– Мне нравится, как ты меня уже называешь. Мне нравится, как это звучит в твоих устах.

Она медленно провела языком по своим полным губам.

– Рада познакомиться с тобой, солнышко.

Он просунул палец под резинку ее трусиков.

– Можно мне их забрать?

Она пробежала пальцами по его животу и слегка застонала, коснувшись его плоти.

– Уже конец длинного дня. Эти… не очень чистые. У меня есть свеженькие. За свои деньги ты можешь взять их столько, сколько захочешь. Солнышко, да хоть все забери, если угодно!

– Эти вполне подойдут. Мне нужны только они.

– Понятно… – хихикнула она. – Тебе это нравится, верно?

Он не ответил.

– Так почему бы тебе их не снять с меня? – игриво спросила она. – Возьми свой приз.

– Я хочу посмотреть, как ты это делаешь.

Не колеблясь, она стянула трусики, потом, прижавшись к нему, провела ими ему по щеке и, ехидно улыбнувшись, сунула их ему в ладонь.

– Получай. Только для тебя, солнышко. Именно такие, какие ты хочешь, – с запахом Рози.

Он пощупал их, ощущая под пальцами сохранившееся тепло ее тела. Она потянулась, чтобы поцеловать его. Не знай он истинного положения вещей, не знай, кто она такая на самом деле, он мог бы подумать, что она сходит с ума от желания. Что ж, он действительно доставит ей удовольствие.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – прошептала она. – Скажи, и ты это получишь. Я никогда не делаю такого предложения другим мужчинам. Но я так сильно тебя хочу… Я сделаю все, что угодно. Только попроси.

Он чувствовал исходящий от нее запах других мужчин. Чувствовал вонь их похоти.

– Пусть идет как идет, ладно, Рози?

– Все, что скажешь, солнышко, – мечтательно улыбнулась она. – Все, что скажешь…

Подмигнув, она сгребла монеты, потом, призывно покачивая бедрами, подошла к тумбочке и присела перед ней на корточки. Он как раз размышлял, что она сделает: присядет на корточки или наклонится. Эта деталь его удовлетворила, напомнила кое-что из прошлого.

Пока она прятала деньги, он заметил в тумбочке маленькую подушечку, расшитую красным. Она заинтриговала его. Уж больно не к месту здесь эта вещица.

– Что это? – спросил он, зная, что за четыре золотых она сделает все.

Рози протянула ему подушечку. Маленькая подушечка, так, безделушка, просто забавная вещица с вышитой алой розой.

– Я сама ее сделала, когда была маленькой. И набила кедровой стружкой, чтобы приятно пахла. – Она любовно провела пальцем по вышивке. – Мой талисман. Рози. Для Роуз. Это отец меня так назвал. Он был родом из Никобариса. На его языке «роуз» значит роза. Он всегда называл меня своей маленькой розой, говорил, что я выросла в саду его сердца.

Эта деталь поразила его. Он и не надеялся узнать о ней что-то столь личное. У него появилось чувство, будто он уже овладел ею. Мысль о том, что теперь ему известна такая маленькая, вроде бы незначительная подробность, согревала кровь.

Глядя, как она убирает подушечку на место, он думал о ее отце. Знает ли он, где его дочь? Или он с отвращением выгнал ее, когда его роза проткнула ему сердце своими шипами? Он представил себе, какой был скандал. Потом он подумал и о ее матери – смирилась ли она, или до сих пор рыдает над пропащей дочерью?

Теперь настала пора ему сыграть свою роль в ее жизни.

– Можно мне называть тебя Роуз? – спросил он, когда она захлопнула тумбочку. – Такое чудесное имя.

Она оглянулась и увидела, как он скатывает в пальцах ее трусики в тугой комок.

Улыбаясь, она подошла к нему.

– Отныне ты – мой особенный. Я никогда никому не называла своего настоящего имени. И мне будет приятно слышать его от тебя.

Его сердце бешено колотилось, желание разгоралось в нем с невиданной силой.

– Благодарю тебя, Роуз, – совершенно искренне прошептал он. – Мне так хочется доставить тебе удовольствие.

– У тебя руки дрожат.

У него всегда так, пока он не начнет. А потом они успокаиваются. Это только от предвкушения.

– Прости.

Она рассмеялась гортанным низким чувственным смехом.

– Не стоит. Меня возбуждает, что ты так нервничаешь.

Он вовсе не нервничает. Ни чуточки. Но очень возбужден. Ее руки быстро выяснили степень его возбуждения.

– Я хочу попробовать тебя на вкус. – Она лизнула ему ухо. – Сегодня у меня больше никого не предвидится. Так что у нас много времени для наслаждений.

– Знаю, – шепнул он в ответ. – Поэтому я и хотел остаться последним.

– А ты можешь сделать так, чтобы это длилось подольше?

– Могу и сделаю, – пообещал он. – Как можно дольше.

Она довольно мурлыкнула и повернулась в его объятиях, прижавшись к нему задом. Выгнувшись, она потерлась затылком о его грудь и опять застонала. Он скрыл самодовольную ухмылку и заглянул в ее небесно-голубые глаза.

Да, действительно способная шлюха.

Он провел рукой по ее спине, и она вновь нетерпеливо застонала.

Из-за того, что она извивалась, он не попал в нужное место.

Она застыла.

Во второй раз он вогнал нож точно туда, куда надо, – между позвонками, перерезав спинной мозг.

Он обхватил ее за талию, чтобы она не упала. На сей раз вырвавшийся у нее глухой стон был настоящим. Никто в соседних комнатах не отличит его от тех звуков, которые она обычно издает под клиентом. Люди никогда не замечают деталей.

А он замечал и наслаждался этой разницей.

Когда ее рот раскрылся в вопле, он быстрым движением заткнул его скатанными в комок грязными трусиками. И как раз вовремя, так что у нее вырвался всего лишь приглушенный всхлип. Он вытащил шелковый пояс из висящего на крючке платья и обмотал четыре раза вокруг ее головы, чтобы закрепить кляп. Одной рукой и зубами он затянул узел.

Он с удовольствием бы послушал ее душераздирающие крики, но это положило бы преждевременный конец наслаждению. Ему нравились крики, вопли. Они всегда искренни.

Он прижался губами к ее виску, вдыхая сохранившийся в ее волосах запах других мужчин.

– О, Роуз, ты доставишь мне огромное наслаждение! Такого ты никогда не доставляла ни одному мужчине. И я хочу, чтобы ты тоже его испытала. Я знаю, что тебе всегда этого хотелось. Я тот самый мужчина, которого ты ждала. Я пришел наконец.

Он отпустил ее, и она соскользнула на пол. Ноги у нее не работают, так что она никуда не денется.

Она попыталась ударить его в пах. Он легко поймал ее запястье. Глядя в ее небесно-голубые глаза, он разжал ей кулачок, взял ладонь большим и указательным пальцем и выгибал до тех пор, пока не треснули кости.

Рукавами ее платья он связал ей руки, чтобы она не могла вынуть кляп. От ее приглушенного воя у него радостно трепетало сердце. Из-за кляпа он не мог разобрать слов, но они все равно возбуждали его, потому что в них слышалась боль.

Чувства клокотали в нем как в кипящем котле. Наконец-то голоса замолчали и оставили его наедине с похотью. Он не знал толком, что это за голоса, но был уверен, что может слышать их исключительно благодаря своему выдающемуся интеллекту. Он может ловить эти эфемерные послания, потому что у него очень острое восприятие и потому, что его всегда интересуют детали.

По ее лицу текли слезы. Безукоризненно выщипанные брови сошлись на переносице, и из-за этого ее лоб покрылся морщинами. Он тщательно пересчитал их, потому что он обожал детали.

Испуганными небесно-голубыми глазами она смотрела, как он снимает себя одежду и аккуратно складывает. Не годится пачкать одежду кровью.

Теперь руки его не дрожали и нож он держал крепко. Он встал над ней, голый и сильно возбужденный – чтобы ей было видно, как хорошо она на него воздействует.

А затем приступил.

К комнате, которой Ричард пользовался как кабинетом, Кэлен и Кара подошли одновременно с коротко стриженной черноволосой девушкой, державшей маленький поднос с горячим чаем. Райна, стоявшая на часах возле двери вместе с Иганом и Уликом, широко зевнула.

– Ричард просил чай, Сэра?