Эльга видела — Уилар ждёт её ответа. Она было открыла рот, чтобы произнести привычное «не знаю», но не смогла. Слова застряли у неё в глотке, и язык отказался повиноваться. На миг ей представилось, что слова Уилара — это лишь оболочка, за которой — нечто неописуемое, чёрный ветер; а её собственные слова как тряпицы, которыми она пытается закрыться от ветра: ураган подхватил все её «не знаю» и унёс прочь… или ураган унёс её саму, а слова остались на месте?
— Это… — произнесла она с трудом. — Это… как ловушка. Мы как будто бы заперли себя в тюрьме и выкинули ключ в окно. Если мы выйдем и найдём ключ, мы сможем открыть дверь… но мы должны открыть дверь для того, чтобы выйти. Решения нет.
— Решения нет, — согласился Уилар. — Невозможно решить эту задачу до тех пор, пока мы остаёмся в рамках нами же созданных правил. В пределах созданного нами мира невозможно выйти из запертой комнаты, не имея ключа. Но что, если причинно-следственная связь будет иной, не такой, как мы её себе мыслим? Мы ведь не только принимаем те или иные решения, но и формируем условия, внутри которых принимаются решения. Если мы соберём мир иначе, возможно, выйти из комнаты будет совсем несложно: сначала мы спустимся вниз, найдём ключ и откроем дверь… и лишь потом выпустим себя из комнаты.
Уилар поднялся на ноги.
— Решения нет, — повторил он. — Думай об этой задаче… нет, не думай — ощущай её, чувствуй, представляй… проследи её от начала до конца, до тупика, где «решения нет». А потом вернись к началу и перепиши условия.
Эльга почти ничего не слышала. Что-то неудержимо менялось в её внутреннем мире… ей казалось, что каждое слово Уилара — как комок тьмы, проникающий в комнату, которая была ей привычна и знакома… Освещение в этой комнате постепенно гасло, но вместе с тем менялись и её масштабы: сначала комната её сознания превратилась в полутёмный зал.. затем — в бесконечное открытое пространство; рядом с Эльгой дрожал язычок огня, а вокруг… вокруг была только тьма.
— Встань на четвереньки, — приказал Уилар. Эльга повиновалась.
— Беги.
Мысль о том, что рядом пропасть, пришла и пропала… мысль была блеклой и не имела никакой силы. Эльга побежала. Она бежала долго, каким-то необычным образом выгибая своё тело. Ей казалось, что Уилар что-то ещё говорил, но действительно ли он произносил какие-то слова или это были только её мысли? Или это были мысли Уилара? Или — эти мысли не принадлежали ни ей, ни ему, а кому-то третьему, кто подробно и методично рассказывал ей, кем она является? Кто бы это ни был — она сама, Уилар или некто третий — она узнала, что у неё шесть ног и что двигаться она должна, как двигается змеекошка. Она так и делала, больше ни о чём не размышляя. В какой-то момент тьма внутри неё начала отступать — слишком много сил требовалось для того, чтобы поддерживать это состояние. Волей неволей Эльга была вынуждена прибегнуть к более экономичному способу восприятия мира. Но, сфокусировавшись на окружающих предметах, она увидела, что мир претерпел существенные изменения. Она потеряла способность собирать предметы в привычные группы, предметы классифицировались теперь по совершенно новым, непривычным признакам. «Камни» больше не были «камнями», то, что было под ногами, в один момент могло стать стеной или наоборот.
Что-то схватило её сзади за шею. Эльга зашипела и попыталась ударить жалом. Безуспешно. То, что держало её, было десятикратно сильнее. Продолжая сжимать её горло, оно приблизилось и прошептало Эльге в самое ухо:
— Найди его след. Следуй за ним. Он прячется в предгорьях, рядом со скалой, похожей на кусок красного стекла. Забрав посох, немедленно возвращайся. Запомни, запомни, запомни — её зовут Скайлагга. Прежде чем дотронуться до оружия, произнеси её имя. Вперёд!
Какая-то сила отшвырнула шипящую Эльгу на камни, но она не упала — перекувырнулась в воздухе и, спружинив, приземлилась на все шесть лап. Бешеная ярость, исходившая, казалось, из самых глубин её существа, переполняли её. Она хотела только одного убивать. Рвать на части. Раздирать когтями. Вонзать зубы. Развернувшись, она с сожалением выпустила воздух из лёгких, раздувавшихся, как кузнечные меха. Она была готова убить то, что осмелилось схватить её, но — теперь она видела это ясно — силы были слишком неравны. Особенно ей не понравились странные гибкие образования за спиной высокого чёрного существа — то ли крылья, то ли когти, едва заметно подрагивающие, будто в предвкушении боя. Существо не двигалось, но Эльга знала, чувствовала всем своим телом — оно готово к её атаке. Эти крылья-когти… Они не нравились Эльге все больше и больше. Демонстрируя клыки и шипя, двигаясь то влево, то вправо, Эльга отступила к самому краю пропасти. Чёрная тварь не двигалась. Совершив финт, Эльга сделала быстрый кульбит назад, оттолкнулась от стены и во всю прыть понеслась вниз. То, что секунду назад было стеной, стало «равниной», по которой Эльга в её нынешнем облике мчалась совершенно свободно. В конце пути она, оттолкнувшись от камня, прыгнула вперёд… направления снова поменялись — то, что было равниной, снова стало стеной. С глухим хлопком пластины за её спиной раскрылись, выпустив короткие прозрачные крылья. Летать с их помощью было невозможно, но оседлать воздушный поток и мягко спланировать вниз — вполне. Эльга опустилась на землю и, на ходу убирая крылья, понеслась по ясному следу. Ощущая себя охотником, она испытывала состояние, близкое к эйфории — ведь такие занятия, как преследование и убийство, идеально отвечали всей её сущности, были её предназначением, её целью и ценностью, её жизненным смыслом. И только где-то глубоко, на самом дне сознания дремало… не сомнение, даже не отвращение… лёгкое удивление, вызванное новизной ощущений и тем, что раньше она (и в самом деле, это очень странно!) почему-то не понимала, в чём же состоит подлинный смысл её существования.
Малгелендорф с отвращением бросил посох к подножью красной скалы. Во время бега его не оставляло ощущение, что выкраденный у колдуна предмет готов в любую минуту ожить и ударить. По собственной воле Малгелендорф не стал бы и близко подходить к предмету, наделённому тэнгамом. По собственной воле Малгелендорф вообще бы не стал нападать на колдуна. Он преследовал людей уже двое суток и так и не сумел отыскать подходящей возможности выкрасть Лакомство. Девчонка ни на шаг не отходила от колдуна, но Малгелендорф не терял надежды. Когда они натолкнулись на пограничного стража, Малгелендорф сжался в комок и закрыл уши костяными пластинами — но всё равно вой истязаемого стража проник в него и заставил пережить несколько неприятных мгновении.
Потом страж затих, уйдя куда-то вниз, в горные недра, а охотничий демон почувствовал ветер. Ветер и взгляд. Хозяин был здесь.
Приказ Хозяина был более чем ясен, но поначалу Малгелендорф пытался сопротивляться. Ему совершенно не хотелось связываться ни с колдуном, ни с оружием, наделённым собственным тэнгамом. Из-за того что расстояние было слишком большим, Хозяин не мог силой навязать ему свою волю. Впрочем, в разуме демона-охотника Климединг по-прежнему мог читать, как в открытой книге.
«Если ты схватишь девчонку и он уйдёт один, ты позавидуешь участи Лакомства, — пообещал Хозяин. — Но если ты выполнишь мой приказ, я защищу тебя от колдуна… Без оружия он отсюда не уйдёт — а значит, не уйдёт и девчонка. Когда мы его схватим, ты получишь девчонку… всю, целиком».
Относительно того, действительно ли ему отдадут девочку, когда все закончится, у Малгелендорфа имелись очень большие сомнения, но он понимал, что выбора у него нет… Он скорее был готов поверить в то, что Хозяин устроит настоящую травлю, буде он посмеет ослушаться. Трансформировавшись в змеекошку, он невидимой тенью потёк вслед за беглецами…
«Вперёд» — приказал Хозяин. Малгелендорф прыгнул. Волевой импульс Климединга обрушился на блудного ученика, выбив на более низкий уровень реальности… Вырвав из рук Уилара оружие, демон-охотник мчался по скале, не веря в то, что все ещё жив, и каждую секунду ожидая удара в спину. Но удара не было. Хозяин, как и обещал, позаботился о нем.