Что вновь возвращает ее к самой сути стоящего перед нею вопроса, угнетенно подумала Лаура. Как вести себя с Джейком? А с Джулией? Беда в том, что она не знает, что рассказал Джейк матери о своих отношениях с Джулией, — не знает и едва ли может спросить. И все-таки, что же ей делать? Она должна выяснить, действительно ли Джулия приедет завтра.

А если все подстроено так, что она не приедет? — спросила она себя, испугавшись такой возможности. Что, если Джулия и вовсе не уезжала в Калифорнию? Что, если она и сейчас еще предпринимает попытки дозвониться до матери в Бернфут?

Она потрясла головой и, подойдя к кровати, плюхнулась на расшитое покрывало. Матрас промялся под ее весом, и Лаура, ощупав его края, поняла, что матрас вовсе не пружинный. Если она не ошибается, матрас набит перьями — при этой мысли улыбка, несмотря на все ее тревоги, осветила ее лицо. Господи, думала она, опершись на локти, Джесс ни за что не поверит, что такие места существуют!

Кто-то постучал в дверь, заставив Лауру вскочить на ноги. Она опасливо двинулась к двери гостиной, машинально проводя руками по складкам махрового халата и как бы стараясь завернуться в него потуже. Однако халат не прикрывал ее голых ног, и тут уж она ничего не могла поделать.

Впрочем, когда она нерешительно откликнулась:

«Войдите», выяснилось, что это пришла за подносом служанка, незадолго до того принесшая ей чай и немного печенья.

— Scusi, signora, — беря поднос, сказала она. — Mi displace di disturbarsi[5].

Слова были в большинстве незнакомые, но их смысл казался достаточно ясным, и Лаура протестующе подняла руку.

— Prego[6], — ответила она и сама порадовалась своему ответу. Однако, когда служанка разразилась звучным потоком итальянских слов, Лаура пожалела о своей находчивости. — Non capisco, поп capisco[7], — воскликнула она, стараясь остановить этот поток, и почувствовала едва ли не облегчение, когда раздался негромкий смешок.

— Grazie, Maria[8], — сказал лениво подпиравший дверной косяк Джейк, и молоденькая служанка, симпатично покраснев, скользнула мимо него, покидая комнату.

Сразу вслед за исчезновением служанки Лаура остро осознала, насколько она раздета. Джейк явно принял ванну — волосы его были еще влажными. Темные брюки и пиджак, кремовая шелковая рубашка и галстук были определенно надеты им для вечера. Лаура же ощущала себя совершенной растрепой, но, не желая давать ему еще одного повода повеселиться на ее счет, сунула руки в карманы халата и отважно взглянула на Джейка.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она тоном человека, чувствующего, что терпение его вот-вот лопнет.

Джейк оглянулся на открытую дверь, прежде чем тихо ответить:

— Мне казалось, что вам хочется поговорить со мной.

— О… — Лаура растерялась, и не в малой степени оттого, что он был прав, а сама она на несколько мгновений забыла о двусмысленности своего положения. — Э-э… да, верно. Да, я хотела с вами поговорить. Но… но не так.

Она подчеркнуто перевела взгляд на свой халат, отчего рот Джейка приобрел решительно сладострастное выражение.

— А, — понимающе откликнулся он. Взгляд его принялся неспешно блуждать по телу Лауры, она чуть ли не ощущала исходивший от этого взгляда жар.

— Прошу вас! — сказала она, не в силах и дальше сносить эти чувственные игры, и глаза Джейка послушно поднялись к ее глазам.

— Все, что вам будет угодно, — откликнулся он; хрипловатые вибрации его голоса царапнули Лауру по нервам. — Дверь закрыть?

— Нет!

Лаура выкрикнула это слово несколько громче, чем намеревалась, отчего брови Джейка насмешливо поползли вверх.

— Вам хочется, чтобы нас слышали все обитатели дома? — вежливо осведомился он, и Лаура отвернулась, запустив обе руки под волосы и поглаживая сзади шею.

— Нет. Я… ох, ну закройте дверь. За собой, — устало пробормотала она. — Поговорим позже.

Дверь закрылась, и Лаура тяжело выдохнула воздух. Однако, когда она вновь обернулась, Джейк все еще стоял на месте.

— Вы… — начала она звенящим от отчаяния голосом, но Джейк явно не собирался с ней спорить.

— Да, я, — сказал он, пересекая разделяющее их пространство и касаясь ладонями ее пылающих щек. — Я знаю, вы презираете меня. — Глаза его потемнели. — И все равно желаете.

— Я не… — попыталась сказать она, но губы Джейка заглушили все ее возражения.

Поцелуй его с искусностью запечатал инстинктивные протесты Лауры, его язык скользнул меж ее губ. Мир вокруг Лауры покачнулся. Как ни желала она воспротивиться тому, что говорит Джейк, тому, что он делает, ее тело было ей неподвластно. Да и влажное слияние их губ делало протесты невозможными. Да разве можно вести себя так, как вела она, и при этом делать вид, будто она — жертва обстоятельств. Если она и была жертвой — а на этот счет у нее также имелись сомнения, — то жертвой собственных вожделений, собственной неспособности противиться им. То, что делал с нею Джейк, являлось попросту осуществлением всех обремененных чувством вины фантазий, которыми тешилось ее воображение и в которых Джейку отводилась главная роль.

И все же никакие фантазии не подготовили ее к предательскому наслаждению, с которым ее нагая плоть откликнулась на прикосновение рук Джейка. Она так ослабела, стала такой доступной, и полы махрового халата так легко разошлись под его целеустремленными руками. Да она и не осознавала происходящего — во всяком случае, осознала не сразу. Ее собственным рукам хватало сил лишь на то, чтобы цепляться за лацканы пиджака Джейка в попытках как-то устоять, как-то справиться с подгибающимися коленями, и потому сразу заметить, что делает Джейк, она не могла. Халат распахнулся, и все ее трепещущее тело оказалось открытым для прикосновений Джейка.

Здравомыслие твердило, что она должна, пока еще может, оттолкнуть его, но рассудок ее блуждал в тумане эмоций. Ей хотелось вести себя разумно. Она пыталась вспомнить, где она, что делает, но чувства преграждали дорогу рассудку. Да и Джейк далеко ей не помогал. Если он освобождал ее рот, то лишь для того, чтобы отыскать чуть ниже уха чувствительный участок кожи, и его зубы смыкались на этом участке, отчего лоб Лауры покрывался испариной.

— Я знал, что ты прекрасна, — выдохнул Джейк, стягивая халат с ее плеч, язык его отыскал на шее Лауры бьющуюся жилку. Руки Джейка скользнули к ее талии и вновь поползли вверх, пока не коснулись груди Лауры. — Bella Лаура, ты хоть сознаешь, как ты прекрасна?

— Джейк…

Даже простое дыхание теперь давалось Лауре с трудом, но выдохнуть имя Джейка ей кое-как удалось, и, похоже, это ему доставило наслаждение, ибо, если Лаура и намеревалась протестовать, протесты ее потонули в изданном Джейком стоне. Его ладони стиснули груди Лауры, рот вновь отыскал ее рот, и в голове ее мелькнула слабая мысль, что, пока он вот так прикасается к ней, у нее не хватит воли, чтобы воспротивиться.

Губы Лауры открылись навстречу его языку, и почти неосознанно язык Лауры робко шевельнулся, стараясь коснуться его языка. Сладостное тепло волнами прокатывалось по ее телу, и, хоть никогда прежде она не предавалась любви с таким неистовством, она инстинктивно понимала, что ей следует делать.

Теперь Джейк покрывал ее губы мелкими щиплющими поцелуями, от которых грудь Лауры вздымалась и опадала, колеблемая бурей эмоций.

На Лауру накатил приступ головокружения, и Джейк, почувствовав, как она ослабла, поднял ее на руки и перенес на кровать. Он уложил ее в самую середку кровати. Она ощутила спиною прохладу покрывала, и голова ее на краткий миг прояснилась, но Джейк не позволил ей ускользнуть от него.

Не думая о своем костюме, он опустился рядом с ней, и его руки и губы изгнали из головы Лауры все здравые мысли. Когда рот Джейка нащупал подъем ее груди и проложил к трепещущему соску обжигающую дорожку влажных поцелуев, Лаура потянулась к нему. Собственными изумленными руками она обхватила и прижала к себе его темную голову. В эти мгновения она целиком находилась в его власти.