Том не сможет дать ей ничего, что дает Льюис. Сколько он зарабатывает, неизвестно, но пусть даже его доход исчисляется шестизначной цифрой, все равно он ни в какое сравнение не может идти с миллионами Льюиса.

Том принадлежит тому миру, который она оставила позади. Миру закладных, счетов за электричество и сандвичей с ветчиной на кухне.

Разве можно даже думать всерьез о том, чтобы отказаться от всего, что дал ей Льюис, и вернуться в тот мир?

Разве какой-нибудь мужчина стоит такой жертвы?

А Том?

Ответ пришел к Ронни в четверг, когда они с Льюисом летели обратно в Джексон.

Небольшой реактивный самолет был предоставлен для нужд избирательной кампании корпорацией “Иноба”, заинтересованной в поддержке Льюиса при прохождении экологических законопроектов. Кресла были обиты мягкой кожей цвета слоновой кости, борта самолета – винилом цвета слоновой кости, на полу лежал толстый ковер цвета слоновой кости. Шум моторов совершенно не был слышен в салоне, и к услугам пассажиров всегда была стюардесса. Этот самолет был оборудован всеми мыслимыми предметами роскоши. Ронни так привыкла летать на нем, что уже ничего не замечала.

Кампания Льюиса шла полным ходом, поэтому сенатор не упускал любой возможности пообщаться со своими избирателями. И потому он решил дважды в месяц наезжать на выходные в Миссисипи. Пятница, суббота и воскресенье как для Ронни, так и для Льюиса были расписаны по минутам.

Вспомнив о том, что ей предстоит, она почувствовала изнеможение, откинулась на спинку кресла и стала смотреть в окно на проплывающие внизу облака.

Льюис, как всегда в самолете, разговаривал по сотовому телефону, коротко поддакивая собеседнику. Он говорил, что телефонные переговоры позволяют ему “держать руку на пульсе”. Обычно Ронни попросту отключалась от него.

Но сейчас по обрывку какой-то фразы она вдруг поняла, что Льюис говорит с Томом.

– Да-да, завтра едем на пикник. Как по-твоему, что я должен сказать прессе? – Он сосредоточенно помолчал, вслушиваясь. – Ах, вот как? Теперь я понял: избирателей волнует не то, что ты сделал, а то, что ты собираешься сделать.

Льюис умолк, прислушиваясь. До Ронни доносился неясный шорох из трубки, но она при всем желании не могла расслышать слов и даже самого голоса Тома.

– Да, хорошо, так я и сделаю, – сказал Льюис. – И Ронни будет говорить об образовании. Тебе нужно что-нибудь ей сказать?

Сердце Ронни на мгновение остановилось.

– Хорошо, потом еще поговорим. Береги себя, парень.

Льюис отключил телефон.

Ронни смотрела на черный аппарат и чувствовала, что внутри у нее все переворачивается.

Несколько секунд назад в этой трубочке слышался голос Тома.

Льюис повернулся к ней и начал что-то говорить, скорее всего передавать ей советы Тома, но она не воспринимала слов.

Она могла думать только про Тома. И про то, от чего она должна отказаться.

Самолет подлетал к Джексону. Ронни пошла переодеваться. Вечером ей предстояло произносить речь на собрании Женского комитета штата Миссисипи, куда она была приглашена в качестве почетного гостя. Льюис должен был присутствовать на заседании клуба “Ротари”.

Лимузин затормозил у крыльца дома в Седжли в десять тридцать. Ронни поднялась на крыльцо и помахала на прощание водителю – и по совместительству телохранителю.

Когда красные задние огни лимузина пропали из виду, она направилась к двери.

Но остановилась и опять спустилась с крыльца. Стоял теплый тихий вечер. Стрекотали кузнечики и цикады, неумолчно трещали лягушки. В воздухе пахло жимолостью. Ронни подумала, что сентябрь в Миссисипи мало чем отличается от июля. Ночью на улице приятнее, чем днем.

Ей захотелось прогуляться. Она должна побыть одна. Подумать.

Неизвестно откуда с радостным визгом выскочил Дэвис, и Ронни рассеянно погладила его по голове. Она привязалась к псу, но сейчас он ей, пожалуй, мешал. Слишком живо Дэвис напоминал ей про Тома.

Однако отсылать собаку, как Ронни давно знала, бесполезно, так же как и водить ее к кинологу. На Дэвиса не действует ничего.

Что ж, придется погулять в его обществе.

Дэвис ринулся в кусты, а Ронни медленно побрела прочь от дома. Ей хотелось поплавать, но она боялась, что бассейн оживит в ней воспоминания.

А ей нужна ясная голова, так как она должна сейчас принять самое важное решение в своей жизни.

Ей предстоит сделать выбор между Льюисом и Томом. Она едва не рассмеялась. На первый взгляд, вопроса вообще нет. Если речь идет о выборе мужчины, то она выбирает Тома, только Тома и еще раз Тома.

Любовь или деньги – вот истинный выбор.

Прошло некоторое время, и она выбрала любовь. Вопреки всяким представлениям о практичности. Вопреки здравому смыслу.

Она оставит Льюиса и уйдет к Тому.

Она повернула голову и увидела огромный дом, символизировавший все, чего она добивалась в жизни. Вдруг к ней пришло ощущение невероятной легкости, как будто тяжкий груз сняли с ее плеч.

Огни в холле еще горели. И окно кабинета Льюиса было освещено. Это означало, что Льюис дома и он не спит.

Сейчас она войдет в его кабинет и потребует развода.

А потом позвонит Тому и сообщит ему о принятом ею решении.

Дэвиса внезапно что-то заинтересовало, и он устремился за угол. А Ронни поднялась на крыльцо, вошла в холл и направилась к кабинету Льюиса. Она даже не взглянула на хрустальные люстры и дорогой антиквариат, который отныне не будет ей принадлежать.

Это всего лишь вещи.

Люди – важнее. Во всяком случае, один человек.

Она негромко постучала и повернула ручку двери кабинета.

Льюис уснул за столом. Ронни вгляделась. Его седовласая голова и широкие плечи покоились на ярко освещенной поверхности стола красного дерева.

– Льюис!

Ронни осторожно вошла в кабинет. Никогда на ее памяти Льюис не засыпал за столом.

– Льюис!

Да что с ним? Может, ему плохо? Сердечный приступ? Инсульт? Как-никак он немолод…

Она тронула его за плечо, решила обойти стол, но споткнулась о какой-то предмет, валяющийся на ковре.

Глянув под ноги, она увидела пистолет. Серебристый пистолет, который Льюис хранил в верхнем ящике стола. Или очень похожий.

Ронни наклонилась и взяла пистолет в руки.

Холодный и тяжелый.

Она опять посмотрела на мужа.

– Льюис!

Она выронила пистолет и принялась трясти Льюиса за плечо.

И тогда увидела, что его голова лежит в густой луже липкой крови.

– Отличный бифштекс. – Сытый и довольный, Джерри поднялся из-за стола, приоткрыл заднюю дверь и кинул взгляд на маленькую девочку, играющую на заднем дворе. – И картошка хорошая. У тебя все замечательно получается.

– Спасибо, Джерри.

Марла принялась убирать со стола. Все тарелки она поставила в посудомоечную машину и включила воду.

– Похоже, Лиззи тут нравится, – произнес Джерри.

– Ты очень к ней добр.

Марла быстро протерла стол и встала рядом с Джерри возле задней двери. Лиззи забралась высоко, футов на двадцать, на дерево и вела серьезную беседу с котенком, который только что поднялся к ней. Ее длинные худые ноги свисали с ветки, на которой она устроилась.

– Придется снимать ее, – вздохнула Марла. – Если упадет, сломает шею.

– Да оставь ты ее, – отмахнулся Джерри. – Ей хорошо.

Лиззи в самом деле выглядела счастливой. У нее был дом, двор, котенок. И Джерри она полюбила. Это он два дня назад подарил ей котенка – приволок его из овощной лавки. Лиззи пришла в полный восторг, ведь у нее никогда прежде не было животных. Котенка она нарекла звучным именем Бу.

Котенок служил ей большим утешением, так как она еще не вполне поладила с девочками в школе. Джерри настоял, чтобы ребенка отдали в школу, хотя Марла горячо возражала, опасаясь, что убийца доберется до Лиззи в школе. Но Джерри успокоил ее, Лиззи отчаянно просилась в школу – она обожала учиться, – и Марла сдалась.