Эльга не могла ответить на этот вопрос. Она столкнулась с реальностью, которая упорно не желала укладываться в рамки её представлении о мире как о чём-то гармоничном и справедливом в своей основе. Её вдруг посетила ужасающая мысль: добра и зла нет ни на этой стороне, ни на той. Да и существуют ли они вообще? Есть ли чистое зло, с которым нужно бороться, и чистое добро, за которым всегда нужно следовать? Раньше она думала, что есть. Теперь она в этом сомневалась. Все перемешалось, и стало невозможно отличить одно от другого. Слушая то, что говорили все эти люди, она как будто бы сражалась сама с собой внутри своего собственного разума. Какая из двух половинок её «я» проигрывала битву, а какая побеждала? На этот вопрос невозможно было ответить. Когда престарелый мужчина (который сам не обладал никакими колдовскими способностями) стал рассказывать о том, как его пятилетнего сына забили кольями из-за того, что в присутствии мальчика сами собой летали по воздуху вещи, Эльге казалось, что её сердце истекает кровью. Мальчика трижды подвергали процедуре экзорцизма, но это не помогло. Впрочем, его убили не сами шээлиты, а обычные горожане, не желавшие жить рядом с «одержимым».
Она не могла, не хотела принимать ту реальность, которую ей демонстрировали сегодня. И как бы в ответ на её безмолвный стон на трибуну поднялся человек, вовсе не собиравшийся жаловаться на произвол шээлитов.
Это был тот самый высокий белобородый старик, который повстречался Эльге и Уилару на въезде в город.
Он был одет очень торжественно: длинная белая мантия и плащ бирюзово-жемчужного цвета, расшитый золотом и серебром. У него был глубокий, хорошо поставленный голос.
— Меня зовут Осгьен ан Трейт, — представился старик — По роду своих занятий я, как и многие из вас, практикую Искусство. В частности, я занимаюсь астрологией, криптографией, мёртвыми языками, расшифровкой различных идеограмм, составлением монограммных заклинаний… Надеюсь, все присутствующие знают, что такое монограммные заклинания? Нет? Хм. Впрочем, это не так важно, поскольку не имеет никакого отношения к тому, что я собираюсь сказать. — Оратор сделал короткую, но выразительную паузу. — Мы с вами выслушали несколько трагических историй, которые, пожалуй, могут оставить безучастной только самую чёрствую душу. Я выражаю этим людям свои самые искренние соболезнования. Впрочем, мы живём далеко не в идеальном мире, и если в этот зал пригласить, скажем, крестьян. безвинно пострадавших в войне между Нээрскими баронами, то не сомневаюсь — мы бы услышали от них ещё более душераздирающие истории…
По залу пробежал ропот.
— ОДНАКО! — Осгьен сделал ударение на первом слове, чтобы перекрыть шепотки. — Как я уже сказал, я выражаю безвинно пострадавшим от шээлитов или от гражданских властей, или от обезумевших соседей, устроивших самосуд — я выражаю им всем своё самое искреннее соболезнование. БЕЗВИННО пострадавшим. — Он снова сделал паузу, давая собравшимся сполна уразуметь смысл его слов. — Каковыми среди выступавших были далеко не все. Было бы интересно узнать, почему благородный барон Мерхольг ан Сорвейт, — тут голос Осгьена наполнился откровенной жёлчью, — не упомянул в своём выступлении, когда он жаловался на то, что в его земли вторгся посланный Церковью граф Арир ан Танкреж — да, так вот, почему же барон Мерхольг не рассказал, что послужило причиной этого вторжения?! Почему он не рассказал, что это вторжение было предпринято лишь после того, как он уже не один год подряд игнорировал требования явиться в Сарейз для справедливого суда?!! Ему предъявлялись очень тяжкие обвинения, но если он был невиновен, конечно, он легко мог оправдаться…
— Брехня!!! — взревел барон, вскакивая на ноги. — Всем известно, каким образом в Сарейзе вершится «справедливый суд»! Будь я настолько глуп, чтобы отправиться туда, я бы здесь не стоял!!!
— Да? — Осгьен чуть наклонил голову. — Возможно. Но, может быть, вас казнили бы вследствие того, что предъявляемые вам обвинения были не так уж несправедливы, и вы это прекрасно осознавали? Или вы всё-таки невиновны? Вы никогда не грабили, не убивали, не насиловали…
— Гнида!!! Я тебе голову оторву!!! — заорал окончательно взбешённый Мерхольг. Он хотел было броситься к оратору, но, переведя взгляд на герцога, жестом повелевшего ему успокоиться и сесть обратно, вспомнил, где находится, опустил голову и, с трудом пересилив себя, вернулся на место.
— Вот видите! — Осгьен развёл руками с видом «что и требовалось доказать». — Можем ли мы быть уверены, что человек, способный убить за несколько слов, притом учтите: я ни в чём не обвинял барона, я только осведомился, совершал ли он все эти преступления или нет? — можем ли мы быть уверены, что на земли этого человека и впрямь вторглись без всяких. как он говорит, «оснований»?! — Астролог обвёл всех присутствующих пронзительным испытующим взглядом. — И он отнюдь не единственный такой вот «безвинно пострадавший»! Есть и другие, одно присутствие которых вызывает у меня самые серьёзные сомнения в целесообразности данного собрания! Я мог бы назвать их имена. Но не стану делать этого — по двум причинам. Во-первых, эти имена и так всем — или почти всем известны. Во-вторых, список будет слишком длинен… Я ещё не закончил!!! — Он оглушительно хлопнул ладонью по дереву в ответ на возмущённые возгласы, раздававшиеся со всех концов зала. — Пока эти люди присутствуют здесь, мы ничего не добьёмся! Действия церкви и гражданских властей — всего лишь реакция, иногда излишне болезненная, на действия тех, о ком я говорю, тех, кто в данную минуту сидит среди нас и нагло ухмыляется мне в лицо!.. Тех, кто…
Эльга осторожно скосила глаза. Уилар, конечно же, ухмылялся.
— Нам стоит задуматься о том, — Осгьен назидательно поднял вверх тонкий узловатый палец, — что пока эти люди остаются среди нас, нас всегда будут смешивать с ними в одно целое и предъявлять нам счета за преступления, которых мы никогда не совершали! Мы все возмущены тем, что делает джорданитская церковь по отношению к нам, но давайте задумаемся не о её видимых действиях, а об их причинах! В каждом из нас подозревают чернокнижника или малефика [Малефик (лат.) — вредитель], заключившего договор с дьяволом, но таковых среди нас — видит Бог — лишь незначительное меньшинство. Однако до тех пор, пока они будут оставаться с нами, наше положение год от года будет лишь ухудшаться и ухудшаться. Безумие — бороться с Церковью, как предлагали тут некоторые горячие головы. Нам следует не озлоблять против себя джорданитской клир, а, напротив, стремиться всеми силами к сотрудничеству с ним, к оправданию себя в их глазах. Даже если десять из нас направляют свой природный Дар на лечение, на всевозможную помощь людям, достаточно будет и одного негодяя, балующегося с некромантией или демонологией, чтобы перечеркнуть труд этих десяти! Нам нужно избавиться от этих мерзавцев, потому что они компрометируют всех нас, сотрудничать с шээлитами в их поимке, противостоять им во всем, бескорыстно помогать людям — и тогда, я уверен, Церковь в корне изменит своё отношение к нам!!!
Пока Осгьен произносил последнюю фразу, его дрожащий от праведного гнева палец устремлялся то к одному, то к другому «негодяю» — от барона Мерхольга к Мэзгриму ан Хъету, от Мэзгрима — Уилару Бергону, от Уилара — к Джейсу ан Пральмету, младшему брату Агиля, известному своим буйным нравом.
— Очень забавный человек, — вполголоса произнёс Сезат Сеот-ко, когда Осгьен под шум разбушевавшегося собрания величественно сошёл с трибуны.
— Я с ним знаком, — также негромко ответил Уилар. — Он слишком много читает. И слишком мало понимает прочитанное. Иначе бы он помнил, что астрология, изучению которой он посвятил всю свою жизнь, осуждается в Книге Жизни точно так же, как ворожба и вызывание мёртвых.
— Зачем его пригласили? — Мастер Проклятий с лёгким недоумением передёрнул плечами. — Какой от него толк?
— Это надо спрашивать не у меня, а у Айлиса Джельсальтара. Мне тоже кажется. что тут чересчур много лишнего народу. Слишком многие легко поверят в ту чушь, которую несёт Осгьсн. Слышишь? — Уилар качнул головой, обращая внимание соседа на невообразимый гвалт, по-прежнему стоявший в зале. — Эти кролики надеются, что если им удастся избавиться от волков, то после их благородного поступка охотники перестанут обращать на них внимание.
