«Да продлится жизнь аватар повелителя на долгие годы!» — думал он иногда. Могучий и свободный, повелевающий обширными владениями, Гаруда был вполне доволен теперешней жизнью и не слишком жаждал возвращения прежних времен: туда лети, сюда лети, то делай, сего не делай… Вишну, понятно, виднее — на то он и Вишну! — но пусть уж лучше Опекун печется о благе Трехмирья, а его вахана тем временем…

И обедать можно трижды на день.

Однако сегодня, войдя в покои повелителя, Гаруда сразу заподозрил неладное. Вишну не было! Внутреннее чутье, что позволяло мигом определить присутствие сокровенной сущности Вишну, утверждало: Опекун не здесь! Лишь мгновение спустя Гаруда заметил бессмертное тело Опекуна — туманный силуэт прислонился к колонне, отрешенно воздев руки к резному потолку.

Тело, безусловно, находилось здесь, зато сам повелитель… не было никакого сомнения, что Вишну ушел в Безначалье!

Когда нужно, Гаруда умел соображать достаточно быстро. За все время пребывания в аватарах Вишну ни разу не покидал Вайкунтхи — ни разумом, ни телесно. Несомненно, случилось что-то серьезное, раз повелитель махнул рукой на растроение… расчетверение личности и в теперешнем состоянии отважился выйти в Безначалье! Но, ослабленный земными воплощениями, Опекун сейчас не обладал и десятой долей обычных возможностей! Оказаться на Прародине, традиционном месте поединков богов-суров и их грозных противников…

Опекуна надо было спасать! И как можно скорее.

Руки птицебога сами собой разошлись в стороны, словно Гаруда пытался обнять все Трехмирье, с шумом распрямились за спиной мощные крылья, горящие угли глаз — не птичьих, но и не вполне человеческих, — казалось, прожгли зыбкую оболочку реальности… и в следующее мгновение гребни волн Предвечного океана уже рванулись навстречу Лучшему из пернатых.

Вой урагана вместе с солеными брызгами обрушился на Гаруду, веля убираться, пока цел, но птицебог лишь нехорошо рассмеялся, принимая свой истинный облик. Гигантские крылья отшвырнули бурю прочь, клекот заставил гром на миг умолкнуть, и Гаруда устремился вперед.

«Где же Вишну?!» — обеспокоенно колотилось сердце. Гаруда готов был поклясться, что его повелитель находится здесь, в Безначалье! Но… но его здесь не было!

Не было!

Ошибка исключалась: присутствие Опекуна не могло остаться тайной для Гаруды.

— …Так быть же тебе на веки вечные червем, слизистым гадом… — издевательски разнесся над Безначальными водами незнакомый голос.

Почти сразу в ответ сверкнуло яростное пламя, и целый веер ослепительных молний ударил издалека.

Переливы их сполохов окрасили кровью беснующийся океан.

«Индра! Сражается с кем-то!» — мигом сообразил Гаруда, с трудом уворачиваясь от одной из громовых стрел.

Лучший из пернатых никогда не был трусом, но попасть под перун разгневанного Индры не отважился бы, наверное, и сам Разрушитель Шива. Поэтому Гаруда принял единственно правильное решение, и мгновение спустя был уже снова в покоях Вишну. Увы, реальность Безначалья сомкнулась за его спиной недостаточно быстро — и шальная молния, вырвавшись следом, успела слегка опалить хвостовое оперение птицебога.

Тело Вишну стояло на прежнем месте, у колонны, воздев руки к своду покоев. Повелитель был здесь, в Вайкунтхе, повелитель был там, в Безначалье — и в то же время его не было нигде!

Гаруда с опаской помянул нехорошим словом разгневанного Громовержца — и в следующий момент ощутил присутствие Вишну. Словно свеча зажглась во мраке. Бессмертное тело бога уронило руки и, не обратив никакого внимания на остолбеневшего Гаруду, неуверенным шагом направилось прочь из покоев.

Птицебог остался на месте и не стал ни о чем спрашивать.

Знал: бесполезно.

— …И чего ты ждешь от меня, друг мой?

— Как чего? — изумился Гаруда. — Ты — Владыка Богов, ты обязан знать обо всем, что происходит в Трехмирье… да и в Безначалье тоже! Что, если это козни зловредных асуров? Или ракшасов? Или…

Лучший из пернатых поразмыслил, но не нашел, на кого бы еще можно было возложить вину за происшедшее.

— Кроме того, ты — мой друг! К кому мне лететь, как не к тебе? Не к Брахме же! Этот соня меня и слушать бы не стал!

— Ты прав, друг мой, — мысли разбегались, но надо было что-то отвечать встревоженному Гаруде. — Я действительно вел бой в Безначалье. Не зная, с кем сражаюсь. Такое случилось впервые, и раньше я считал это невозможным. Проникнуть в Безначалье, напасть оттуда на одного из Миродержцев и остаться неузнанным?! Да, Гаруда, ты вдвойне прав, что прилетел именно ко мне.

— Если тебе понадобится помощь, рассчитывай на меня, — поспешил заверить Гаруда. — Возникнет нужда — вот…

Слегка поморщившись, он выдернул из хвоста перо и вручил мне этот знак внимания.

— Сожги его — и я появлюсь так быстро, как только смогу.

«Мало тебе в Безначалье хвост припалило?» — К счастью, я вовремя сдержался, вполне искренне поблагодарив своего пернатого друга, и Гаруда, попрощавшись, взлетел, быстро увеличиваясь в размерах.

«Кажется, пора, — подумал я, следя, как медленно тает в лазури небесных сфер силуэт бесхитростного птицебога. — Пришло время Свастики Локапал».

Я выпрямился во весь рост, слегка покачался на носках, привстав на цыпочки, и крестообразно раскинул руки. Глаза закрылись сами собой, и темнота внутреннего взора мигом расцвела лиловыми и сиреневыми пятнами — лотосы в ночном пруду. Полусомкнутые венчики колыхались вне времени и пространства, и я ощутил себя распростертым на земном диске, лицом вниз, к Вселенскому змею Шеше, на чьих головах покоилась твердь.

Пока все шло как надо.

Происходящее слегка напоминало детскую игру: холодно… теплее… тепло… горячо! Когда я ощутил Жар, присутствие тапаса, окружавшего Трехмирье плотным коконом, то в кончиках пальцев рук и ног закололо, мурашки побежали из меня наружу — и я отчетливо почувствовал, как изгибаются концы креста-Индры. Посолонь, слева направо, с востока через юг — на запад и север, так ученик обходит учителя, сын — отца, младший — старшего, свершая знаменитую прадакшину, «круг почета».

Обратное движение, так называемая апасавья, или «мертвецкое коло», свершалось лишь врагами в бою. Да еще яджа-ведьмами, служительницами Черной Яджур-Веды, чьи заклинания несли порчу и разрушение всему живому.

Смерть после этого казалась избавительницей в лазоревых одеяниях — если, конечно, она приходила.

На миг я отвлекся, а когда снова собрал разбежавшиеся мысли, то поверх земного диска уже лежал не крест — свастика. На восемь сторон света. И Жар сделался почти нестерпимым, он выжимал капли пота, заставляя сердце стучать неровно и захлебываться собственным ритмом. Теперь оставалось самое трудное: не просто стать свастикой, но и произнести это вслух — так, как поступал Тваштар[10]-Плотник по завершении любого из своих творений, будь то летающая колесница или тела богов. Сам Тваштар был легендой даже для меня. Я сильно сомневался, что этот Плотник когда-либо существовал и тратил время на создание моего тела (тоже мне, велика ценность, хотя и неплохо сработано!), но обряд произнесения слова «свастика» был в данном случае неукоснителен.

Первые два слога — «свасти» — на благородном языке означали утверждение «хорошо есть!», а окончание «ка» (будучи одновременно первой буквой благородного алфавита) усиливало общее значение, как бы подводя итог, «и хорошо весьма!». Видимо, Тваштару изрядно нравилась собственная работа, если он после каждого дела восклицал на все мироздание:

— Хорошо есть, и хорошо весьма!

Мне бы толику такой бодрости духа… Хотя бы затем, что, вызывая восьмерку Локапал-Миродержцев, я должен воскликнуть «Свастика!» с теми же ощущениями, какие предположительно возникали у бодрого Плотника.