– Однажды, – сказал я, – по моей вине погиб человек. И только потому, что я опоздал всего на шаг. Я не хочу, чтобы это повторилось снова.

Чуть заметная дрожь пробежала по ее горлу. Она потерла шею.

– Значит, вы действительно считаете, что я в серьезной опасности?

Я потряс головой.

– Не знаю. Но вам угрожали. Вы получили фото сына. Кто-то хочет причинить вам большие неприятности и разрушить вашу жизнь. Я хочу выяснить, кто это, и остановить его. Для этого вы меня и наняли. Можете вы позвонить Тимпсону и устроить нашу с ним встречу, скажем, завтра?

Она пожала плечами.

– Думаю, да.

– Хорошо. Мне также нужно описание Мойры Кензи, все, что вы вспомните о ней, неважно, сколь незначительным это покажется.

С минуту Дайандра сидела с закрытыми глазами, чтобы восстановить полный облик Мойры Кензи, а я успел раскрыть блокнот и приготовить ручку.

– На ней были джинсы и черная водолазка, сверху красная фланелевая рубашка. – Дайандра открыла глаза. – У нее на диво красивые светло-русые волосы, слегка растрепанные, и она курила на убой. Выглядела по-настоящему испуганной.

– Рост?

– Где-то сто семьдесят.

– Вес?

– Фунтов сто десять.

– Какие сигареты она курила?

Дайандра вновь прикрыла глаза.

– Длинные, с белым фильтром. Пачка золотистого цвета. Кажется, "Делюкс".

– "Бенсон и Хеджис Делюкс Ультра Лайтс"?

Ее глаза моментально открылись.

– Да.

Я пожал плечами.

– Моя напарница всегда переходит на них, когда пытается бросить курить. А глаза?

– Зеленые.

– Никаких догадок по поводу происхождения?

Она отпила немного из своего бокала.

– Возможно, северная Европа, но несколько поколений тому назад, а может и смесь. Возможно, ирландка, британка, даже славянка. У нее очень бледная кожа.

– Что-нибудь еще? Не говорила, откуда родом?

– Бельмонт, – проговорила она с некоторым удивлением.

– Здесь что-то не так... Какое-то несоответствие, верно?

– Пожалуй... уж если кто-то из Бельмонта, он всегда попадает в хорошую подготовительную школу и так далее.

– Верно.

– И одна из особенностей, которую они теряют, если, не дай бог, она у них была, это бостонский акцент.

– Но не эпатируют им, особенно незнакомцев.

– Точно.

– У Мойры он был?

Дайандра кивнула.

– В то время я не придала этому значения, но пожалуй, да, это выглядит довольно странно. Это не был бельмонтский акцент, скорее, реверский или восточно-бостонский или... – она взглянула на меня.

– Или дорчестерский, – сказал я.

– Да.

– То есть, местный, – я захлопнул свой блокнот.

– Да. Что же вы собираетесь предпринять, мистер Кензи?

– Прежде всего увидеть Джейсона. Ему грозит опасность. Именно он ощутил "слежку", именно его фотографию прислали вам.

– Хорошо.

– Мне хотелось бы, чтобы вы ограничили свою деятельность.

– Не могу.

– Сохраняйте свои приемные часы и встречи, – сказал я, – но остальное время держитесь подальше от университета, пока я что-нибудь не выясню.

Она кивнула.

– Эрик, – сказал я.

Он взглянул на меня.

– Револьвер, который ты носишь... Умеешь им пользоваться?

– Практикуюсь раз в неделю. Я хороший стрелок.

– Стрелять в живое тело – совсем другое дело, Эрик.

– Знаю.

– Мне надо, чтобы ты держался поближе к доктору Уоррен хотя бы несколько дней. Сможешь?

– Конечно.

– Если уж что-то случится, не трать время на попытки всадить пулю в голову или попасть в самое сердце нападающего.

– Что же я должен делать?

– Разряди свой револьвер прямо в тело. Шесть выстрелов уложат кого угодно при условии, что он меньше носорога.

Он выглядел ошеломленным, как если бы ему сказали, что время, проводимое им в тире, было пустой тратой времени, как оно обычно и бывает. Возможно, он и вправду был хорошим стрелком, но я сомневался, что у того, кто нападет на Дайандру, на лбу, как в тире, будет огромный бычий глаз.

– Эрик, – сказал я, – не проводишь меня?

Он кивнул, и мы вышли из квартиры, миновали небольшой холл и подошли к лифту.

– Наша дружба не может повлиять на мою работу. Надеюсь, ты это понимаешь?

Он взглянул на свои ботинки и кивнул.

– Какие у тебя с ней отношения?

Он встретился со мной глазами, и в них я ощутил твердость.

– А что?

– Никаких тайн, Эрик. Запомни. Мне надо знать, какова твоя роль.

Он пожал плечами.

– Мы с ней друзья.

– Спящие в одной кроватке?

Он покачал головой и горько усмехнулся.

– Иногда мне кажется, Патрик, некоторая шлифовка по части манер тебе бы не помешала.

Я пожал плечами.

– Мне платят не за соблюдение этикета, Эрик.

– Дайандра и я встретились в Брауне: я работал над диссертацией, она только поступила в аспирантуру.

Я откашлялся.

– Снова спрашиваю: вы состоите в интимных отношениях?

– Нет, – сказал он. – Мы просто добрые друзья. Как ты и Энджи.

– Понятно, почему я сделал такое предположение?

Он кивнул.

– У нее есть любовник?

Он покачал головой.

– Она... – Он взглянул на потолок, затем снова на свои ботинки.

– Она – что?

– Не принадлежит к сексуально активным женщинам, Патрик. С философской точки зрения. Она ведет уединенную жизнь по меньшей мере лет десять.

– Почему?

Его лицо помрачнело.

– Я же сказал, это ее выбор. Для некоторых либидо – далеко не решающий фактор в жизни, Патрик. Жаль, что данная концепция у многих не находит понимания точно так же, как и у тебя.

– О'кей, Эрик, – как можно мягче проговорил я. – Есть ли что-нибудь еще, чего ты мне не сказал?

– Что ты имеешь в виду?

– Какой-нибудь скелет в шкафу, – сказал я. – Причина, по которой этот субъект угрожает Джейсону, чтобы добраться до тебя?

– На что ты намекаешь?

– Ровным счетом ни на что, Эрик. Я задал прямой вопрос. И жду ответа – "да" или "нет".

– Нет. – В голосе его ощущался лед.

– Прости. Я вынужден был задать эти вопросы.

– Да ну? – сказал он и, повернувшись, направился обратно в квартиру.

Была уже почти полночь, когда я уехал от Дайандры. Городские улицы были тихи и спокойны, когда я ехал домой в южном направлении вдоль морского берега. Температура по-прежнему держалась в пределах двенадцати градусов, и я даже опустил стекла в своей последней колымаге, позволив мягкому бризу проветрить затхлую атмосферу салона.

После того как мою последнюю служебную машину хватил инфаркт на одной из мрачных, забытых всеми улочек в Роксбэри, я нашел эту, коричневую "Краун-виктория-86". Случилось это на полицейском аукционе, о котором мне сообщил друг, полицейский Девин. Мотор был в прекрасном состоянии: если такую машину спустить с тридцатого этажа, сама бы она распалась на части, а мотор продолжал бы работать. Я потратил кучу денег на содержимое капота, снабдил машину лучшими шинами, однако внутреннее убранство оставил прежним: потолок и сиденья пожелтели от дыма дешевых сигарет, задние сиденья порваны и испускают запах резины, радио сломано. Задние дверцы здорово вогнуты внутрь, как будто их сдавили щипцами, а краска на кузове содрана, образовав круг с рваными краями, из-под которых проглядывала старая покраска.

Зрелище было ужасным, зато я был абсолютно уверен: ни один уважающий себя автомобильный вор не захочет найти свою смерть в подобном артефакте.

У светофора возле Харбор Тауэрз я остановился. Мотор, поглощающий несколько галлонов бензина в минуту, счастливо урчал. Перед нами переходили дорогу две миловидные молодые женщины. Внешне они походили на офисных работниц: узкие, плотно облегающие юбки тускло-коричневого цвета и блузки, поверх – свободно ниспадающие плащи. Темные чулки исчезали в одинаковых белых спортивных тапочках. В их походке ощущалась едва заметная неуверенность, как будто тротуар под их ногами был губчатым. Отрывистый смех рыжеволосой девушки звучал чересчур громко.