— Мы в этой одежде из кожи похожи на первобытных людей. Я не знаю как ты, конопатик, а я чувствую себя среди хатов как Гулливер в стране лилипутов, — угрюмо обозвался брат.

— Но они так к нам добры, а ты неблагодарный. Сам же притащил нас сюда или твоя жажда к приключениям снова зовёт тебя вперёд?

— Если бы ты знала, как мне надоели эти горшки! — с чувством воскликнул он. — Ты хотя бы бродишь везде, свободно гуляешь по лесу, собираешь всякие там цветочки с Ио, а я сижу здесь. Хотя конечно, кое какую пользу и я для себя извлек. Че знает язык охийцев, я упросил его научить меня ему. Этот язык чем-то похож на арабский, представляешь, сижу, леплю горшки, и в голове у меня гончарство переплетается с охийским, это как вмонтированный в голову плеер.

— Зачем тебе именно охийский? А глиняные свистульки тоже может когда-нибудь пригодятся Джон-гончар. Учти, одного знания языка мало и когда ты соберешься туда идти, я с тобой не пойду, мне и здесь не плохо. Хватит с меня того, что я до сих пор иногда думаю, что я чокнулась, и это всё вокруг не настоящее.

— Завтра у хатов большой праздник весны, на поляне соберутся все хаты этого леса, от мала до велика, наконец, я увижу, сколько их на самом деле. Мы здесь уже три месяца и кое-кому завтра день рождения.

— Спасибо, что напомнил. Не говори никому, ладно?

— Поздно, Мариэль все уже знают. Я тебе в подарок даже свистульку слепил, — Джон хитро сверкнул своей очаровательной улыбкой.

Шум праздника стихал, большой костёр догорал, а лесной народ не спешил расходиться. Целый день они плясали возле огня, поклоняясь его духу, приносили духам огня дары, благодарили их за то, что огонь согревал лесной народ и давал пищу. Просили уберечь их лес от пожаров. Вдруг Мариэль перестала слышать их мысленный разговор, значит, хаты замолчали. Джон встал:

— Сегодня моей сестре исполнилось девятнадцать лет. Я очень благодарен лесному народу, искренне и от души, если бы не вы — нас с сестрой не было бы уже на этом празднике. Вы наши настоящие друзья, а мы навеки ваши. Мариэль, мы с Че сделали тебе в подарок амулет-оберег, а Ио вложила в него какую-то тайную силу, которая будет тебя охранять, — торжественно произнес он.

Ио подошла к сидящей у огня Мариэль и бережно одела ей на шею амулет — «никогда не снимай».

— Но это ещё не всё! Закрой глаза! …Открывай! Это тебе лично от меня, — Джон держал в руках самый настоящий торт с зажженными маленькими восковыми свечками, небольшой, корявый, но всё-таки это был торт. — Загадай желание и задуй, — важно сказал светящийся от радости Джон. — С днём рождения, сестрёнка!

— Спасибо вам! Спасибо тебе огромное, Джон, я от тебя такого подвига не ожидала, — расчувствовавшись пролепетала девушка, с улыбкой обводя глазами собравшихся.

— Немыслимо, ты сам испёк торт, наверное, этот подарок я буду помнить всегда! — она, не задумываясь, загадала своё единственное желание и на одном дыхании задула свечки.

— Кстати, я тоже буду помнить, с каким трудом мне удалось его испечь. Оказывается, лепить из глины гораздо проще! Хаты никогда раньше не пекли торты, они отказались помогать мне в этом и смотрели на меня подозрительно, как на дурака.

— Как я тебя понимаю, мой бедный брат, — рассмеялась Мариэль, — Угостим всех желающих по маленькому кусочку, может им понравиться наша традиция.

— Боюсь, таких смельчаков найдется немного, они догадываются, что повар из меня никудышный.

Прошло ещё пару недель, и в очередной раз Мариэль и Ио отправившись в лес, остались там на ночь, в небольшом шалаше, вдали от всех, так как Ио хотела на следующий день продолжить свой путь. К вечеру второго дня они вышли за пределы леса, за его северные рубежи. Мариэль увидела вдалеке поля, рощи и зеленые холмы. А ещё верхушку белой башни. Вдруг из лесочка выехала группа всадников.

«Мы ещё на нашей территории Мариэль, не стоит их опасаться»

— Это охийцы? — она вглядывалась вдаль, но они были слишком далеко, чтобы можно было получше их разглядеть.

«Да, они иногда развлекаются и захватывают близлежащие земли. Скоро, очень скоро придёт и наш черёд. Смотри, Мариэль, это Охия — земля семи лордов. Наш народ давно наблюдает за ними, но мы никогда не были с ними дружны. Я не могу сказать, что все они плохие или хорошие, просто другие. То, что ты видишь перед собой — это земли первого и главного среди них, лорда Ламарка»

— Почему же тогда ты так спокойно говоришь о том, что они захотят отнять у вас вашу землю? Ты это предвидишь, и лесной народ ничего не сделает?

«Они не смогут отнять у нас лес. Мы не будем воевать, хаты укроются в своих тайных шатрах. Проходы заколдованы и охийцы никогда не пройдут, им надоест блуждать среди деревьев. Так было уже не один раз. Пройдёт время, и ты поймешь, кто мы, а кто они и кто на самом деле ты, наберись терпения и узнаешь»

Больше Ио не упоминала об охийцах, хотя она прекрасно слышала мысленные размышления Мариэль, но видимо предпочитала отмалчиваться. Мариэль любила загадки, но не такого рода, когда дело явно касалось её судьбы и все ответы пока от неё скрывались. Она понимала, что если Ио решила молчать, то уже ни за что не скажет, вредная старуха упорно придерживалась какой-то цели. Всю обратную дорогу её не покидали эти мысли, больше всего на свете Мариэль не любила неопределённости и томительного ожидания.

— Джонни! Джонни! — Мариэль заглянула в шатёр к Че. Джон старательно, с видом мученика месил глину.

— Я вернулась. Мы с Ио выходили из леса хатов, и я собственными глазами видела охийцев, их земли.

— Ты, наверное, хочешь, чтобы я умер от зависти? Я тоже хочу погулять! Че сказал, что через пару дней мы закончим, и у меня будет целая неделя ничегонеделания.

— Ну, а сегодня ты можешь отдохнуть? — спросил нетерпеливо Джон на третий день своего «отпуска».

— Завтра, Джонни, завтра. — Уже в который раз отвечала ему Мариэль.

Наконец, Ио отпустила и её. Они бродили вдвоём по лесу почти целый день, болтая о том, о сём, вспоминая братьев, свою прежнюю жизнь.

— Так странно не видеть в небе самолётов, а на дорогах линий электропередач.

— Тут и дорог то толком нет, не то, что столбов, Джон. Этот мир и похож на наш, я имею в виду природу, землю, небо, и в то же время здесь всё иначе. …Ты слышишь этот шум, это не птицы, это лошадиное ржание. Бежим скорее!

По иронии судьбы Джон и Мариэль спрятались за тем же самым деревом, что и в первый день своего прибытия. Дорога в шатёр была перекрыта всадниками-чужаками.

— Незаметно нам не пробраться, их слишком много, — прошептал Джон.

— Ио говорила, что в моменты опасности проходы открываются только для хатов. Нам надо спрятаться, это охийцы, я уверенна, — так же тихо ответила Мариэль.

И в тот же самый миг, и слева и справа одновременно выехали всадники, сразу же обнаружив чужаков.

Великолепные кони стали нетерпеливо гарцевать на месте. Четверо всадников с презрительным высокомерием оглядывали двоих прижавшихся к дереву людей. Один из них, самый старший, что-то сказал, обращаясь к Джону. И Джон неуверенно, но ответил ему. Между ними завязался разговор. Причем только одна Мариэль не поняла ни слова, она с приоткрытым ртом смотрела на то на брата, то на незнакомца.

Что говорил ему Джон, но только вот всадник вдруг рассердился и смачно плюнул на землю, потом ткнул тупым концом своего копья сначала в Джона, а затем в Мариэль, произнося при этом «навас», «наваса». Дальше они и оглянуться не успели, как их связали и оставили под тем же деревом.

— И где это ты так быстро научился их языку, полиглот несчастный!?

— Я же тебе ничего про твою траву не говорю! Я всё верно ему сказал, и он меня понял. Но, кажется, мы с тобой попали по самое никуда.

— И в продолжение этого радостного момента, можно задать тебе ещё пару вопросов, братишка? Что ты им наговорил?!! И, что такое наваса?!!

— Не ори, я сказал им, что ты немая. Не таращись на меня так, это для твоего же блага. Он спросил кто мы, а я сказал, что мы путешественники и просто так здесь гуляем. Тогда он спросил, куда подевались хаты, а я ответил, что понятия не имею, кто это и никого здесь не видел. Вот…, и он мне не поверил, плюнул и обозвал нас рабами.