– Я знаю такую программу, дорогая, – ответил я.
– Что же это за программа, Джейкоб?
– «АЯ, ТЕРМИТ».
Я был несколько удивлен, когда мы очутились на нашем речном берегу, где стояла ночь. К моему удовольствию, моя первая попытка управлять посредством голоса оказалась успешной. Впрочем, ничего другого ожидать и не приходилось: моя дочь великая мастерица составлять работающие с голоса программы. Это меня ничуть не огорчает (я горжусь своей Дити), но все же, сидя в кресле второго пилота, я временами спрашивал себя: да помнит ли хоть кто-нибудь, что это я изобрел двигатель для нашей кареты? О, тщеславие!
К моему сугубому удовольствию, Хильда захлопала в ладоши и пришла в восхищение:
– Джейкоб! Какой ты умный! Какая я дура! Ну, отлично, все свободны на полчаса, только соблюдайте правило: обязательно по двое и обязательно с ружьем. Ая, разбуди нас через тридцать минут. И отопри люк в переборке, пожалуйста.
– Тетя Хильдочка, ты будешь там спать?
– Да, я хотела бы улечься и позвать с собой Джейкоба. Но это место ваше с Зебби, я как-то совсем про это забыла.
– Мы спать не собираемся. Но давай вытащим ружья из спального мешка, а то вы не заснете. И еще я хочу убрать оттуда этот мерзкий пластиковый сосуд и сунуть его к себе под сиденье. Какое счастье, что он сейчас не нужен, можно выйти на воздух.
– Конечно, конечно, только оставайтесь в пределах Аиных прожекторов. И обязательно напомните мне перед отправлением. Мне, Дити, приходится думать о стольких вещах, что я как-то упускаю из виду мелочи быта.
– Тетечка, ты все делаешь просто замечательно. А бытом займусь я, ты занимайся серьезными делами.
Хильда прижалась ко мне в кормовом отсеке, и мое первое напряжение стало понемногу спадать. Смягчится ли генерал-губернатор? Куда мы отправимся потом? Перед нами лежали на выбор мириады вселенных, мириады мириад планет – но только одна из них была нашим домом, и именно туда-то мы и не смели вернуться. Как быть с горючим для машины Зеба и с тысячей других вещей? Возможно, нам следует попытать счастья на Земле-без-буквы-J. И как быть с бомбой замедленного действия в утробе у моей возлюбленной? Хильда засопела мне в плечо. Я погладил ее по голове.
– Успокойся, милая, усни.
– Не могу. Джейкоб, мне не нравится быть командиром. Я ору на тебя, ты пререкаешься со мной, мы оба злимся. Ничего хорошего из этого не выйдет. В Гнездышке все было совсем не так.
– Ну так брось это.
– Я и брошу. Вот доведу дело до конца и брошу. Джейкоб, когда мы улетим с этой планеты, капитаном будешь ты.
– Нет, что ты! Зеб… (Хильда, любимая моя, тебе следовало бы передать ему бразды правления немедленно.) – Зебби не согласится. Либо ты, либо Дити, Джейкоб. Если нашим следующим капитаном станет Дити, то ты окончательно превратишься в водителя на заднем сиденье – будешь препираться с ней еще хуже, чем со мной. Нет, Джейкоб, ты должен быть капитаном сначала, Дити – потом, чтобы ты на своей шкуре, понял, каково ей придется.
Мне казалось, что меня уже более чем достаточно ругали, можно бы и остановиться. Я собрался высказать это Хильде, но тут до меня дошло, как меня только что обозвали: «водитель на заднем сиденье».
Ну хорошо: надо быть честным с самим собой. Я человек не светский и никогда таким не буду: если занимаешься творческим трудом, не остается времени на дурацкие визиты и все такое прочее. Но «водитель на заднем сиденье»?
Вот вам факты: Джейн научилась водить раньше меня – у ее отца был двухместный автомобиль. Наша первая машина, вездеход, появилась у нас в период ее беременности: я прошел обучение и мог ее возить. Когда родилась Дити, Джейн снова села за руль, но когда мы куда-нибудь ехали вместе, водителем всегда был я. Правда, раз или два она была за рулем, а я довольствовался ролью пассажира, но она никогда не жаловалась, что я пристаю к ней с советами или упреками – словом, веду себя как «водитель на заднем сиденье».
Впрочем, Джейн вообще никогда не жаловалась.
Дити продолжила эту традицию. Не знаю, кто учил ее водить, но водила она лет с двенадцати или тринадцати – и на земле, и в воздухе. Меня она не возила до тех пор, пока не заболела Джейн. Но когда Джейн не стало, Дити пришлось возить меня довольно часто. Иногда мы менялись ролями. Потом как-то раз, когда она сидела за рулем, я сделал ей замечание: она шла на высоте на сколько-то там ниже тысячи метров, а впереди был город.
Она сказала: «Спасибо, папа» – и приземлилась в этом городе, что первоначально отнюдь не предполагалось. Она выключила двигатель, вылезла, обошла машину и сказала: «Двигайся, папа. Теперь я буду любоваться видами, а ты давай прокладывай нам путь по небесам».
Я не двинулся с места: тогда Дити устроилась на заднем сиденье. Дити унаследовала свое упрямство от обоих родителей. Упрямство Джейн было мягким на вид, но под ним таилась хромированная сталь, мое одето в угрюмую злость. Но у Дити упрямство вообще ничем не скрыто. Она мила и кротка, но никакой Торквемада не заставит ее сделать то, чего она делать не хочет.
Мы старательно не замечали друг друга четыре часа. Потом я обернулся (видимо, намереваясь устроить скандал – очень мне хотелось поскандалить) и увидел, что Дити спит, свернувшись на заднем сиденье калачиком.
Я написал записку, прилепил ее к ветровому стеклу, оставил ключи, бесшумно вылез, удостоверился, что все двери крепко заперты, взял напрокат другую машину и вернулся домой – по воздуху: я был так зол, что боялся ехать по дороге.
Вместо того чтобы сразу пойти домой, я отправился в университетскую столовую пообедать и обнаружил там Дити, уже сидевшую за столиком. Я взял свой поднос и присоединился к ней. Она взглянула на меня, улыбнулась и весело сказала:
«Привет, пап! Как хорошо, что мы встретились. – Она открыла сумочку. – Вот твои ключи».
Я взял их.
«Где наша машина?»
«Твоя машина, папа. Там, где ты ее оставил».
«Я оставил?»
«Ключи были у тебя; ты сидел на водительском месте; машина записана на твое имя. Ты оставил на заднем сиденье спящую пассажирку. Хорошо, что ей уже исполнилось восемнадцать, не правда ли? – Потом она добавила: – Я тут присмотрела один двухместный „опель“. Проехалась на нем разок. Он в хорошем состоянии».
«Нам ни к чему две машины!»
«Это ты так считаешь, а другие считают иначе».
«Две машины нам не по средствам».
«Откуда тебе об этом знать? Деньгами заведую я».
Опель она не купила. Но больше никогда не садилась за руль, если мы куда-нибудь ехали вместе.
Три значения – это, конечно, еще не статистическая выборка. Но похоже, что все три женщины, которых мне выпало счастье любить, считают меня водителем с заднего сиденья. Джейн никогда этого не говорила… Но, как я сейчас понимаю, придерживалась того же мнения, что и Дити с Хильдой. Почему, ну почему? Какой же я водитель с заднего сиденья? Я не кричу: «Осторожнее!» или «Смотри, куда едешь!» Но ведь ясно же, что две пары глаз лучше, чем одна. Неужели пассажир не должен поделиться с водителем сведениями – просто сведениями, – возможно, ускользнувшими от его внимания? Критика? Только конструктивная, в самых щадящих количествах и только самым близким друзьям.
Однако буду уж честным с самим собой: мое мнение тут ровным счетом ничего не значит. Хильду и Дити я должен убедить не словами, а поступками. Преодолеть силу застарелой привычки одной решимостью трудно, и мне придется постоянно следить за собой.
Тут я вдруг услышал, что в люк стучат, и понял, что спал. Люк приотворился.
– Взлетаем через пять минут.
– Хорошо, Дити, – откликнулась Хильда. – Выспался, милый?
– Прекрасно выспался. А ты?
Когда мы выползли, Дити сказала:
– Правая дверца открыта, возле нее стоит папино ружье, оно на предохранителе. Капитан, вы просили вам напомнить. Мне сесть за штурвал?
– Да, пожалуйста.
Мы не потратили ни минуты лишнего времени, так как Дити воспользовалась двумя программами: «Бинго Виндзор» и «Ая, прыг». Зеб связался с офицером радиослужбы почти сразу же.
