недалеко. Сначала союзы — а, и, о, я, е-е, у… Потом предлоги и приставки. У-шел, при-шел, на-шел. Если язык наш разложить, так ведь и получается — приставка и ноги. И целые слова. Для нас слово «нашел» никак не связано со словами ходить, но если вдуматься, то человек шел-искал-наступил. Как точно подмечено! Кажется я понял, в чем смысл японских иероглифов… — оживился Кирилл. — Получается, мы пользуемся языком древних, их грамотностью, письменностью, стилем изложения мыслей. И ничего нового не придумываем. А если и вводим в оборот новое слово, то заимствуем из других языков. Но, по сути, их язык ничем не лучше и иногда звучит так же отвратно, как если бы сказали на нашем. Скейборд — снежная доска. Брейк-данс — «тормоз танец», имиджмейкер — по-нашему имидж, для них изображение, изображение делатель. Скинхед — кожаная голова. Для них они не менее паскудно звучат, но они не призирают свой язык, как мы. Любое их слово прославляется, а мы свой начинаем тихо ненавидеть.

— А что мы хотели? — Машка пожала плечами. — Тысяча лет рабства — и стойкий иммунитет ко всему, что нам об этом напоминает. Мы пытаемся стереть тысячелетие из памяти, как дни нашего позора. Никто ж не считает себя потомком крепостных, и в то же время поголовно ищем царя и прочее дворянство, чтобы они с нами поручкались. Вроде как, равными стали. Не стали. Вымираем, как мамонты. От нашей деревни треть осталась, а многие и вовсе без жителей. У нас, наверное, только Москва живет и удельные княже, царские прихлебатели. И хоть как заставят на царя-батюшку помолиться — все цари великомученики, а гордость грех великий — гордыня!

— Ну, так как, что с ними делать-то? — перебил макс. — Отпустим, они нас тут же замочат, или своих приведут. Нам против всех не удержать оборону.

— Давайте попробуем для начала их покормить… — предложила простодушно Маша.

— Прикинь, мы даем им еду, значит, мы добрые, — рассмеялся Кирилл. — А как бы ты взглянул на инопланетян, которые решили тебя накормить?

— Земной едой? Или своей? — уточнил Макс.

— Ну да… — задумалась Машка. — Что бы им такое предложить?! Макс, поймай нам еще пару таких рыбин! Мы их в костре обжарим. Слышь, Кир, надо бы их поближе к огню, чтобы видели, что мы не собираемся их отравить. Заодно поймут, что мы не людоеды какие-нибудь…

— Разумно, — согласился Кирилл. — И гуманно. Вечереет, скоро ночь, а ночи здесь прохладные.

Пока Макс острогой и сачком отлавливал рыбу на ужин и запекал, а Машка собирала уже опробованные грибы и жарила, Кирилл перетащил зеленых человечков к костру, присел рядом, погладив каждого по голове. Развязал одному их пленников рот, глаза которого показались ему самыми умными и не напуганными. Потом начал неторопливые переговоры. Зеленый человек, похоже, из объяснений его не понял ни слова, и на мгновение Кириллу показалось, что он посмеивается над ним, кивнув на него пренебрежительно и что-то сказав свистяще своим связанным спутникам.

— Ну, как у тебя? — подошел Макс и сразу сообразил, что дело не сдвинулось с мертвой точки.

— Ты их как ловил? — нахмурился Кирилл. — Может, того, память отшибло?

— Нет вроде, я только одного оглушил, а, в общем-то, не сильно сопротивлялись, когда я пушку навел. Знают, чем пахнет. Учителя у них уже были! Ладно, удачи тебе. Кстати, рыба готова.

— Тащи!

— Маш, захвати рыбу…

Совать в рот еду зеленым человечкам пришлось по очереди и насильно. И ели сами, чтобы видели, что еда безопасна. А когда те поняли, что их просто решили покормить, осмелели и уминали за обе щеки не хуже Макса, у которого аппетит был отменный. И уже сами придвигались к огню, затянув какую-то странно знакомую песню. Нет, слова были своими, вернее, чужими, а мотив вполне человеческий.

— Да они же молятся! — вдруг воскликнула Машка, уставившись на пленников во все глаза. — Головами кивают на огонь…

— Придумал! — радостно-возбужденный Кирилл развязал одному из них руки. — Так, все молимся… Ничто так не объединяет, как Бог! Потом разберемся, что за Бог! На единоверцев не нападут!

Мысль Кирилла поняли с полуслова, присоединившись. И сразу заметили, как за ними внимательно наблюдают.

— Продолжаем, продолжаем! — подбодрил Кирилл напевая. — Изыйди, дух нечистый, да отвратится от меня всякое зло…

— Ты ду-у-у-у-маешь они на э-э-это ку-упяться? — сдерживая смех, грудным голосом пропел Макс, раза три ударившись любом о землю.

— Не-е-езнаю, но я бы ку-у-у-упилась… — пропищала Машка, выкрикнув нечто подобное, услышанное от пленников.

— Если поо-ооо-верят, посчитают чуууудом, тогда на нас ме-еее-Хе-Хе-стное духовенство прибежит посмотреть….

— Хватит, наверное, а то, похоже, у них крышу снесло. Глянь, какими масляными глазками смотрят! — остановился Макс. — Нам пора решать, что с ними делать. Может, утром выпустим? А то мне сильно не хочется ночью куда-то бежать…

— А зачем бежать? Мы ж как раз людей ищем, — напомнила Машка. — Ты думаешь, еще какие-то есть? Сомневаюсь. Мы их выпустим, а они народ приведут на нас полюбоваться. Мы ж теперь свои? Или нет?

— Хочешь сказать, это они замки тут повсюду понастроили?! — рассмеялся Кирилл.

— Нет, но… А если люди жили, как завоеватели? Предположим, построили колонию. А те, из центра, когда поняли, что влет убивают, пальнули по нам? Те, с замками, первые, а город вторые или десятые, сути не меняет. Мы с чего взяли, что наш мир не один из таких же миров? Тут тоже до космоса рукой подать! Выяснить бы, где он находится этот центр!

— Знаешь, Кир, если это так, то нам стоит их бояться. Они о нас не лучшего мнения, — расстроилась Машка. Страшно с такими… озлобленными! — окинула она зелененьких тревожным взглядом.

— А им с нами не страшно? — изменил тактику Макс. — Мы до зеленых соплей будем доказывать, что жить хотим в мире!

— И не докажем! — согласился Кирилл. — Во, влипли!

— Неужели мы всю жизнь проведем в бегах?! — расстроилась Машка. — Уж лучше сразу…

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Вы как хотите, а я их выпускаю. Ну прибегут, — решительно заявил Макс. — Спать будем по очереди. Встретим! Мы ж их разметем сразу. Если нападут, пальнем из пушек, делов-то!

Он развязал пленников, забрав оружие и погрозив пальцем.

— Не балуйте!

— А если у них тоже пушки есть?! — спохватился Кирилл, когда все четверо скрылись за деревьями.

— А что же они со стрелами? — прищурился Макс, потеряв душевный покой, в котором только что пребывал.

— Наконечники-то стальные! Прикинь, а если здесь у них деревня, а там мегаполисы? У нас и ракеты ядерные имеются, а дома у тебя, Макс, пушка есть?! У меня, например, даже рогатки… — Кирилл слегка напугался. — Черт, как же мы об этом не подумали?!

— Все, нам хана! Мы покойники! — убитая горем Машка заломила руки, подперев подбородок и уставившись в огонь.

И вскрикнула, заметив, что все четверо зеленых человечков возвращаются.

— Чего это они? — испуганно притих Макс.

— Не знаю! — Кирилл встал, испытывая волнение.

Зеленые человечки остановились возле костра, проговорив что-то на своем певуче свистящем языке, расселись возле костра, пытаясь улыбнуться своими безгубыми шелками ртов, обнажив острые ровные зубы. Щелки у них оказались на удивление эластичными.

— Похоже, им в лесу ночью страшновато… одним… — тихо прошептала Машка, опускаясь на землю.

— Стоп, а ты вещи их досматривал? — спохватился Кирилл.

— Да нет там ничего, одежда и веревка… А, забыл, коробка какая-то металлическая. У всех. Я открыть ее не смог… И фляжки… А смотрят-то, смотрят как!