Самая большая среди церквей-монолитов восточной «пятерки»— церковь Ымануэл (Иммануила). Это вырезанный на глубину до 11 метров блок, имеющий 18 метров в длину и 12 метров в ширину. Выходящий в подземный двор фасад храма украшают прямоугольные столбы, прорезанная между ними дверь ведет в просторный внутренний зал с четырьмя колоннами. Стенная роспись в храме отсутствует, но его внутреннее убранство отнюдь не кажется бедным благодаря многочисленным элементам декора из красного туфа. Появляются формы сводчатой архитектуры и арочные окошки.

Взяв за руку, черный монах в кромешной темноте провел меня по изгибающемуся под землей туннелю, выходящему к платформе, на которой стоит церковь Меркуриос. К сожалению, она уже частично обрушилась, широкая трещина пересекла фасад, упали на землю несколько колонн внутреннего зала. Однако на стенах еще сохранились три огромные, выполненные на ткани картины.

— Самая большая из них имеет размеры семь метров на три, — не без гордости объяснил монах. — В центре изображены святая Мария с младенцем, по бокам — два всадника на белом и черном конях, символизирующие свет и мрак. Эти священные картины — одно из главных сокровищ искусства Эфиопии. Они висят в нашей церкви с XIII века. Быть может, они попали к нам из подземной кельи вон за той дверью, где размещалась сокровищница царя Лалибэлы. Но посторонних мы туда не пускаем.

Глубоко вовнутрь холма конической формы врезана церковь Святого Ливаноса. В сущности, рука строителей коснулась лишь ее фасада, поскольку даже крыша храма не отделена от нависающей над ним глыбы туфа. Предание гласит, что причиной тому — поспешность, с которой сооружалась церковь. Желая сделать приятное мужу, жена Лалибэлы якобы создала ее за одну ночь. В работе ей помогали ангелы. Ночь была темная, поэтому они «заставили камни освещать мрак». И действительно, одна из стен храма, у которой размещен алтарь, излучает слабый серебристый свет. Очевидно, к туфам здесь природа подмешала фосфоресцирующие породы.

Узкий мостик, висящий над широким рвом, соединяет стоящие по обе его стороны церкви-близнецы — Святого Гавриила и Святого Рафаила. Единая крыша, перекрывающая этот уникальный подземный ансамбль, имеет довольно внушительные размеры: 25 метров на 12. Высота поддерживающих ее колонн — 16 метров. Одна из стен внутреннего двора и фасады церквей расчленены элегантными пилястрами, окаймляющими семь массивных, глубоких и высоких стрельчатых арок. Обе церкви напоминают крепости, в облике которых едва улавливается влияние раннемусульманской архитектуры.

Для того чтобы попасть в западную «пятерку» церквей, надо пересечь уже знакомые нам шумные деревенские улочки и по шаткому мосту перейти Иордан, пенящийся розовой водой. Почти у самого берега реки, в глубокой выемке, стоит на скальном теменосе самый большой (34 метра на 30), но в то же время, пожалуй, и самый изящный из лалибэльских храмов — Медхане Алем.

Если смотреть на него с соседних холмов, то храм обещает быть помпезным. На эту мысль наводит вычурность украшений каменной крыши, оба ската которой декорированы непрерывной чередою высоких аркад. «Уж коли резчики затратили столько сил и выдумки на крышу, обычно остающуюся без всяких украшений, то каков же сам храм?» — мелькает в голове.

Однако гениальность строителей Медхане Алем в том и заключалась, что, прекрасно понимая специфику расположения своего творения в тесной выемке, они создавали в первую очередь привлекательный, видный отовсюду «верхний фасад». По бокам в монолите храма вырезаны лишь нарочито узкие, можно даже сказать тонкие, столбы. Они как бы облегчают массивность этой гигантской «скульптуры» и зрительно увеличивают высоту храма, подчеркивая его устремленность вверх, к земной поверхности, к солнцу. Венец этих десятиметровых столбов да скромный, украшенный простым орнаментом из полукругов портик над главным входом — вот и все внешнее убранство описываемого храма, который выделяется среди лалибэльских чудес своей изысканной аскетичностью. Столь же строг и внутренний декор Медхане Алем. Врезаясь в туфовую толщу, его ваятели высекли в монолите 28 колонн с арками, разделяющими храм на 5 нефов. В прорезанных высоко под крышей окнах с решетками из колец кое-где еще можно разглядеть осколки цветного стекла…

Полной противоположностью этому аскету выглядит щедро украшенная Бетэ Марьям — церковь Марии. Когда с залитой солнцем жаркой улицы попадаешь в ее прохладу и глаза, постепенно привыкая к полумраку, начинают различать окружающее, сразу же испытываешь удивление: неужели Бетэ Марьям с ее богатым декором была создана в то же время и принадлежит той же культуре, что и Медхане Алем?

По времени они одногодки. Что же касается принадлежности Бетэ Марьям эфиопской культуре, то здесь сразу же надо оговориться. Пожелтевший свиток, который показывали мне монахи, повествует о том, что для сооружения их церкви и были приглашены в Лалибэлу не то четыреста, не то пятьсот иерусалимских и александрийских мастеров. Очевидно, не вмешиваясь в дела строителей других храмов, остававшихся верными сдержанному канону национальной эфиопской архитектуры, иностранцы и создали в Бетэ Марьям нечто эклектическое и не вполне соответствующее требованиям хорошего вкуса.

Из того, что обычно не показывают туристам, стоит упомянуть покоящийся на резных колоннах кусок скальной породы, на котором высечены два текста. Камень, укрытый бархатным покрывалом с вышитыми золотом коптскими крестами замысловатого рисунка, всегда стерегут священнослужители. Сопровождавший меня монах утверждал, что один из текстов повествует о прошлых днях мира, второй — о его будущем.

— И что же нас ждет? — поинтересовался я.

— Поживем — увидим, — уклончиво ответил монах.

Бетэ Марьям задает загадку, которую тщетно пытается решить почти каждый, кто попадает в его просторный двор, расположенный почти на десять метров ниже поверхности. Из этого двора в западном, северном и южном направлениях проложены узкие подземные галереи. Согнувшись в три погибели, по ним можно добраться до трех других церквей западной «пятерки». Все они скрыты внутри холма и не имеют иных входов-выходов. Как лалибэльские строители извлекали наружу каменные блоки в процессе вырезания церквей? Или они проделывали еще одну трудоемкую операцию: размельчали туф?

Спрятанная внутри холма двойная церковь Голгофы и Михаила известна своими рельефами со скачущими всадниками и уникальными каменными скульптурами святых, не встречающимися больше нигде в Эфиопии. Из часовни Святого Михаила маленькая, едва заметная дверь, которую монах открывал семью ключами, ведет в чрево холма, приютившего в своей тверди главную лалибэльскую святыню — церковь Гроба Господнего. Даже ее существование предпочитают не разглашать. Не то что туристам, но даже простым церковникам заказан туда вход; лишь благодаря привезенному из Аддис-Абебы разрешению монах показал мне скрываемые за семью замками три древних каменных алтаря и барельефы святых. Там же хранится деревянная мебель, украшенная изысканным резным орнаментом, трон Лалибэлы и серебряный крест, которым пользовался хадани. Редкостная возможность увидеть их стала своего рода «вознаграждением» за трудности перехода по «тайной галерее», которая вывела нас на поверхность земли.

И наконец, главное из всех лалибэльских чудес — Бетэ Гиоргис — церковь Святого Георгия. Она стоит на окраине деревни, особняком от обеих групп. Знакомиться с церковью следует с расстояния, взобравшись утром на какой-нибудь из окрестных холмов. В лучах восходящего солнца, среди яркой зелени эвкалиптов выделяется красная площадка. В центре ее — черный провал, из которого вверх, словно из преисподней, восстает огромный крест. Это и есть знаменитая церковь Георгия — храм-крест.

При ее сооружении строители применяли уже известные нам принципы. Только в колодце размерами 23 на 22 метра они ваяли монолит, основание которого имело в плане не прямоугольник, а крест. Как и в Медхане Алем, его зодчие и ваятели позаботились о том, чтобы в первую очередь выделить «верхний фасад» своего утопленного в землю творения. На верхней каменной кровле монолита рельефные изображения вписанных друг в друга крестов повторены трижды. Декорирование крыши, таким образом, превратилось в традицию национальной архитектуры. Она была подсказана самой природой Эфиопии, где благодаря горному рельефу, обилию узких ущелий и долин любой архитектурный памятник лучше всего смотрелся сверху.