Рукой в печатке Кара отбросила со лба прядь длинных светлых волос.

– Опасность? Какая?

– В том-то и беда: я не знаю. И даже думать не смей причинить ей вред. Мне необходимо выяснить, что происходит на самом деле, а для этого мне может понадобиться Надина. И мне бы не хотелось потом ее искать, когда я могу с самого начала держать ее под рукой. Попробуй взглянуть на это с другой точки зрения: разве правильно было бы отослать Марлина прочь, когда он заявился сюда и сообщил, что хочет убить Ричарда? Разве это избавит нас от неприятностей? Зачем мы его здесь держим? Чтобы выяснить, что происходит на самом деле, вот зачем.

Кара стерла со щеки мазь, словно это была полоска присохшей грязи.

– По-моему, ты сама напрашиваешься на неприятности.

Кэлен моргнула, пытаясь избавиться от внезапного жжения в глазах.

– Знаю. У меня тоже такое чувство. Самое очевидное, что нужно сделать, что мне не терпится сделать, – это отослать Надину отсюда прочь на самом быстром коне, какой только найдется. Но таким путем ничего не решить, особенно тех проблем, которые создает Шота.

– Ты имеешь в виду те слова, что Шота сказала Надине? О ветре, который охотится на магистра Рала?

– Отчасти. Я не знаю, что это значит. Но не похоже, чтобы Шота просто придумала этот ветер. А хуже всего ее молитва: «Да будут духи милосердны к его душе». Не знаю, что она хотела этим сказать, но эти слова приводят меня в ужас. Эти слова и то, что я, возможно, совершила самую большую ошибку в своей жизни. Но что мне еще оставалось делать? В один и тот же день объявляются двое. Одного послали убить Ричарда, другую – выйти за него замуж. Не знаю, что опаснее, но зато я прекрасно понимаю, что от каждой из этих проблем нельзя просто отмахнуться. Когда кто-то пытается вонзить тебе в спину нож, ты, конечно, можешь просто закрыть на опасность глаза, но тебя это не спасет.

Кара смягчилась, и на ее лице появилось выражение, свойственное обычной женщине, которая понимает опасения другой женщины.

– Я тебя прикрою. Если она залезет в постель магистра Рала, я вышвырну ее оттуда прежде, чем он ее обнаружит.

– Спасибо! – Кэлен сжала руку Кары. – Теперь пошли в яму.

Кара не тронулась с места.

– Магистр Рал сказал, что не желает, чтобы ты туда ходила.

– А с каких это пор ты стала подчиняться приказам?

– Я всегда подчиняюсь его приказам. Особенно тогда, когда он требует их беспрекословного исполнения. Этот приказ был отдан в таком тоне.

– Отлично. Тогда можешь присмотреть за Надиной, а я пока схожу к Марлину.

Кэлен не успела сделать шаг, как Кара резко схватила ее за локоть.

– Магистр Рал не хочет, чтобы ты подвергалась опасности.

– А я не хочу, чтобы опасности подвергался он, Кара! Я чувствовала себя полной дурой, когда Ричард начал задавать мне вопросы, которые мы не додумались задать Марлину. И теперь я хочу получить на них ответ.

– Магистр Рал сказал, что сам его допросит.

– Но он вернется только к завтрашнему вечеру. Мало ли что может произойти за это время? Вдруг в эту самую секунду что-то происходит, и когда он вернется, будет уже поздно что-либо предпринимать? Что, если Ричард погибнет лишь потому, что мы сидели сложа руки, подчиняясь его приказу? Ричард боится за меня и поэтому не может мыслить здраво. Марлин знает, что происходит, и, пока мы теряем время, угроза растет. Что ты мне говорила? О том, что колебания могут оказаться для тебя роковыми. Или для тех, кто тебе дорог.

Лицо Кары окаменело, но она промолчала.

– Ричард мне дорог, и я не собираюсь рисковать его жизнью, предаваясь колебаниям. Я получу ответы на эти вопросы.

Кара наконец улыбнулась:

– Мне нравится ход твоих мыслей, Мать-Исповедница. К тому же ты мне сестра по эйджилу. Приказ был неверным, если не глупым. Морд-сит подчиняются глупым приказам магистра Рала лишь тогда, когда под угрозой его мужская гордость, а не жизнь. Мы немного побеседуем с Марлином и получим ответы на все эти вопросы и на некоторые другие тоже. Когда магистр Рал вернется, мы сможем предоставить ему все необходимые сведения – если вообще к этому времени не покончим с возникшей угрозой.

Кэлен хлопнула по перилам ладонью:

– Вот теперь узнаю Кару!

Они пошли вниз. По мере того как они спускались, коридоры, украшенные панелями и коврами, сменились узкими каменными туннелями, в которых горели только тусклые лампы, а еще ниже ходы были освещены факелами и пахло сыростью и плесенью.

Кэлен приходилось ходить по этим мрачным туннелям гораздо чаще, чем хотелось бы. Здесь она принимала признания осужденных. Именно здесь она впервые применила свою волшебную силу Исповедницы, когда допрашивала человека, который жестоко надругался над дочерьми своего соседа и убил их. Конечно, каждый раз ее сопровождал волшебник. И вот теперь она идет допрашивать волшебника.

Когда они прошли мимо солдат, охраняющих переход между двумя лестничными пролетами, и собирались повернуть за угол, к последнему коридору, где было полно солдат, Кэлен взглянула на морд-сит. Кара была красавицей, но грозной красавицей, и в ее глазах была сейчас только холодная настороженность.

– Кара, можно я задам тебе личный вопрос?

Кара заложила руки за спину, но не замедлила шага.

– Ты сестра по эйджилу. Спрашивай.

– Ты тогда сказала, что колебания могут стоить жизни тебе или тем, кто тебе дорог. Ты ведь говорила о том, что уже однажды произошло с тобой, да?

Кара остановилась. Даже в тусклом свете факелов Кэлен увидела, что морд-сит побелела.

– Вот уж действительно очень личный вопрос.

– Ты вовсе не обязана мне ничего рассказывать. То есть это не приказ, а просто женское любопытство. Мне стало интересно. Ты столько обо мне знаешь, а я знаю о тебе только то, что ты морд-сит.

– Я не всегда была морд-сит, – прошептала Кара. Угрожающее выражение исчезло с ее лица, и она вдруг стала похожа на маленькую испуганную девочку. Кэлен поняла, что сейчас Кара видит не пустой коридор, а что-то совсем другое. – Почему бы мне и не рассказать. Ты ведь сама говорила, что меня нельзя винить за то, что со мной сделали другие. Это не моя вина. Каждый год в Д’Харе отбирали девочек, которых обучали мастерству морд-сит. Известно, что самая большая жестокость произрастает из самой большой доброты. За имена девочек, отвечающих необходимым требованиям, выплачивалась награда. Я была единственным ребенком, отвечала всем требованиям, и возраст был подходящим. Девочку забирают вместе с родителями, и во время подготовки морд-сит родителей убивают. Мои родители не знали, что нас продали охотникам.

Голос Кары звучал бесстрастно, лицо не выражало никаких эмоций, будто она говорила о прошлогоднем урожае. Сами слова, а вовсе не интонация, выражали все ее эмоции.

– Мы с отцом были во дворе, резали цыплят. Когда за нами пришли, я и понятия не имела, что это значит. Но отец знал. Он увидел, как охотники спускались с холма, и напал первым. Но он увидел не всех, или их было слишком много, и они стали его теснить. «Кари, нож! – кричал он мне. – Кари, возьми нож!» Я послушалась. Отец удерживал троих охотников. Мой папа был очень большой. «Кари, режь их! – снова закричал он мне. – Режь их! Быстро!»

Кара поглядела Кэлен в глаза:

– Но я просто стояла. Колебалась. Я не хотела никого убивать. Не хотела причинять никому боль. Я даже цыплят резать не могла, их резал отец.

Кэлен на знала, станет ли Кара продолжать рассказ. В повисшем мертвом молчании она решила про себя, что если Кара не станет продолжать, то она больше не будет ее расспрашивать. Кара глядела в пространство, погрузившись в свои видения. Затем она продолжила:

– Кто-то подошел ко мне. Никогда этого не забуду. Я подняла голову и увидела женщину. Очень красивую женщину, красивей которой я никогда не видела, с огромными голубыми глазами и роскошными светлыми длинными волосами. Солнечные блики плясали на ее алом кожаном одеянии. Она с улыбкой склонилась надо мной и забрала у меня нож. В ее улыбке было что-то змеиное. С тех пор мысленно я ее только так и называла – Змея. Выпрямившись, она произнесла: «Ну разве это не прелестно? Крошка Кари не хочет никого резать. Твои колебания только что сделали тебя морд-сит, Кара. Начало положено».