— Он ссорился с кем-нибудь в последнее время? — спросил Уилар, не оборачиваясь.

— Да нет как будто бы… — Верцан пожал плечами. — Хотя, может, и дрался с кем из соседских… Только разве ж это ссора?..

— Чужие приходили в деревню?

— До вас, почитай, седмицы три никого не было…

— Хмм… А скажите-ка, ваш сын, случаем, не посещал ли недавно Эвардово аббатство?

Верцан вздрогнул и нарисовал в воздухе круг.

— Нет, сохрани Пресветлый…

— Может быть, без вашего ведома?

— Нет. Не могло такого быть. Это ж конным туда — день пути, а пешим если — то все четыре будет. И обратно столько же. А мой Явар ни разу ещё ночью нигде не пропадал… А вы, господин Бергон, для чего все эти вопросы задаёте?..

Уилар наконец обернулся.

— Это не болезнь, — сказал чернокнижник. — Это порча.

Летвила тихо ахнула, прикрыв рот ладонью.

— Попробую ему помочь, — продолжал Уилар. — Мне потребуется немного воды.

— Так вы, значит… — Во взгляде деревенского старосты мелькнул страх. — Вы и сами, значит…

— Ничего подобного. Я магистр богословия. Изгоняю нечистую силу святыми заклинаниями, чтением молитв и всенощным бдением. — Уилар произнёс это таким непререкаемым тоном, что на какой-то момент даже Эльга ему поверила.

Получив из рук Летвилы кувшин с водой и глиняную плошку, Уилар вытолкал растерянную семью из этой части избы и задёрнул занавеску.

— Магистр богословия… — пробормотал он, возвращаясь к кровати Явара. — Снимаю сглаз, вешаю на уши… Эльга, иди сюда. Следи за тем, что я рисую.

Он стал водить указательным пальцем по краю кровати, делая паузы между каждым отдельным знаком.

— Тебе знаком какой-нибудь из этих символов?

— Нет. — Эльга помотала головой.

— В Кроличьей норе ты не видела ничего похожего?

— Где?!

— В том подвале, в который ты лазила ночью в Кэтектоне, — терпеливо объяснил чернокнижник. — Люди моей профессии называют такие места Кроличьими норами. Это жаргон.

— Там не было никаких знаков, — растерялась Эльга. — И никаких кроликов. Только голос, который советовал, что делать… Потом… Там были большие пауки. Один из них залез мне в… — Она закашлялась — не могла больше говорить.

— Он остался в тебе? — спросил Уилар.

Эльга кивнула.

Чернокнижник задумчиво потёр подбородок. Через минуту он поднял с пола кувшин.

— Поскольку я не собираюсь нарушать свой пост, — сообщил Уилар, наполняя плошку водой, — снимать порчу придётся тебе.

— Мне?! Но я…

— Хочешь, чтобы мальчик умер?

— Нет, но…

— Тогда будешь делать то, что я скажу.

Эльга хотела сказать, что она не сумеет, но не посмела. Она уже усвоила, что Страшного Человека не интересует её мнение. Он делал то, что считал нужным, и всегда добивался того, чего хотел.

— А вы уверены, что это именно порча, а не болезнь? — робко спросила она.

Уилар тяжело вздохнул.

— У тебя, как и у большинства безмозглых людишек, населяющих этот мир, есть две потрясающие способности: принимать на веру абсолютную чушь и высказывать свои суждения о предметах, совершенно им незнакомых… Ты никогда не пыталась давать советы солдату, как правильно размахивать алебардой?

— Нет.

— А давать советы капитану, как управлять кораблём? Священнику — как правильно проводить богослужение?

— Нет, конечно…

— По-твоему, я плохо разбираюсь в своём ремесле?

— Нет…

— Тогда какого черта ты спрашиваешь, уверен ли я? — Уилар, приподняв мальчика, стянул с него рубашку. — Поверь мне, я разбираюсь в вопросах наведения порчи не хуже, чем первосвященник Гиллиом — в богословии.

— Но кому это могло понадобиться? — жалобно спросила Эльга. И торопливо добавила: — Я не сомневаюсь, я просто… не понимаю. Он ведь ещё совсем ребёнок!

— Кому угодно. — Уилар пожал плечами. — Судя по всему, это, так сказать, «дикое проклятье» — то есть выполненное без каких-либо предварительных процедур, путём концентрации одного лишь желания причинить вред. Жертва должна находиться в зоне прямой видимости на расстоянии не больше десяти-пятнадцати шагов… Скорее всего, кто-то из соседей постарался.

— Вы думаете, в деревне живёт колдун?

— Нет. Для того чтобы сглазить — а тем более ребёнка — колдуном быть совершенно необязательно. Достаточно иметь хоть чуть-чуть свободного тэнгама и желание напакостить. Но таким же желанием можно повернуть проклятие вспять. Сейчас мы этим и займёмся. Будь любезна, сплюнь сюда немного яда. — Уилар под нёс к её лицу плошку.

Она не стала спрашивать, что он имеет в виду — откуда-то она уже это знала. Паук в её горле приподнялся на лапках и поднял брюшко, готовясь приступить к своей работе. Когда Эльга склонилась над плошкой, паук несколько раз содрогнулся. Она увидела, что её слюна, капающая в воду, имеет желтоватый оттенок.

— Достаточно, — сказал Уилар. Он забрал плошку, протянул ей кувшин и предупредил: — Не вздумай сглатывать то, что осталось. Сполосни рот и сплюнь где-нибудь в углу.

Когда Эльга выполнила требование, последовали дальнейшие распоряжения.

— Сядь рядом с ним на кровать. Размешай слюну и воду. Будешь рисовать знаки, которые я покажу, у него на лбу, на губах, на груди и на всех суставах. И будь любезна, желай ему помочь — так сильно, как только можешь. Без твоего желания любые знаки — всё равно что лошадь без ног. Только твой тэнгам способен собрать заклинание воедино и заставить его работать.

И Эльга начала желать. Это оказалось не так-то просто — желать чего-то всеми силами души, одновременно в точности перерисовывая странные витиеватые буквы, которые Уилар чертил на скамье. В какой-то момент она почувствовала озноб — «внутреннее тепло» истекало из неё, как клубы пара, и впитывалось, втягивалось подсыхающими влажными знаками, оставленными её пальцем на теле Явара. Голова закружилась, заломило виски… Лицо Явара покрыла испарина. На миг Эльге представилось, что его тело — мешок без костей, в котором бьётся, силясь найти выход наружу, сгусток чего-то тёмного.

— Теперь ты должна сказать: пусть то, что пришло, выйдет вон и вернётся назад. Если оно пришло из сердца — пусть вернётся в сердце. Если пришло из глаза — пусть вернётся в глаз. Если пришло из уст — пусть вернётся в уста. Откуда бы ни пришло оно, пусть вернётся туда же.

Эльга повторила. Явар засипел и выгнулся дугой на кровати. Не глазами, а чем-то другим Эльга ощутила, как сгусток, метавшийся внутри мальчика, вытек из семи отверстий в его теле и, собравшись над его грудью в зловещий пульсирующий ком, метнулся куда-то прочь.

— Теперь нарисуй в воздухе круг, — пришла очередная подсказка. — Вокруг себя и вокруг мальчика… Все. Церемония окончена.

Уилар забрал из рук Эльги плошку с водой, отодвинул занавеску и вышел во двор. Беспокойно скулившая дворовая псина при его появлении отпрыгнула назад, припала к земле и глухо зарычала. Не обращая внимания на собаку, Уилар выплеснул воду, смешанную с Эльгиной слюной, за калитку, а саму плошку бросил на землю и раздавил сапогом — принимать пищу из этой посуды было нельзя. Вернулся в дом. Эльга сидела на скамье, бессильно прислонившись к стене. Притихшее семейство напряжённо следило за «магистром богословия» и его дочерью.

— Все, — сказал Уилар, укрывая мальчика одеялом. — Завтра он будет здоров. А сейчас пусть спит.

— А как же это… бденье всенощное?.. — робко напомнил Верцан.

— На этот раз можно будет обойтись без бдения, — совершенно серьёзным тоном ответил Уилар. — Хватило и десятикратного упоминания имени святого Эварда для того, чтобы вернуть эту порчу туда, откуда она пришла.

Эльга, услышав эти слова, несмотря на не отпускавшую её телесную слабость, не смогла не улыбнуться.

Проснулись с рассветом и, наскоро позавтракав, стали собираться в путь. От шума проснулись дети — и в том числе Явар. В одной рубашке, босиком, он вышел на середину комнаты и долго с удивлением рассматривал гостей.

— Мама, а кто это? — спросил он наконец. Летвила шмыгнула носом и обняла сына.