Женщина еще только поворачивалась, а смех Живца уже успел перейти в судорожное бульканье, труп затрясся, завыл в безнадежной тоске…

И вот на носилках застыл скелет, обтянутый тонкой, восковой кожей. На этот раз — мертвый окончательно.

— Ты… ты убил его? — Сатьявати с испугом разглядывала незваного гостя.

Вишну был точно таким, как статуя в центральном храме Хастинапура, таким, каким видела его она совсем недавно, глазами мертвого Кичаки.

— Да, я убил мерзкого Веталу. И заодно спас достойного брахмана, которого твоя прихоть чуть было не обрекла на адские муки, а он их ничем не заслужил!

— Чем же тогда заслужил смерть мой сын?! — царица дерзко взглянула в лицо Богу, и на миг ей опять показалось, что она видит перед собой свое отражение. — И кто следующий?

— Не только мертвые не лгут, дорогая. Я — тоже. Но всему свое время. Сейчас речь не о твоем сыне и не о тех, кому предстоит умереть, — сейчас речь о тебе, моя упрямая аватара. Итак, ты еще хочешь знать, кто ты?

— Аватара?! — отказываясь верить, но уже понимая, что это — правда, прошептала Сатьявати.

— О, если бы просто аватара! — широко улыбнулся Опекун Мира. — Я тебя создал, милочка! В прямом смысле слова. В конце концов, то ли Тваштар, то ли Пуруша[64], то ли дедушка Брахма наплодил же всяких тварей сверх меры! В том числе и апсар-танцовщиц, которые, по преданию, были слеплены из океанской воды… Чем я хуже? Я, Опекун Мира, чье место уж наверняка возле Пуруши! Вот и решил попробовать — по образу и подобию, так сказать!

— Ты создал МЕНЯ?! Слепил из воды?! — Творение с ужасом отшатнулось от смеющегося создателя.

— Слепил, детка. Из водички Ямуны. Недаром, видать, речка носит имя дуры-утопленницы, сестрички-близняшки и любовницы Петлерукого Ямы! Лепишь, и душа поет — красота! Помнишь, твоему приемному папочке еще сон был?

— Но если сон Юпакши был вещим, — заикаясь, прошептала Сатьявати, — тогда у меня должен быть брат!

— Умница, — кивнул Бог, но на красивом лице Вишну ясно отразилось неудовольствие. — Так уж вышло… Я-то хотел сделать тебя одну, но, как известно, первый каламбхук блином! Вместо одной вышли двое: мальчик и девочка. То ли женского начала оказалось маловато, то ли мужского в избытке… — Вишну обращался скорее к самому себе. — Ладно, не твоего ума дело! А брат у тебя действительно есть — Матсья, царь матсьев. Ну а ты — царица в Хастинапуре, так что вам обоим грех жаловаться на судьбу!

— Я не жалуюсь, — странно прозвенел голос женщины. — И впрямь грех: теперь я знаю, кто я! Кто меня такой сделал…

— Ты еще не все знаешь, — без церемоний оборвал ее Бог. — Молчи и слушай, моя упрямица! И слушай внимательно — потому что от тебя сейчас зависит очень многое, в том числе и жизнь твоего младшего сына!

— Я слушаю тебя, создатель, — струна порвалась, и голос блудной аватары можно было описать одним словом: «никакой».

— Вот и молодец! А я уж считал, что ты совсем никчемной вышла… Делал-то я тебя зачем? Чтоб моя детка стала себе женушкой красавца Гангеи, нарожала ему уйму сыновей-наследников, которые, в свою очередь, и от мамочки бы кой-чего унаследовали…

— И твои аватары правили бы Великой Бхаратой?

— Ты догадлива. Но увы: Бог предполагает, а случай располагает! Этот проклятый запах рыбы! Я ничего не мог с ним поделать!.. Я, Вишну, Опекун Мира, один из Троицы — не смог! Обидно, детка! Потом, когда вы с Гангеей хрюкали в челне, я малость поуспокоился, но рождение урода Вьясы меня опять насторожило. Впрочем, я надеялся, что следующие ваши крошки будут выглядеть поприличнее для восшествия на престол…

— Вьяса — тоже твоя аватара?

— Частично, — туманно помахал рукой в воздухе Опекун. — Но Черный Островитянин помогает мне вполне сознательно, и того же я хочу от тебя.

— Заставь. Ты же наверняка это можешь!

— Могу, детка. Но не хочу. Грозный в отличие от тебя не пальцем делан. — На мгновение Бог отвел взгляд в сторону, что не укрылось от Сатьявати. — Я заставлю тебя, а этот шут мигом полезет наружу заставлять мальчика… Проклятие, с самого начала все пошло вперекос! Рыбья вонь, урод Вьяса, потом тебя встречает раджа Шантану, и Гангея дает свой дурацкий обет! Кому от этого стало лучше, скажи на милость?! Мне? Тебе? Гангее?!

Жещина молчала, потупившись. На этот раз слова Бога задели за живое. Опекун Мира был прав.

— Давай не будем ссориться, детка! Судьба смеется нам в лицо? Не взять ли ее за глотку? Сообща? Что скажешь?!

— И чего же ты хочешь, Бог-убийца? — россыпь медных монет-слов издевательски заплясала на плитах, и Вишну с искренним удивлением воззрился на женщину.

— Убийца? А-а, твой сын Читра! Увы, любовь любовью, а финики врозь! Мальчишка в качестве раджи меня никак не устраивал… Зря волнуешься, между прочим — твой замечательный сынуля сейчас в моих садах Вайкунтхи, по пять апсар за ночь имеет! На второе рождение палкой не загонишь! Тоже мне, нашла из-за чего переживать! Знаешь ведь — душа бессмертна!

— Знаю, — прозвучал ответ.

И Вишну понял: ему не верят.

Что ж, в запасе был еще один довод. Беспроигрышный. Во всяком случае, так считал Бог — и не без оснований.

— Хорошо, детка, я буду краток. Я хочу, чтобы Гангея отказался от своего второго обета, женился на тебе и сел на трон. Итак?

— Он не откажется… — царица лихорадочно соображала, в чем здесь подвох.

— Откажется! — засмеялся Вишну, чувствуя, что берет верх, и спеша закрепить успех. — Еще как откажется! Потому что ты ПОПРОСИШЬ его об этом! Мы столкнем лбами два обета, и Грозный будет вынужден нарушить один из них! Но «Не отказывать просящему» он поклялся раньше, кроме того, второй обет он отчасти давал тебе — и ты скажешь, что освобождаешь его от данного слова! Если понадобится согласие твоего приемного отца — за этим дело тоже не станет! Ну а если Грозный и после этого станет колебаться, он наверняка обратится за советом к достойным брахманам — а уж те подскажут ему НУЖНОЕ решение, не сомневайся! В общем, от тебя требуется только одно: ПРОСИТЬ Гангею отказаться от второго обета, жениться на тебе и занять пустующий престол. Настаивая на этом с не меньшим упорством, чем тогда, когда ты лезла в его постель! И в случае успеха, детка, твой младший детеныш будет жить…

— Что?! Что ты сказал, Бог?! Повтори! — лицо женщины исказилось от ярости, и Вишну понял, что допустил ошибку.

Не стоило над гробом первого угрожать второму… Но было поздно.

— Тогда Вичитра будет жить, — холодно повторил Бог. — Или ты думала, что я позволю мальчишке сесть на трон?! Мне нужен Грозный-Чакравартин, и все, кто будет стоять у него на пути, — умрут! Так что у тебя просто нет выхода, моя дорогая аватара! Или делай что ведено, или…

— Нет выхода? — эхом повторила женщина, и в зеленых глазах ее зажглись недобрые огоньки «кошачьей искры». — Выход всегда есть, Бог-убийца! И если в этой жизни за мной числятся хоть какие-то духовные заслуги…

Опекун сразу понял, что сейчас произойдет. Чувствуя, что опаздывает, он взмахнул рукой, в которой, словно по волшебству, появилась метательная чакра. Но зыбкий ореол Жара-тапаса уже окружил фигуру женщины, как крепостные стены окружают слабую плоть горожан, и смертоносный диск взвизгнул, будто удар пришелся по броне, отлетев в сторону.

«Откуда у нее столько Жара?!» — пронзила раскаленная игла изумления.

— …то пусть сбудется мое проклятие! Теперь я знаю, кто создал меня изгоем, обрек на мучения, исковеркал жизнь и убил моего сына! Так слушай же, Опекун: да обратится в прах все, к чему ты стремишься, и когда ты достигнешь своей цели, пусть твой великий триумф обернется для тебя величайшим поражением!

Собравшись с силами, Сатьявати звонко закончила:

— Да будет так!

Ореол вокруг женщины вспыхнул нестерпимым светом, и Вишну, не выдержав, зажмурился. А когда он снова открыл глаза, сияние уже померкло — и Бог увидел: женщина медленно оседает на гладкие плиты двора.