— Щен! Ящерка! — позвала Грейс. — Не вздумайте никуда улизнуть. Вы сегодня уже неплохо отдохнули. Мы делаем новый пруд для лягушек-волов, и вы вполне можете поработать на обустройстве берега.

— Ну вот, значит, не получилось. Пошли, — вздохнул Щен.

Женщина дала мальчикам лопаты с короткими рукоятями, при помощи которых они устраивали для гигантских лягушек, жадных до своей собственной территории, дополнительную сушу — длинные искривленные земляные косы, вдающиеся в воду. Тяжелая, мокрая земля была очень темного цвета, и Ивэн, которому приходилось стоять на коленях, вскоре весь покрылся этой грязью. Заболели спина и ноги, пот катился ручьем, а мальчик все сооружал и сооружал земляные валы. Черными от грязи стали даже его блестящие наручники. Бок о бок с ним трудились Щен и еще трое ребят. Лягушки квакали не замолкая.

— Ты новенький?

Ивэн поднял голову. Рядом стоял мужчина весьма солидного возраста, с седеющими волосами и мясистым лицом. На вид ему можно было дать около пятидесяти лет.

— Господин Варл, — пробормотал Щен.

— Встань, когда к тебе обращается менеджер, — холодно бросил Варл.

Мальчик поднялся. Остальные с особым усердием продолжили работу.

— Как тебя зовут, парень? — осведомился мужчина. Как и Тинг, Варл был одет в желтое. Одежда на нем была чистая, однако ноги, босые, как и у остальных, были такими же грязными от ила и земли.

— Ив… Ящерка, — ответил Ивэн, стараясь сохранять спокойствие.

Горячая волна боли пробежала по его руке, мальчик вскрикнул и выронил лопату.

— Ящерка, а дальше? — спросил Варл.

— К нему надо обращаться «господин», — прошептал Щен.

— Ящерка, господин Варл, — произнес Ивэн, едва не давясь от отвращения.

— Ты хорошо провел сегодня время, Ящерка, — сказал Варл. — Надеюсь, тебе у нас понравилось. Завтра будешь работать, не разгибая спины.

И он удалился. Ивэн смотрел ему вслед. Потом вновь принялся за работу.

Прошло еще много времени, прежде чем браслет-наручник снова зазвонил. Рабы немедленно оставили работу и потянулись обратно к сараю. Солнце в это время уже клонилось к горизонту. В сарае Щен отвел Ивэна в облицованную кафелем душевую. Журчала вода, несколько человек, измученных дневным трудом, уже смывали с себя очередную порцию грязи и пота. В раздевалке вдоль стен висели полки с одеждой и грубыми полотенцами.

— Грязные вещи бросай вон в ту корзину, — объяснял мальчику Щен. — Когда вымоешься, возьми на полке свежее белье. Там все разложено по размеру. Это мужской душ, так что не бойся, девчонки сюда не заходят.

Когда они приняли душ и переоделись, приятель повел Ивэна назад, к прудам. Они сели под деревом.

— Тебе понравится, — заметил Щен и не добавил ничего больше.

Некоторое время они сидели в тишине, не тяготясь молчанием. Тьма сгущалась. Здесь совсем не так, как в залитом огнями ночном Сиднее. На небе выступили незнакомые звезды, слепящие своей яркостью, и Ивэн опять с тоской подумал об австралийской глуши, которую раньше так ненавидел. Во время вылазок в пустыню вся их семья была вместе. Он стал думать о маме, чем она сейчас занята, и удастся ли ему еще когда-нибудь ее увидеть.

Повсюду квакали лягушки. Мальчики сидели под деревом, упираясь спинами в шершавый ствол. Как приятно сидеть на твердой земле, а не посреди чавкающей и хлюпающей жижи. Внезапно Ивэн ощутил, что ему нравится присутствие Щена. Пусть они едва знакомы, но этот мальчик за сегодняшний день показал себя добрым другом. Ивану вдруг захотелось пожать ему руку. В некотором смущении он закашлялся.

— Что мы должны увидеть? — наконец спросил мальчик.

— Еще секунду, — отозвался Щен. — Уже скоро… Вот!

Вдруг откуда ни возьмись над прудами закружились облачка блестящих огоньков. Они взвивались, планировали к воде и опять взмывали вверх. Гладь пруда отражала их стремительный полет, и от этого казалось, что их еще больше. Будто маленькие частички раздробленной луны пляшут в комнате с зеркальными стенами. Прошло несколько секунд, и кружение прекратилось, огоньки замерли над прудами и болотцами примерно в метре от поверхности воды. Их серебристый свет заливал все вокруг, озаряя каждый листок и травинку.

— Что это такое? — совершенно пораженный, спросил Ивэн.

— Это приманка для жуков, — ответил Щен, явно довольный впечатлением, которое произвело на его приятеля это зрелище. — Жуководам не хватает насекомых, чтобы прокормить всех лягушек, вот они и выпускают светляков, чтобы приманить жуков со стороны. — Он рассмеялся, и Ивэн подумал, что ему нравится этот смех. — И зрелище получается очень красивое. Я всегда с удовольствием выхожу на него посмотреть.

Услышав над ухом комариный писк, Ивэн отмахнулся. Потом еще один комар сел ему на шею. Щен хлопнул себя по плечу.

— В том-то и дело, — вздохнул он, — долго тут не просидишь, а не то съедят живьем. Пошли.

Они направились к сараю, где, как объяснил Щен, находились жилые помещения для несемейных и для детей старше одиннадцати лет, и поднялись по лестнице на чердак. Большие затянутые сеткой окна защищали от насекомых, впуская внутрь освежающую ночную прохладу. С чердака пробивался теплый желтый свет, и Ивэн различил голоса. Лягушачье кваканье раздавалось теперь еще громче. Мальчик не знал, оттого это, что наступила ночь, или же земноводные твари кормятся жуками, слетевшимися на приманку.

Когда Ивэн поднялся на чердак, там уже было около трех десятков человек, мужчины и мальчики. Кто-то разговаривал, некоторые лежали на своих топчанах. В углу несколько человек были поглощены какой-то карточной игрой. Помещение освещали небольшие желтые лампы. Ивэну все это немного напомнило их вылазки на природу, потому что хотя они и находились под крышей, но общее впечатление было такое, будто под открытым небом. Этому способствовали высокие потолки, огромные окна, запах соломы.

— А как здесь зимой? — спросил он у Щена. — Очень холодно?

— Не-а. — Его приятель плюхнулся на лежак, стоявший рядом с тем, на котором этим днем проснулся сам Ивэн. — Иногда становится прохладнее, но это даже приятно. А что? Там, где ты родился, лежит снег? — Последнюю фразу он произнес с некоторым удивлением.

Ивэн сел на свой лежак.

— В наших местах — нет, но вообще там иногда бывает по-настоящему холодно.

— Я всегда мечтал увидеть снег, — задумчиво произнес Щен.

Мальчику в голову пришла одна мысль.

— А какая это планета?

— Она называется Июль IV. По-моему, тут какой-то скрытый смысл, но кого бы я ни спрашивал, никто точно сказать не может.

— Сколько ты уже здесь?

— А сколько себя помню. Когда мне было восемь лет, госпожа Бланк продала моего отца другому хозяину, а мама через год утонула в пруду. Оступилась и ударилась головой, а поблизости никого не было, кто мог бы ей помочь. Когда нашли, было уже поздно.

— Паршиво, — произнес Ивэн, а Щен усмехнулся.

Мальчик подвинулся к нему поближе и тихо прошептал:

— А бежать кто-нибудь пытался?

В тот же самый момент его руку и ногу пронзила острая боль. Он вскрикнул, но Щен быстро прикрыл ему рот ладонью. Мышцы и кости свело невыносимой болью, от которой Ивэн с минуту не мог пошевелиться. Потом боль отступила. Мальчик бессильно опустился на лежак.

— Никогда нельзя показывать виду, если срабатывают твои кандалы, — тихо сказал Щен. — Иначе достанется от тех, кто любит прогнуться.

— Так значит… некоторые слова нельзя произносить, — пробормотал Ивэн.

— Нельзя. И даже если ты просто шевелишь губами, чип в твоих наручниках все равно это почувствует и выдаст тебе как положено. Запрещенные слова он запоминает примерно со второго раза. И если уйдешь с территории фермы без разрешения, тебя сразу оглушит ударом. — Щен заерзал, пытаясь устроиться поудобнее на жесткой подстилке. — Даже и пробовать не стоит. Они всегда выходят победителями. Госпожа Бланк, по крайней мере, обходится со своими рабами по-человечески. Я слышал, здесь неподалеку есть фруктовые фермы, так там хозяин бросал людей в кипяток только за то, что его не назвали «господин». А его менеджеры заставляют женщин спать с ними, а мужчин избивают. Здесь еще неплохо, так что нам, можно сказать, повезло.