— Петр Ильич, по совершенно иным причинам, но я все же надеюсь, что ты прав.

— Ты можешь что-нибудь съесть, — сказал ему Черневог, когда Петр пришел в себя и обнаружил, что лежит прямо на земле, а на зеленых листьях, покачивающихся над его головой, поблескивают отблески костра. Он попытался быстро встать, но упал назад, тяжело ударившись головой о землю, и вновь почувствовал себя дурно. Через некоторое время он огляделся и увидел Черневога, который спокойно сидел около костра и читал книгу. Волк где-то рядом ощипывал подлесок.

«Да, — подумал Петр, — я бы мог бы сделать кое-что и получше. Саша наверняка ожидал от меня уж никак не этого. И меч, и книги… все пропало…"

— Ужинать, — сказал Черневог и сделал жест рукой в сторону их багажа, лежавшего по другую сторону костра.

Петру ничего не оставалось, как молча согласиться. Он встал, подошел к лежащим на земле мешкам и начал отыскивать среди них тот, где была еда.

В кустах, как раз в том месте, куда падала его тень, сидело нечто, уставившись на него красновато-золотистыми глазами.

Петр так и застыл, согнувшись над мешками.

Черневог неожиданно задвигался, и его поднявшаяся тень застыла рядом с тенью Петра.

Банник зашипел. Петр осторожно, едва не на четвереньках, попятился назад и встал, а тем временем блуждающая внутри него пустота становилась все холоднее и холоднее.

Петр почувствовал что банник явился за ним.

Затем он увидел, как тот начал медленно исчезать. Петр сделал еще шаг назад, прежде чем взглянул в сторону Черневога, но заметил только его тень в пламени костра. Он дрожал с головы до пят, сам не понимая почему, осознавая лишь то, что это существо пришло за Черневогом, а вернее за тем, что Петр носил внутри себя.

Волк фыркал, принюхивался к ветру, издавая тихое недовольное ржанье.

— Это и есть часть твоего мира? — сказал Петр, когда наконец смог вздохнуть. — Черт возьми, ведь он приходил за как раз за тем самым, что ты отдал мне!

Черневог промолчал. Петр видел перед собой только безликую тень на фоне костра и неожиданно вспомнил сгоревший дом и баню неподалеку от него.

Черневог всю ночь прятался в ней, запирая дверь на засов: он пытался призвать все свое волшебство против Драги, ожидая, что какое-нибудь существо откликнется на его зов.

Господи…

— У него не получилось, — сказал Черневог.

Петр оглянулся на вещи, лежавшие у костра, неподалеку от кустов. Разумеется, было глупо думать, будто банник мог скрываться за ними в засаде. Ведь это, черт возьми, был их банник, которому, правда, Саша не очень-то доверял, но тем не менее, банник был знаком Петру. Затем Петр забрал кувшин с водкой, не забыв про еду, которую потребовал Черневог, вернулся к костру и сказал, все еще покачиваясь от напряжения:

— Ужин, Змей.

Хозяюшка имела свои опасения по поводу того, что они отправились в путь в кромешной тьме, без всякой дороги, через густо заросший лес. Так же, видимо, полагал и Малыш, который предпочитал сидеть на спине у лошади или время от времени забираться Саше на колени, но никак не спускаться на землю.

Саша был почти готов к встрече с призраками, но до сих пор им так ни одного и не попалось. И он старался не думать ни о них, ни о чем-либо другом, что выходило за пределы мыслей о Малыше, Хозяюшке и о лодке, которая была его ближайшей целью. Поэтому он держался этих коротких сиюминутных мыслей, пытаясь проникнуться теми воспоминаниями, которые посещали Хозяюшку во время их пути. А они сейчас, разумеется, прежде всего были связаны с теплой конюшней в «Петушке» и, конечно, яблоками, единственным справедливым подношением за целый день тяжелой работы. Но почему-то она была сейчас здесь, в этом темном лесу, где яблок, вероятнее всего вообще не было, а ее любимый хозяин считал, что было бы совсем неплохо продолжить этот путь и выбраться наконец из этого места, где он опасался призраков и еще мало ли каких страшных существ.

Она была согласна с этим, хотя охотнее съела бы хоть что-нибудь прямо по дороге и, конечно, очень хотела, чтобы у нее была компания.

О которой Саша никак не хотел думать, черт возьми, не хотел, и все тут.

Малыш чувствовал себя очень одиноко и поэтому все время держался за Сашу. Возможно, он тоже хотел ему поведать о чем-то своем, но Саша до сих пор не только не смог проникнуть в его мысли, но даже побаивался близко знакомиться с ними, учитывая тот соблазн, который они открывали: слава Богу, что Малыш убегал и становился просто недоступен для Саши, особенно когда он чувствовал себя одновременно и безнадежно и глупо.

Однако сейчас он не хотел думать об этом, и поэтому переключился на рассуждения о водке и о том, что Малыш несомненно заслужил ее, а так же о том, что и Хозяюшка заслужила все те яблоки, которые могла бы съесть, если бы ему только удалось бы их найти.

Хозяюшка тут же прибавила ходу, будто и вправду хотела узнать, где были эти самые яблоки.

И вот, вместе с порывом свежего ветра, она учуяла воду. Саша, разумеется, тоже смог почуять ее, а Малыш тут же спустился вниз по гриве лошади к сашиным ногам и шлепнулся на листья.

Саша надеялся, что Малыш все-таки будет оставаться где-то рядом. Это место не внушало доверия никому из них. Саша находил в нем слишком мало света и слишком много воды.

А Малыш, чем бы он ни был занят, вдруг зарычал на что-то в ближайших кустах, в то время как Хозяюшка замедлила шаг, не оставляя своих сомнений по поводу этого места, которое пахло совсем не так, как хотелось бы ее хозяину, и уж вполне определенно, не пахло обещанными яблоками. Здесь скорее пахло старым деревом и земляной гнилью, может быть даже конюшней, но уж никак не самой лучшей. А Саша так и не мог сказать ей, даже читая ее мысли, как он обычно это делал, было ли это место действительно таким плохим или это просто виноват ее слишком чувствительный нос.

Малыш неожиданно появился прямо у ног Хозяюшки и выглядел теперь гораздо крупнее и внушительнее. Вдруг что-то шлепнулось в воду совсем близко, будто из-под сашиной руки. Саша надеялся, что это всего лишь испуганная лягушка, и даже прикусил губу, чтобы удержаться и не вспоминать про меч Петра. Такое желание было сейчас очень опасным, и к тому же, Бог его знает, что он стал бы с ним делать, когда он толком не знал как использовать обычную крепкую палку. Он припомнил, что у них в доме стояла такая палка, но сейчас это было слабым утешением… хотя она и могла бы послужить вполне подходящим оружием. В конце концов ему не помешала бы и хорошая толстая ветка, но у него не было никакого желания спускаться вниз на ее поиски.

Последовал новый шлепок и новая надежда на очередную лягушку. Хозяюшка чувствовала под ногами густую, похожую на желе тину и с отвращением фыркала. Она самым серьезным образом требовала выяснить общее согласие на дальнейший путь, поскольку здесь стоял такой отвратительный запах, да и дворовик думал примерно так же.

Но ее хозяин настаивал на своем, высказывая очень смутные заверения в том, что за ними по пятам следуют призраки и другие не менее страшные существа, которые так или иначе доберутся до них, если они не минуют это место и не выйдут к большой воде.

Поэтому ей ничего не оставалось, как сморщить нос и шагнуть прямо по колено в воду. Нечего было и думать пытаться перейти это место бегом или быстрым шагом, даже если у нее не пробегал мороз по коже от запахов и звуков, окружавших это место.

Здесь со всех сторон шептались ивы, плескалась вода, что-то стонало и взвизгивало, будто все место было охвачено нескончаемой болью. Хозяюшка очень не любила эти звуки.

Но ее хозяина интересовали лишь какие-то старые доски, о которых он думал не переставая, и Хозяюшка решила, что они в конце концов должны были означать конюшню, но нигде не было видно ничего похожего на нее.

— Малыш? — окликнул Саша дворовика, желая, чтобы тот был все время рядом с ними, и невольно упустил вслед за этим короткий обрывок запретного желания: как было бы здорово, если бы найти лодку означало бы тоже самое, что и найти Ивешку.