— Выглядишь просто фантастически, — ничуть не лукавя, признала Мара.

— Спасибо за комплимент, — улыбнулась Люси, — вообще-то я собиралась поужинать с Эндрю в баре.

— Хотелось бы надеяться, что голодной ты не останешься, — заметила Мара, улыбнувшись в ответ.

— Можно не надеяться, — рассмеялась Люси, — готовить там точно не умеют. Но раз у тебя выходной, то не станешь же ты проводить его на рабочем месте! — Она повернула голову, откинув волосы. — А как сережки, идут мне?

— То что надо, — одобрила Мара. Ей льстило, что такая юная девушка, как Люси, обращается за советом по поводу нарядов к ней, хотя Мара была старше ее матери. В глазах Люси она была человеком если и не из высшего общества, то уж во всяком случае соприкасавшегося с ним в далекой экзотической Танзании. Представитель нового поколения, Люси ничего не слышала ни о Лилиан Лэйн, ни о Питере Хите, ни о братьях Миллер; и даже название совместного оскароносного фильма не говорило ей ровным счетом ничего. Тем не менее, сам факт такого знакомства ее весьма впечатлял.

Люси закинула на плечо сумочку, уже собираясь уходить, но на мгновение замешкалась, сдвинув брови.

— Чуть не забыла. Вчера здесь была пара из Америки. Мужчина заказал crepe Poulet du Mara и все допытывался, откуда у нашего фирменного блюда такое странное название.

Мара кивнула. Собственно, рецепт придумала Шанталь, она же первая и приготовила блюдо на день рождения Мары, а затем попросту внесла его в меню. Так что вопросы о том, что это за блюдо, от посетителей приходилось слышать и прежде.

— Я ему сказала, что это в честь нашей официантки. Он, как бы это сказать, очень разволновался. Стал расспрашивать о вас. Сказал, что, возможно, знает вас, поскольку Мара такое редкое имя. Еще спрашивал, как вы выглядите.

Мара удивленно подняла бровь:

— И что же ты?

Люси повела плечом.

— Сказала, как есть: длинные волосы, слегка тронутые сединой. Темные глаза, высокая. Да ладно вам — я же больше ничего не сказала! Наоборот, пыталась выведать, кто он такой. Кстати, интересный мужчина.

Мара покачала головой, пытаясь догадаться, кто же это мог быть. Кто-то из Хобарта? Или из школьных друзей еще из Нортл? Тасмания тесный мирок…

Но Люси сказала, что он американец. Мара почувствовала смутное беспокойство. Корзинку с хлебом, которую она держала в руках, пришлось поставить на ближайший столик.

— А как он выглядел? — ее голос предательски дрогнул.

Люси с сомнением поглядела на нее.

— Ваших лет, ни молодой, ни старый. Да я и не присматривалась. По правде говоря, я больше разглядывала его спутницу. Красавица — с ума сойти! Представьте себе: длинные рыжие волосы и голубые глаза — с ума сойти!

— Ну да ладно, — отмахнулась Мара, стараясь, чтобы голос больше не выдавал ее, — это не так уж и важно.

Люси кивнула и повернулась к висевшему на стене над аппаратом зеркальцу, чтобы проверить перед выходом макияж.

Мара опустила глаза и заметила, что на сцепленных руках у нее блестели костяшки пальцев. Мысли метались, сменяя одна другую. Американец. Ее возраста. Спрашивал о ней. С ним красивая рыжеволосая женщина с голубыми глазами. Это казалось невероятным, но другого объяснения не было.

Питер.

Из далекого прошлого выплыло видение. Выгоревшая на солнце голубая рубашка. Свет, падающий откуда-то сбоку, отчего на одной стороне лица видна каждая морщинка, а другая сторона — словно в тени. Неровная, из-за той же тени, знакомая застенчивая улыбка. Двадцать пять лет прошло с тех пор, а память об их последней встрече жила в ней, словно это было вчера.

Мара глубоко вздохнула, пытаясь обрести спокойствие.

Питер.

И Пола.

Но почему они здесь?

Всему можно найти объяснение, сказала она себе. Питер — австралиец. Почему бы не показать Поле места, где прошли его детство и юность? Мара живо представила себе, как они едут в Сидней, как отправляются на Бонди Бич, где в прежние годы Питер наверняка проводил большую часть дня и где впервые встал на доску для серфинга. Почему бы заодно не махнуть в Тасманию — так, собственно, поступали многие отдыхающие. Помнится, Питер говорил, что так и не удосужился побывать на этой стороне пролива Басса.

Затем в голову пришла и другая мысль: а что, если он снимается в новом фильме? Когда-то Мара дала себе слово не следить за его карьерой в кино. Еще в бытность хозяйкой приюта после смерти Джона она тщательно избегала разговоров даже о фильме, когда кто-то из постояльцев заводил разговор о новых ролях Питера. Переехав в Тасманию, Мара даже не пролистала ни одного киножурнала и ни разу не бросила взгляд на колонку «киноафиша» в воскресных газетах. За все эти годы она, если и видела фотографии Питера в какой-то газете, то только мельком. И, разумеется, ни разу не побывала в кино на фильме с его участием. Это было бы выше ее сил. И кроме того, неправильно, что ли — словно таким способом она хотела присвоить себе частицу его, которая вовсе ей не принадлежала.

Люси наконец оторвалась от зеркала и снова наморщила лоб:

— Чуть было не забыла! Я, кажется, обмолвилась, что сегодня вечером вы будете на работе. Но это не страшно, правда?

Мара попыталась выдавить улыбку, преодолевая состояние, близкое к обмороку.

— Нет, конечно. У меня врагов нет.

Люси виновато покосилась в сторону кухни:

— Только ничего не говорите маман. У нее страсть всегда меня поучать.

— Не переживай, — кивнула Мара и снова взяла корзинку с хлебом, наклонившись над ней, чтобы скрыть смятение.

— Тогда всем пока. — Люси помахала рукой в сторону кухни, где работала Шанталь, и выскользнула за дверь.

Дверь скрипнула и захлопнулась. Мара тут же бросилась к притаившемуся в уголке служебному столику. Среди запасных графинов и стаканов, помимо прочего, на нем возвышался старый кассовый аппарат и допотопный терминал для считывания кредитных карточек. Здесь же находился штырь на подставке, куда накалывали оплаченные счета. С него-то она и начала. Третий счет сверху был на пулярку и бутылку выдержанного тасманийского вина. Сняв наколотые счета, Мара прикинула заказ на общую сумму. Затем открыла кассовый аппарат и пробежалась по цифрам, пока не нашла подходящую платежку. Имя держателя кредитной карты было пробито в верхнем левом углу. Дрожащими пальцами Мара поднесла листок бумаги к глазам, вглядываясь в буквы, набранные курсивом: Питер М. Хит. Сглотнув, она внимательно изучила подпись. Та была небрежной, едва угадываемой. Тем не менее в начале подписи угадывалась заглавная английская «Пи». А «Эйч» читалось и вовсе безошибочно.

Едва Мара вернула счет на место, как вновь всхлипнула входная дверь. На мгновение женщина застыла на месте, затем медленно обернулась. На пороге стояла молодая японская пара, улыбаясь в пространство ресторана. Мара превозмогла минутную слабость, и, подхватив меню, пригласила их за столик. По растерянности на их лицах она уже догадалась, что английского они почти не знают, и вздохнула с облегчением, когда в руках у женщины заметила японско-английский словарик. Мара оставила им меню с упрощенным описанием дежурных блюд и отошла в сторонку, давая возможность сделать выбор. Она вернулась к своему столику, невидящим взглядом скользя по его полированной поверхности в паутинке царапин и трещинок. Значит, вчера Питер был здесь — ни о чем другом она думать не могла. Он стоял на этом самом месте, где сейчас стоит она, и она о этом ничего не знала. Это было неправильно. Она должна была почувствовать его присутствие, здесь, рядом…

В голове, как карусель, кружились вопросы. Вернется ли он, чтобы разыскать ее, или уже уехал? Почему она не расспросила Люси подробнее? А почему та решила, что он разволновался? А какой у него был голос? А что читалось в глазах? А вдруг все его вопросы лишь плод праздного любопытства? А что, если весть о том, что нынче она проживает в Бикено, лишь добавила легкой пикантности к уже запланированной поездке? Двадцать пять лет — немалый срок.