Хотя было очень поздно, питомцы Доктора не спали; они дожидались, когда он вернется и расскажет, как устроился Беппо и зачем его вызвал Блоссом.

Джип тут же пересказал им беседу Доктора с директором Манчестерского Амфитеатра и выложил свою собственную идею о постановке спектакля для животных. Всем, включая белую мышку, предложение Джипа ужасно понравилось.

— Ура! — захрюкал Габ-Габ. — Наконец-то я стану артистом. Вы только подумайте, моя премьера состоится в самом Манчестере!

— Радоваться еще рано, — охладил его пыл Доктор. — Мы еще не решили, будет ли это пьеса или что-нибудь другое. Из того, что тебе нравится играть в спектакле, совсем не следует, что этот спектакль понравится публике.

И тут разгорелся жаркий спор из-за того, что больше нравится публике и какой нужно выбрать сюжет для пьесы.

— Давайте поставим «Золушку», — пропищала белая мышка. — Эту сказку все знают, и там я смогу сыграть одну из мышей, которых фея превратила в лакеев.

— Нет, лучше «Красную шапочку», — возразил Свисток. — Мне очень подойдет роль волка.

Все так воодушевились и увлеклись выбором пьесы, что Доктор решил, что сейчас самое время сообщить Даб-Даб о потраченных двадцати шести фунтах. Так он и сделал. И для домохозяйки вечер был испорчен.

— Ах, Доктор, Доктор, — вздыхала она, качая головой. — Ну что мне с вами делать? Вам совершенно нельзя доверять деньги. О, Боже, мы, наверное, никогда не вернемся в Падлби!

Но остальные были так увлечены спором, что не обратили на причитания Даб-Даб никакого внимания. Они решили, что незачем расстраиваться из-за таких пустяков.

— Да что ты! — беззаботно воскликнул Габ-Габ. — Скоро мы заработаем еще больше. Что такое деньги? Пуф — и их нету. Послушайте, Доктор, почему бы нам не поставить сказку про Красавицу и Дикого зверя? Я бы сыграл там роль красавицы.

— Боже праведный! — тявкнул Джип. — Ну ты и придумал! Нет, Доктор, вы должны написать пьесу сами — ведь вы знаете, что нравится людям.

Но тут в разговор вмешалась Даб-Даб.

— Доктору нужно ложиться спать, — сердито сказала она. — Пора бы вам оставить его в покое — у него был такой трудный день! Да и вам самим давно пора угомониться!

— Ну и ну! — воскликнул Доктор, взглянув на часы. — Вы знаете, который сейчас час? Уже два часа ночи! Ну-ка, все быстро отправляйтесь спать!

— Доктор, ну, пожалуйста, — захныкал Габ-Габ. — Завтра мы будем целый день в дороге. Какая разница, во сколько мы встанем? Давайте посидим еще чуть-чуть — ведь мы так и не решили, какую пьесу будем ставить.

— Ни в коем случае, — отрезала Даб-Даб. — Только не сегодня. Доктор устал.

— Да я совсем не устал, — возразил Джон Дулитл.

Но Даб-Даб продолжала настаивать на своем:

— Сидеть допоздна очень вредно. Ничего нет лучше привычки рано ложиться спать.

— Может, ты и права, — вздохнул Доктор. — Но я сам не люблю жить по правилам, ты же знаешь.

— А я люблю, — гордо сказала Даб-Даб. — Конечно, когда эти правила хорошие. Мне нравятся люди, у которых есть четкий распорядок дня.

— В самом деле? Вот почему из тебя получилась такая превосходная домохозяйка, Даб-Даб. Да, люди и вправду делятся на две категории: одни живут по раз и навсегда установленным правилам, а другие не любят правил. И у тех, и у других есть свои положительные качества.

— Знаете, Доктор, — вмешался Габ-Габ. — Я всегда делил людей на тех, кто любит разносолы, и тех, кто предпочитает что-нибудь попроще; тех, кто обожает всякие соусы и острые приправы, и тех, кому довольно одной картошки.

— Ну вот, Габ-Габ, ты меня понял правильно, — рассмеялся Доктор. — Есть люди, которые хотят, чтобы в их жизни все время что-то менялось, а есть люди, которые предпочитают размеренное и спокойное существование. Твои любители разносолов, Габ-Габ, — это те, кто не выносит однообразной и скучной жизни, а любители картошки — это… э… — домохозяйки. Что касается меня, то я надеюсь, что с возрастом я все-таки научусь приспосабливаться.

— Как это — приспосабливаться? — спросил Габ-Габ. — И к чему?

— Это слишком долго объяснять. Иди-ка лучше спать. А о пьесе мы поговорим завтра утром.

На следующее утро, когда питомцы Доктора проснулись, они обнаружили, что их фургончик движется. В этом для них не было ничего удивительного — пока они спали, цирк тронулся в путь. Так случалось очень часто, когда циркачи переезжали из одного города в другой. Это было частью их кочевой жизни, и именно эту часть Габ-Габ особенно любил. Он обожал просыпаться утром от скрипа колес и, устроившись поудобнее у окна, любоваться проплывающими мимо их движущегося дома пейзажами.

Габ-Габ без конца хвастался, что он прирожденный путешественник и любит перемены точно так же, как Доктор. Однако на самом деле он больше походил на Даб-Даб. Поросенок всегда соблюдал режим дня и особенно беспокоился, когда его вовремя не кормили. Просто кочевая цыганская жизнь была для него самым безопасным и приятным видом приключений. Он любил развлечения, но только развлечения со всеми удобствами — без трудностей и опасностей.

Когда все семейство Доктора завтракало, сидя за столом, к ним в фургончик заглянул Мэтью Магг.

— Представляете, Доктор, — сказал он, — этот мистер Беллами едет в фургоне Блоссома. Говорит, что ему с нами по пути. Но если вы спросите у меня, я вам скажу, с чего это он вдруг так к нам прицепился. Он просто боится упустить вас из виду. Он готов на все — лишь бы вы согласились выступить в его театре. Я уверен, что на остальные аттракционы Блоссома он чихать хотел. Он заплатит вам любые деньги, лишь бы вы согласились сделать у него свой номер с животными.

— Понимаешь, Мэтью, — сказал Доктор. — Это не так просто, как тебе кажется. Все мои животные мечтают поставить спектакль. Сегодня ночью, пока они спали, я набросал что-то вроде комедии. Но прежде чем показывать это Беллами, мы должны все как следует отрепетировать. Артистам нужно время, чтобы выучить свои роли. Не мог бы ты сбегать в фургон директора и попросить Беллами, чтобы он подождал до завтра? Скажи ему, что сегодня, пока мы едем, я попробую провести несколько репетиций и если у нас что-нибудь получится, завтра утром мы ему это покажем.

— Хорошо, — сказал Мэтью и, спрыгнув со ступенек фургона, побежал догонять вагончик Блоссома.

Вы знаете, что Джону Дулитлу уже приходилось писать пьесы для животных. Надо сказать, что он сочинял их целыми дюжинами. Я уже рассказывал вам о его необычайно знаменитой книжечке, которая называлась «Одноактные пьесы для пингвинов». Для обезьян и других животных он придумывал драмы подлиннее. Но все эти пьесы были написаны на языке зверей и предназначались для исполнения перед звериной аудиторией. Например, спектакли для пингвинов устраивались (и, насколько мне известно, устраиваются и сейчас) в Антарктиде во время долгой полярной ночи. Эти удивительные птицы величественными группами рассаживаются на камнях вокруг ледяной сцены и хлопают своими похожими на ласты крыльями каждый раз, как актеры скажут что-нибудь особенно благоразумное.

Пьесы для обезьян намного легкомысленнее. В отличие от пингвинов, которые любят серьезные и глубокомысленные драмы, обезьяны обожают простодушные комедии. Свои спектакли они устраивают где-нибудь в джунглях. Выбрав полянку посветлее, обезьяны рассаживаются вокруг нее на деревьях. Самыми дорогими в обезьяньем театре считаются места на ветках, свисающих прямо над сценой. А за семейную ложу, которая представляет собой ветку целиком, нужно заплатить целую сотню орехов. Существует правило, по которому семьям, занимающим эти места, запрещается бросать ореховые скорлупки и кожуру от бананов вниз на головы актерам.

Теперь вы сами видите, что Джон Дулитл был опытным драматургом. Но пьеса, которую мистер Беллами захотел бы показывать в своем театре, должна была сильно отличаться от всех других сочинений Доктора. Ведь ее предстояло смотреть людям, которые совсем не понимают языка зверей. И после долгих размышлений Доктор решил, что в его новом спектакле животные вообще не будут разговаривать. Он назвал ее «Падлбийская пантомима».