И одета она неправильно. Черный жакет с вырезом на груди, расшитый серебром. Большие стразовые пуговицы. Такой жакет жена видного политического деятеля могла бы надеть на вечерний прием с черными зауженными брюками и туфлями на высоких каблуках. Сейчас же костюм выглядит чересчур открытым, хотя тело, следует признать, заслуживает восхищенных мужских взглядов. Юбка тоже недопустимо коротка, на четыре дюйма выше колена. А хуже всего то, что костюм выглядит оскорбительно дорогим. Такой наряд может стоить примерно две месячные зарплаты среднего избирателя.

Когда на экране возник более общий план, Том заметил, что остроносые туфли с ремешками выглядят излишне сексуально, а каблуки должны быть несколько пониже. Драгоценности подобраны со вкусом, но и они могут только испортить впечатление. Серьги размером с десятицентовик, ожерелье… Бриллианты не просто выглядят как настоящие, скорее всего они Настоящие. А главное, аудитория непременно решит, что они настоящие. Нет, не стоит второй жене сенатора и мультимиллионера Льюиса Р. Ханнигера-четвертого носить такие драгоценности, если она хочет привлечь голоса избирателей в его пользу.

В двух словах проблема заключалась в следующем: шикарная женщина, извлекшая массу выгод из своего положения жены пожилого, вдвое старше ее, и очень богатого человека. Теперь Тому предстояло изменить ее образ, сделать ее ближе и милее тем дамам, в чьих голосах так нуждался ее муж. Их интересы: дети, работа, муж, домашнее хозяйство. “Наши работающие женщины – это прежде всего мамаши, – повторял про себя Том. – Мамаши. Значит, она должна стать похожей на каждую из них”.

Только в этом случае сенатор может рассчитывать на рост популярности.

Когда предварительные выводы были сделаны, Том почувствовал себя несколько легче.

– Беременность – неплохая идея, – заметил он. – Избирательницам такие штуки нравятся. Они умиляются, когда женщина переваливается, как утка, а живот выпирает так, что она собственных ног не видит. Хорошо, Кенни, давай действуй.

Компаньон Тома фыркнул:

– Действовать должен ты. Я женат, на случай если ты забыл. Да и эта фифочка тебе даже не улыбнется, если у тебя на счету нет хотя бы миллиона “зеленых”.

– Да, значит, мы оба не годимся, – сказал Том, улыбаясь.

На его счету в последнее время имелась всего лишь трехзначная, да и то не самая внушительная цифра. Материальное положение Кенни было примерно таким же. Они были счастливы, когда им достался этот заказ. Все прочие мелкие заказы, всяческая закулисная возня и тому подобная ерунда, едва позволяли сводить концы с концами и не приносили дохода.

– В общем, над этой дамой предстоит поработать, тут, я думаю, ты согласишься. Рыжие волосы должны исчезнуть. Бриллианты тоже. То же самое относится к одежде.

Кенни ухмыльнулся:

– Послушай, да она же и так голая.

На эту не слишком удачную шутку Том ответил невеселой усмешкой.

– Ладно, Кенни, хватит. Между прочим, мы обязаны у-ва-жать своих клиентов.

– Да, я знаю. Где клиент, там и бабки. А мне хочется кушать.

– Кушать всем хочется. – Том опять посмотрел на экран. – У нее дети есть?

Кенни покачал головой:

– У нее нет. У него – от первого брака. Все они старше ее. Говорят, они ее не обожают.

Том поморщился. Он знал семью сенатора и потому ожидал услышать что-нибудь в этом роде. Впрочем, за восемнадцать лет многое могло перемениться.

– А собака? – Кенни опять покачал головой, и Том принялся спрашивать дальше, причем надежда в его голосе звучала все слабее: – Кошка? Птичка? Хомячок?

– Не-а.

– Короче говоря, нам не с чем работать?

– В общем, да, – согласился Кенни. – Разве что сама мадам.

– Трудная у нас задача, брат, – вздохнул Том.

– Значит, возвращаемся к беременности?

– Проще завести собаку, – заметил Том. – По доброте душевной она спасает от гибели собачку с помойки и пригревает ее у себя. Большая такая, лопоухая очаровашка. Или маленькая пушистая очаровашка. Последнее слово главное.

– Так чего мы ждем?

– Вперед! Найди любую очаровашку, которую она могла бы спасти от смерти.

– Да? А почему я?

– Потому что я – старший компаньон. Пока ты будешь подыскивать собаку, я займусь хозяйкой. И вообще это ты придумал.

– Я придумал сделать ей ребенка. Про собаку заговорил ты.

Том пропустил колкость мимо ушей.

– Надо будет снять несколько клипов. Она, почтенный джентльмен и псина. Они гуляют с ней по полям, бросают ей палки и так далее. Что-нибудь такое теплое, семейное.

– Так ты серьезно насчет собаки?

– Угу.

– И ты считаешь, что сенатор согласится?

– При таком падении рейтинга? Естественно, согласится.

– Кстати, после выборов собачка вполне может вернуться на родную помойку, – сухо добавил Кенни.

– А вот это уже цинизм. По-моему, ты, дружок, чересчур долго занимаешься приукрашиванием действительности.

Том, улыбаясь, завел руки за голову и откинулся на спинку кожаного кресла. Как и прочая мебель, это кресло было взято напрокат Рабочий кабинет консультанта по связям с общественностью должен свидетельствовать о процветании его обитателя. В политике, как, впрочем, и в других областях жизни, следует выглядеть победителем. Проигравшие не интересуют никого.

Наверное, сейчас ему придется грызть землю, чтобы выползти из ямы, но он все-таки уже ползет.

– Том, я же знаю людей. Если рейтинг Ханнигера упадет еще на сколько-то пунктов, он на коленях приползет к тебе и станет умолять обрюхатить его жену. В таких случаях все средства хороши.

– Все средства хороши, – повторил, рассмеявшись, Том. – Наверное, нам надо написать этот девиз на визитных карточках: “Куинлан и Гудмен. Политические консультации. Все средства хороши”.

– Девиз неплохой.

Кенни поднялся из-за стола и взял очередной пончик. Утром он принес в контору дюжину пончиков. Сейчас, к десяти тридцати, их число уменьшилось на пять. Том не съел ни одного.

– У тебя, кажется, диета, – усмехнулся Том. – А год назад у тебя был сердечный приступ.

– Легкий сердечный приступ, – обиженно уточнил Кенни. – Так, звоночек. И пончики тут ни при чем. Во всем виновато нервное перенапряжение.

– Ну да, правильно.

Про себя Том подумал, что, если бы нервное перенапряжение могло приводить к сердечным приступам, он сам был бы давно в могиле. А он бодр и свеж в свои тридцать семь, и даже события последних четырех лет его не доконали. Кенни старше всего на несколько лет, но у него нездоровый цвет лица и излишний вес, и он страдает повышенной потливостью.

У Тома было не так много близких друзей, и он беспокоился за Кенни. И не забывал, что именно он был виновником того самого нервного перенапряжения, о котором Кенни только что упомянул. Нет, разумеется, Кенни никогда не упрекал его в своей болезни. Зато Том упрекал себя. Это его действия привели к тому, что партнеры потеряли почти все, что у них было.

– Когда мы встречаемся с мадам? – поинтересовался Кенни и потянулся за следующим пончиком.

Том отвел его руку, взял коробку с пончиками и поставил себе на колени. Кенни недовольно нахмурился.

– Увидим ее сегодня. Она выступает на ярмарке в Нешобе. Я хочу посмотреть на нее живьем, прежде чем мы приступим.

– Это правда, что публика ее не любит?

– Она у него как камень на шее. Он сравнительно популярен, а ее избиратели терпеть не могут. Им нравилась Элеонор, его первая жена. Многие сторонницы сенатора пришли в ярость, когда появилась ВЖМ.

– ВЖМ? – удивленно переспросил Кенни.

– Вторая жена миллионера. У прекрасного пола аллергия на этот биологический вид.

– Их можно понять, – вздохнул Кенни, глядя на экран. Запись все еще шла. – У мадам на лбу написано, что она способна увести мужа от жены.

– Следовательно, наша задача – сделать из нее мамашу. – Ловким движением Том отразил атаку Кенни на коробку с пончиками. – Она станет мамашей, пусть и не в буквальном смысле. Ко дню выборов миссис Ханнигер будет простой добродушной южанкой, как все женщины, которые должны отдать голоса за ее супруга. Они захотят голосовать за него именно потому, что он женат на ней.