— Меня с ними не знакомили.

— Еще познакомят. Но рассмотреть человека так рано может один Майк. Ну, Дон и Пэтти, они иногда тоже, но уж во всяком случае не в Третьем Круге, — и они обязательно советуются с Майком. Не то чтобы должны советоваться, но советуются. А вообще говоря, Причащение Воды и взращивание близости начинается с Восьмого Круга. Затем следует Девятый Круг и само Гнездо, и когда мы говорим «Причащение Воды», то имеем в виду именно инициацию в Гнездо, а так-то тут все разделяют воду каждый день с утра до вечера. В этом Причащении участвует все Гнездо, и новый брат навсегда становится его частью. Твой случай особый, ты и так принадлежишь к Гнезду, но ритуал для тебя не отправлялся, и сегодня мы пустили все остальные дела побоку, чтобы приветствовать долгожданного брата. То же самое было сделано когда-то для меня, и знаешь, Бен, это самое чудесное переживание во всей моей жизни.

— Но я все еще не понимаю, что это такое.

— Ну… самые разные вещи. Ты участвовал когда-нибудь в настоящей лесопилке — такой, что если накроют — всем срока и штрафы и непременно пара разводов?

— Д-да.

— Так вот, братец ты мой, это — невинные детские забавы, на манер загородного пикника воскресной школы. И еще. Состоял ты когда-нибудь в браке?

— Нет.

— А на самом деле ты состоишь в браке. После сегодняшнего у тебя не останется в том никаких сомнений. Знаешь, Бен… — на лице Дюка появилась блаженная задумчивость, — ведь вот я, у меня была когда-то жена. Начиналось все очень мило, но затем превратилось в самый взаправдашний ад. А теперь мне это нравится, и сначала нравилось, и теперь. Да какое там нравится — я в диком, поросячьем восторге. И не потому только, что я могу сколько угодно пилиться с целой кучей умопомрачительных девочек, — нет, я же искренне люблю их всех, всех моих братьев, вне зависимости от пола. Вот, скажем, Пэтти — Пэтти трясется над нами, как добрая мамочка, а ведь материнская опека нужна не только сопливым ребятишкам, но и любому взрослому. Она напоминает мне Джубала — к слову сказать, мы ждем не дождемся, когда же этот старый ублюдок удостоит нас своего посещения. Джубал — мужик, Пэтти — баба, пол не имеет тут никакого значения. Нет, я не хочу сказать, что плевать хотел на лоханку, просто…

— Это кто там плюет на лоханку? — прервал его глубокий, сочный голос.

— Уж всяко не я, — ухмыльнулся Дюк. — А ты, ушлая левантийская проститутка, чем подслушивать, подойди лучше сюда и поцелуй братишку Бена.

— В жизни не брала за это денег, — возмутилась незнакомая женщина. — А все потому, что никто мне вовремя не посоветовал, вот и давала, как дура, за так. — Она одарила Бена долгим, подробным поцелуем. — Ты еси Бог. Испей сполна.

— Да не жаждешь ты никогда. Не обращай внимания на Дюка — судя по поведению, его слишком рано отняли от груди.

Женщина поцеловала Дюка с еще большим, чем Бена, тщанием, он же тем временем оглаживал ее обширные полушария. Невысокая, пухленькая, с длинной, почти до талии, гривой тяжелых иссиня-черных волос, она имела огромные, чуть навыкате, карие глаза и поразительно смуглую, цвета слабо прожаренных кофейных зерен, кожу.

— Дюк, а ты видел последний номер «Дома и семьи»? Сегодня должен был прийти. — Она отобрала у покорного Дюка вилку и взялась за его яичницу. — М-м-м… вкусно. Это не ты жарил, только не ври.

— Ну да, не я. Бен. Не видел и видеть не хочу. А на фига тебе этот «Дом и семья»?

— Бен, взбей еще пару дюжин, а я их поджарю. На двух сковородах, в пару приемов. Я хочу показать Пэтти одну статью.

— Щас, — кивнул Бен.

— Ты только не выступай со всякими там идейками ремонта и смены «декора», — не на шутку встревожился Дюк. — И оставь мне хоть что-нибудь, не могу же я святым духом питаться!

— Тихо, милый, тихо. Вода разделенная есть вода приумноженная. Для твоего, Бен, сведения, стоны и вопли Дюка не значат ровно ничего: пока этот тип имеет женщин в количестве, достаточном для двоих мужчин, и пищу на троих, он кроток как агнец. — Женщина подцепила на вилку кусок яичницы и засунула его в широко распахнутый рот Дюка. — И не строй рожи, мы с Беном приготовим тебе второй завтрак — или это будет третий?

— Пока что я и первого не ел, ведь ты умяла его почти подчистую. Минуту назад я рассказывал Бену, как вы с Сэмом перескочили в Девятый. Он как-то в сомнении насчет сегодняшнего Причастия Воды.

— Дюк, — сказала Рут, подчищая с Дюковой тарелки последние крошки, — забирай свой кофе и мотай отседова, я пришлю тебе что-нибудь попитательнее духа святого. А ты, Бен, не беспокойся. — Она встала и направилась к плите. — Майк никогда не ошибается, по своему опыту знаю. Ты наш, иначе тебя бы здесь просто не было. И ты как, остаешься в Гнезде?

— Э-э… Пока не могу. Первая порция готова.

— Выливай на сковородку. Ничего, скоро вернешься, а там, глядишь, и совсем останешься. Дюк верно сказал, мы с Сэмом не перешли в Девятый Круг, а перескочили. Все это было слишком быстро для пожилой, чопорной и благопристойной домашней хозяйки.

— Пожилой?

— А это, Бен, одно из преимуществ дисциплины — очищая душу, она заодно очищает и тело. В этом отношении Христианская наука совершенно права. Ты видел в наших ванных хоть одно лекарство?

— Да вроде нет.

— И не увидишь. По своему положению жрицы я регулярно целуюсь с десятками братьев и ни разу ничем не заразилась — в Гнезде нет даже тривиального насморка. Прежде я непрерывно ныла и скулила, страдала от целого букета «женских недомоганий», была сущим наказанием для окружающих — ну и где это все? Теперь я чувствую себя настоящей женщиной.

Я сбросила двадцать фунтов, помолодела на много лет, не имею ни малейших оснований жаловаться на здоровье — и мне нравится быть женщиной. Та унылая особа превратилась в «левантийскую шлюху» — спасибо Дюку за комплимент — и стала гораздо «пронырливее». Прежде я и согнуться-то толком не могла, а теперь провожу уроки, сидя в позе лотоса.

— Все это произошло как-то неожиданно, — задумчиво продолжила Рут. — Сэм востоковед, его привел сюда чисто профессиональный интерес к марсианскому языку. Я абсолютно не интересовалась ни какими-то там языками, ни Майковой церковью, но зато была болезненно ревнива и потащилась следом, чтобы присматривать за его поведением.

Мало-помалу мы достигли Третьего Круга. Сэм схватывал язык очень быстро, я же буквально грызла его зубами — со все той же целью не терять мужа из виду. А потом случилось чудо. Мы оба начали думать по-марсиански, совсем немножко, но начали… Майк это почувствовал и как-то раз задержал нас вечером, после службы… Майк и Джиллиан разделили с нами воду… А затем я увидела в себе самой все то, за что презирала других женщин, и я презирала мужа за то, что он позволяет мне быть такой, ненавидела его за все, что он со мной сделал. Я перемежала английские ругательства с еврейскими и стонала, вконец извела Сэма упреками и жалобами — и не могла дождаться, когда же Майк снова предложит нам разделить воду и взрастить близость.

Дальше все было попроще, хотя и нелегко, ведь Майк гнал нас из Круга в Круг с головокружительной скоростью; зная, что мы нуждаемся в помощи, он хотел поскорее довести нас до спасительного Гнезда. К тому времени, когда было назначено Причастие Воды, я все еще не научилась сама, без чьей-либо помощи, управлять собой. Я хотела войти в Гнездо, но не была уверена, что смогу слиться воедино с семью другими людьми. По пути сюда я тряслась от страха и почти уговорила Сэма вернуться домой.

Она стояла у плиты спокойная и умиротворенная, пухленький ангелочек с большой ложкой в руке.

— Мы вошли во Внутренний Храм и сразу попали в круг ослепительного света, наши мантии исчезли… а все они, в купели, по-марсиански призывали нас прийти и разделить воду жизни, и я подошла к воде, нырнула — и не вынырнула по сию пору.

У меня и желания такого не появляется, никогда. Не бойся, Бен, все будет хорошо; окруженный любовью и заботой, ты и язык быстро освоишь, и собой управлять научишься. Сегодня ты прыгнешь не просто в купель, а в мои объятия, в нежные, любящие объятия всех твоих братьев, ликующих, что ты вернулся домой. Отнеси Дюку и скажи, что он свинья — хотя и очаровательная. А это тебе… ничего это не много, все ты съешь как миленький! Теперь поцелуй меня и беги, у Рут еще много дел.