Изустное предание, которое пересказал мне абба[30] Мэкэле, настоятель церкви Ымануэла, утверждает, что за день до того, как войти в Лалибэлу, заболевшему лихорадкой имаму Ахмеду приснился сон. Смысл его был таков: если завоеватель Эфиопии не спасет женщину, он погибнет.

Весь следующий день имам искал, кого бы ему спасти, но женщин не попадалось — всех их монахи спрятали в подземелья. Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Грань отправился осматривать Лалибэлу, о чудесах которой он издавна был наслышан. Однако то, что знаменитые храмы «идолопоклонников» не блестели на солнце позолотой своих куполов, а заманивали куда-то в преисподнюю, совсем вывело имама из состояния равновесия.

Войдя в Бетэ Ымануэл, он был одержим одной мыслью: уничтожить ненавистных для него черных монахов в черных рясах.

— Разведите посреди этого святилища нечистых костер, — приказал он сопровождающим. — Сгоните в эту сырую ловушку всех монахов.

Пока огонь разгорался, имама начал трясти озноб. Потом отсветы пламени заплясали по стенам, и Ахмед, подняв глаза, увидел, как со всех сторон, кто смеясь, кто подмигивая, кто угрожая, на него смотрят лики святых. Костер осветил потолок, и оттуда на грозного имама ничего не боящимся взором устремились двенадцать апостолов.

Грань зажмурился и попытался справиться с собою. Но озноб усиливался. Согнанные в церковь монахи затянули заунывные псалмы. Их песнопения, разносясь по пещерам, отзывались где-то вдалеке гулким эхом. «Зов шайтана», — мелькнуло в голове у имама.

— В огонь! — истерически закричал обычно суровый и сдержанный Ахмед. — Всех монахов в огонь!

Мусульманские воины бросились исполнять волю повелителя. Но неожиданно в стене, совсем рядом с Ахмедом, раскрылась крохотная потайная дверь, скрывавшая келью. Из нее выбежала женщина в белоснежном одеянии и сама прыгнула в костер.

— Назад! — прокричал Ахмед. Но голос его был настолько неузнаваем, что никто из приближенных так и не понял намерения имама спасти женщину.

— Назад! — хрипло повторил он, в ужасе наблюдая, как языки пламени набросились на ее белую шамму. — Назад!

— Я не сгорю в огне, если ты, собака, поклянешься не губить Лалибэлу, — раздался спокойный голос из костра.

— Клянусь! — последовал ответ. И в тот же момент Ахмед ибн Ибрахим аль-Гази сам бросился в огонь за женщиной.

Сопровождавшим его визирям и шейхам пришлось последовать в костер, дабы спасти Граня. У него обгорела лишь одежда, женщина получила сильные ожоги и тут же была отдана на попечение монахам.

— Мы не будем задерживаться в этой обители шайтана! — приказал имам приближенным. — По коням!

Пока имама тряс озноб под сводами Бетэ Ымануэл, его воины уже успели прихватить немало ценного из других храмов. Но как только Грань вышел на солнечный свет, он приказал прекратить грабежи.

Наверное, эта красивая легенда о мужестве безвестной для нас эфиопской женщины имеет под собой реальную основу. Арабский летописец тех времен, который взялся за перо ради того, чтобы прославить подвиги Ахмеда, признает между строк: «Женщина сделала так, чтобы войска имама не разрушили Лалибэлу».

Так было спасено и дошло до наших дней одно из двух эфиопских «чудес света»…

Имя Криштована да Гамы, пятого сына знаменитого первооткрывателя морского пути в Индию, наверно, никогда не осталось бы в анналах истории, если бы не описываемые нами события в далекой от Лиссабона Эфиопии.

Все отступая и отступая в глубь страны, теряя свои лучшие войска и земли, Либнэ-Дынгыль хоть и поздно, но понял, что горы на сей раз не смогут сыграть роль спасителя его империи. Искать союзников среди окружающих Эфиопию со всех сторон халифатов, султанатов и имаматов было тщетно. Поэтому в 1535 году взоры эфиопов вновь обратились к Португалии. Советники императора, даже в условиях, когда двор годами укрывался в горных ущельях или на вершинах амба, умудрялись держать руку на пульсе политической жизни мира. Им было доподлинно известно, что не только Эфиопия нуждается в антимусульманском союзе с Португалией. Последователи пророка уже перекрыли Лиссабону традиционный сухопутный путь в Индию и блокировали средиземноморский участок маршрутов купцов в Красное море. Правда, в самом конце XV века Васко да Гама разведал дорогу в Индию по океану. Но если Грань захватит Эфиопию и мусульмане сделаются полными хозяевами Африканского Рога, под ударом окажутся и новые владения Лиссабона на Черном континенте, стерегущие эту океанскую дорогу, да и сама эта дорога.

Ставки в дипломатической игре, начатой Эфиопией, оказались верными. Владения «всехристианского короля» Португалии недавно появились в непосредственной близости от эфиопских земель: вдоль всего восточноафриканского побережья, в Сомали, на острове Сокотра. В Лиссабоне с беспокойством следили за военными успехами Граня. И поэтому в ответ на предложение эфиопов в 1541 году на аксумское побережье высадился полк португальских мушкетеров, усиленный пушками. Возглавлявший его дон Криштован получил строгий королевский наказ, из которого следовало: одна из его главных целей — помощь Эфиопии при условии обращения ее в католичество и признания португальских интересов в Северо-Восточной Африке. Так что пятый сын Васко да Гамы должен был не столько спасать Эфиопию, сколько продолжать колониальную экспансию Лиссабона в бассейне Индийского океана, начатую его отцом.

Западная, прежде всего, конечно, португальская, литература утверждает, что перелома в войне эфиопам удалось добиться исключительно благодаря мушкетерам и привезенному Криштованом да Гамой огнестрельному оружию. «Нет», — возражают этим утверждениям факты. Пушки и ружья, купленные в красноморских портах, появились у императорской армии за два-три года до прибытия португальцев. Тогда же эфиопы начали одерживать свои первые победы. По времени они совпали со смертью Либнэ-Дынгыля и воцарением на троне его сына Глаудеуоса.

Рожденный одной из тигрейских принцесс, этот молодой царь сразу же получил поддержку могущественных феодалов севера, которые отказывали в помощи его отцу. Сконцентрировав свои силы в Сымьене, Глаудеуос начал отвоевывать страну у мусульман. Милуя перешедших на их сторону феодалов, император уверенно восстанавливал свое влияние в южном направлении. Его успехам способствовало и то, что Харэрский имамат лишился поддержки Османской империи.

В 1559 году война закончилась, лежавшая в руинах Эфиопия начинала лишь залечивать свои раны. Но в Лиссабоне, требуя вознаграждения за пушки, мушкетеров и пулю, которая сразила Граня, к ней уже предъявляли счет. Страна была включена в сферу интересов не только португальского, но и папского двора. В Риме открылась специальная школа для иезуитов. Там эфиопские языки изучали те, кому со временем будет поручено попытаться навязать католицизм империи черных христиан. Еще в 1554 году Ватикан, не спрашивая на то согласия Эфиопии, впервые назначил в эту страну своего наместника.

Как всегда и всюду, иезуиты действовали оперативно и эффективно. В самом начале XVII века они уже оказывали столь сильное влияние на императора Зэдынгыля и играли столь видные роли при дворе, что его политическим противникам, опасавшимся смелых антифеодальных реформ царя, без особого труда удалось распустить слух: Зэдынгыль вместе с главнокомандующим армией предали эфиопскую веру, перешли в европейскую. Оба они были отлучены от церкви. Затем религиозный конфликт перерос в военный. Играя на умонастроениях эфиопов, значительная часть которых за годы антимусульманской борьбы под христианскими лозунгами повернулась лицом к монофизитской церкви, феодалам удалось поднять против императора крестьянское ополчение. В одном из сражений Зэдынгыль был убит. Его тело было брошено под копыта лошадей, а абунэ запретил предать останки земле, объявив императора «неверным».