— Да, — хрипло сказал он, проводя ладонями по бедрам, словно в попытке расправить слишком узкие, давящие брюки. — Вот ты и знаешь. Я хочу тебя, Лаура. И прошу тебя, не смотри на меня такими глазами, пока ты не будешь готова разделить со мною ответственность за все, что отсюда следует. — Он устало вздохнул. — А теперь тебе пора одеваться. Родители ожидают, что ты присоединишься к ним в библиотеке, туда подадут напитки через… — он справился с плоскими золотыми часами у себя на запястье, — примерно через пятнадцать минут…

У Лауры перехватило дыхание.

— Не могу же я сейчас встречаться…

— Почему?

Произнеся это, Джейк застегнул пиджак и не очень твердой рукой пригладил волосы. Лаура наблюдала за ним почти ревниво, понемногу осознавая, что едва ли не начинает верить тому, что он сказал. Он хочет ее. Этого отрицать нельзя. Другое дело — зачем он ее хочет.

— Джейк… — Одевайся, Лаура, — ровным голосом сказал он, направляясь к двери. — Опаздывать невежливо, особенно если ты почетный гость!

— Папа!

Лючия слегка подтолкнула своего пони пятками, заставив его подойти поближе к отцовскому гнедому жеребцу, и зашептала что-то, чего Лаура почти не расслышала. Она знала, что речь идет о ней. Ее имя — Лючия называла ее «синьорой Фокс» — довольно часто повторялось в монологе девочки, но, поскольку та говорила по-итальянски, смысла ее речей Лаура не улавливала.

Да какая мне разница, подумала она с мрачностью, которая граничила с отчаянием, натягивая поводья своей лошади. Хоть она и не понимала ни слова, застенчивая скрытность Лючии в данный момент тревожила ее меньше всего. Лаура погрузилась в созерцание открывшегося перед нею пейзажа. Если она сможет забыть, что сидит верхом на лошади, стоящей на краю обрыва, ей, может быть, и удастся впитать в себя красоту всего, что ее окружает. Джейк утверждал, будто эта красота открывается только всаднику, и, хотя Лауре никогда еще не приходилось садиться на лошадь, он настоял на прогулке верхом, сказав, что позаботится о ней.

Беда-то в том, что она вовсе не хотела, чтобы он о ней заботился. Ей, сознающей, что она приехала сюда непонятно под каким предлогом, и без его забот было худо. Ей не хотелось, чтобы у отца и матери Джейка создалось о ней неверное представление. Они были добры к ней, этого нельзя не признать, однако она считала, что ей необходимо подумать и о будущем.

Но вот это-то и оказалось делом куда более трудным, чем она полагала. Взять хотя бы вчерашний обед. Когда она наконец собралась с силами и мыслями и спустилась вниз, выяснилось, что о намерении объяснить ситуацию родителям Джейка ей лучше пока забыть. Вопреки тому, что думала Лаура, она оказалась не единственной приглашенной к обеду гостьей. Набравшись достаточно храбрости, чтобы войти в библиотеку, Лаура обнаружила там младшего брата Джейка, его жену, двух местных актеров, довольно известного художника, священника и разного рода деловых коллег отца Джейка с их женами. Она поняла, что возможности для откровенного разговора ей не представится, и вскоре голова у нее уже слегка кружилась от обилия новых знакомых. Не последним из которых, сокрушенно вспоминала она, было знакомство с отцом Джейка. Граф Доменико Ломбарда — Нико, как его звали друзья — был попросту немного постаревшей копией старшего сына. Он был красив, любезен и в иных обстоятельствах произвел бы на Лауру чарующее впечатление. Но он слишком походил на Джейка, чтобы Лаура могла чувствовать себя в его обществе непринужденно, да и двусмысленность ее отношений с Джейком оставляла у нее ощущение, что она какая-то мошенница.

С братом Джейка, Лоренцо, ей было полегче. Лоренцо был не таким рослым, как остальные члены семьи, и вел себя несколько застенчиво, отчасти походя в этом на Лючию, — Лауре он понравился. Жена его была непринужденна, приветлива и, подобно большинству итальянцев, с которыми познакомилась Лаура, прекрасно говорила по-английски.

Лаура похвалила себя за то, что додумалась позаботиться о своей внешности. Несмотря на то что руки ее, когда она подкрашивалась, еще дрожали, результат получился вполне сносным. Расшитая блестками блузка, которую Лаура, к ужасу Джесс, купила на прошлой неделе и к которой она надела брюки и простой жилет из черного шелка, определенно пришлась кстати. Лаура и без хорошо взвешенного одобрения Джейка знала, что выглядит неплохо. Едва ли не впервые за всю свою жизнь она была уверена в этом.

И тем не менее вечер отнял у нее много сил. О, все были с нею очень милы, все давали почувствовать ей, что она желанная гостья. Но, может быть, как раз из-за этого Лауре казалось, что она ступает по краю пропасти, более, чем кто-либо, сознавая ложность своего положения.

Разве что знакомство с Лючией оставило у нее радостное впечатление. Девочке — в отличие от любого английского ребенка ее лет — разрешили остаться с гостями вплоть до обеда, и Лючия, естественно, радовалась каждому, кто был способен отвлечь от нее внимание отца. Это вполне понятно, полагала Лаура, особенно если учесть, что Лючия растет без матери, жаль только, она не может объяснить девочке, что она не та, за кого Лючия ее принимает. Хотя Джейк, знакомя их, не сказал ничего, что могло бы пробудить интерес Лючии, Лаура чувствовала, что девочка ощутила существующую между ними связь. Это ненадолго, хотелось Лауре объяснить ей. Всего на один уик-энд… Няня Лючии увела ее спать, когда еще не было и десяти часов. Прием закончился около полуночи. Лаура жалела, что уйти пораньше пришлось не ей, а протестующей Лючии, однако благовоспитанность требовала, чтобы она дождалась, пока закончится этот нескончаемый вечер.

Не то чтобы он был таким уж неприятным, призналась себе Лаура. Обед, сервированный в сводчатой столовой, был великолепен, и, не испытывай Лаура такого напряжения, еда доставила бы ей огромное удовольствие. Копченый окорок, поданный с нежнейшим грейпфрутовым муссом, спагетти с мясом и сыром и сладкий фруктовый десерт под занавес — все это в нормальных обстоятельствах пробудило бы в ней аппетит. Но в этот раз она ела очень мало и лишь пила вино, надеясь, что оно не даст ее горлу окончательно пересохнуть.

Постель, до которой она наконец добралась, не принесла ей успокоения. Атласное покрывало, такое гладкое теперь, аккуратно откинутое, неотвратимо напоминало о том, что произошло на нем перед самым обедом. Невозможно было глядеть на гладкий матрас и не вспоминать о предательстве собственного тела. И все же, как ни ненавистна была ей мысль о Джейке, воспоминания странно и сладостно волновали ее. Она могла твердить себе, что охвачена ужасом, но разве это имело какой-то смысл?

Конечно, она отчасти опасалась, что Джейк придет к ней, когда его родители улягутся спать. Долгое время после того, как в доме все стихло, Лаура лежала без сна, прислушиваясь к каждому звуку. Она не могла не вспоминать сказанного им перед тем, как выйти отсюда, и была совершенно уверена, что он вернется, чтобы довершить начатое. Лаура даже подперла спинкой кресла ручку двери, ведущей в гостиную. Однако Джейк не пришел. В спальню вообще никто не попытался войти. В конце концов Лаура уснула — усталость взяла свое. Одни только сновидения и тревожили ее ночью, но тут уж она сама была виновата.

И вот теперь, на этом поросшем кипарисами холме, с солнцем, сверкавшим над гребнями гор и заставлявшим деревья отбрасывать густые тени, она ощущала инстинктивный отклик тела, вызванный ее размышлениями. Разумом она могла противиться Джейку, стараться выбросить его из своей жизни, но управлять чувствами было куда труднее. Даже сейчас горячая, сладостная волна прокатывалась по ее ногам — похоже, забыть о том, что Джейк заставил ее ощутить тогда, будет совсем не просто. Гнедой негромко всхрапнул, тряхнул головой, и внимание Лауры вновь обратилось к тому, насколько ненадежно она сидит в седле. Рядом с ней зияла пропасть, и от мысли, что лишь добродушие мерина ограждает ее от серьезных увечий, на лбу Лауры выступила испарина.