С другой стороны, можно начать с того, что законы природы всегда имеют оговорку ceteris paribus: они действуют «при всех прочих равных». Но если в основе регулярности природы, которые мы описываем при помощи «законов природы», лежат регулярные действия Бога и если Бог решит действовать совершенно новым образом, — разумеется, «прочие равные» исчезают [145] .Можно сказать, что предсказания о «замораживании» или «поджаривании» вселенной в космологическом будущем были бы применимы, не соверши Бог пасхального чуда и не продолжай он действовать, привнося во вселенную все новые и новые эсхатологические преобразования.
Таким образом, ориентир 1 накладывает на номологическую универсальность важное ограничение. Вот оно: хотя законы природы, какими мы их знаем, вполне применимы к вселенной в ее «прошлом и настоящем» [146], их нельзя буквально применять к будущему.
В целом ориентир 1 — это общий аргумент, говорящий о неприменимости текущих законов природы к новому творению. Собственно богословский подход, описанный ниже (ориентир 6), состоит в том, что эсхатология подразумевает преображениевселенной в новое творение. Отсюда вытекает более точный набор требований к законам природы. Например, поскольку новое творение — результат перманентного преображения творения нынешнего, мы исключаем возможность простого вмешательстваБога, при котором Бог временно отменяет законы физики, но затем они возвращаются к прежнему состоянию. Кроме того, мы исключаем расширительныйвзгляд, согласно которому законы останутся прежними, но начнут действовать в новой области, в которой прежде не действовали, как например, эволюция жизни на земле. Ни то ни другое не дает адекватного описания заключенному здесь радикальному вызову номологической универсальности будущего вселенной, хотя расширительный взгляд и идея невмешательствапрекрасно описывают ее прошлое.
Прежде чем перейти к ориентиру 2, необходимо внимательно рассмотреть важное возражение на то, что было нами сказано. Нам могут возразить, что наше стремление модифицировать БИП превратилось в попытку модифицировать НИП, причем весьма спорным путем. Мы предполагаем, что наука, какой мы ее знаем, в будущем окажется неприменима, — серьезное возражение против применимости науки в целом. Это предположение нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Некоторые ученые отвергают его сразу и без разговоров не только потому, что не видят серьезных свидетельств в его пользу, но и потому, что оно, по–видимому, подрывает один из краеугольных камней научного мировоззрения и практики. Мой ответ состоит из трех частей: во–первых, для ученых предположение, что научные предсказания будущего верны, является таким же «религиозным догматом», как для верующих — предположение, что научные предсказания верны при всех прочих равных,что, однако, в будущем не обязательно.Все мы вынуждены занять в этом споре ту или иную позицию — и ни одну из этих позиций нельзя в буквальном смысле слова «доказать». Во–вторых, ориентир 1 — это богословскийориентир, связанный с построением богословия, то есть с БИП; о том, как следует заниматься наукой, он не говорит ничего и, следовательно, никоим образом не предполагает модификацию НИП. В самом деле, в науке необходимыпредсказания и их эмпирическая проверка — здесь спорить не о чем.Наконец, из этого не следует, что богословы могут игнорировать научные открытия, касающиеся прошлого вселенной, или их научные объяснения. Наше предположение касается только утверждений о том, что еще не случилось, — о будущем.
В любом случае мы не ставим своей целью ограничить число путей сочетания эсхатологии с наукой. Мы пытаемся понять, какая эсхатологическая конструкция, основанная на телесном воскресении Иисуса, может вступить в творческий диалог с наукой, даже когда это кажется невозможным.
Ориентир 2: эсхатология должна быть «научной» (то есть включать в себя методологический натурализм) в своем описании космического прошлого и настоящего: формальный аргумент.Всякая создаваемая нами эсхатология должна быть «научной» в своем описании прошлоговселенной. Говоря точнее, в своем описании прошлого она должна быть ограничена методологическим натурализмом; ей не следует привлекать Бога в качестве (вторичного) объяснения явлений, процессов и свойств природы [147].
Этот ориентир необходимо уточнить в нескольких пунктах. Представление о «преобразовании» мира через новое действие Бога включает в себя множество областей и временных моментов. Например: Бог уже действовал в воскресении Иисуса и в период новозаветных явлений; Бог действует сейчас в церкви и в мире; в будущем Богу предстоит новое, более решительное и глобальное действие (здесь подчеркивается противопоставление «реализовавшейся» и «реализующейся» эсхатологии). Это означает, что большую часть будущего вселенная будет оставаться творением, еще только ожидающим преображения и, следовательно, полностью подлежащим ведению естественных наук. Следовательно, сталкиваясь в будущем с какими‑либо новыми феноменами, не следует с легкостью относить их за счет «нового творения Божьего». Вполне возможно, что объяснение этих феноменов вполне в компетенции науки; обращение вместо этого к Богу позволит богословию игнорировать вызовы и открытия науки и то зачастую тревожное действие, которое они оказывают на богословское видение мира. Кроме того, богословию следует воздерживаться от привлечения Бога к делу объяснения будущего, если есть научные причины полагать, что в будущем изменятся сами законы природы, но что такие изменения основываются на неизменном наборе принципов или мета–законов, лежащих в их основе. Таким образом, цель этого ориентира — корректировать ориентир 1, не позволяя богословию отгородиться от науки, но в то же время не закрывая выхода, который дает нам ориентир 1 своим предположением, что научные предсказания будущего могут не сбыться, если Бог выберет для своих действий совершенно новый путь, не предполагающий продолжения действия текущих законов природы, который не способна предсказать наука.
Этот ориентир четко отделяет мое предложение от подхода «разумного замысла». Этот подход зачастую критически относится к науке, в особенности к биологической эволюции, за отказ включать божественное провидение в объяснения прошедшей истории жизни на земле и, таким образом, ставит под сомнение роль методологического натурализма в формировании естественных наук.
Ориентиры 3 и 4 развивают идеи, заложенные в ориентире 2.
Ориентир 3: при пересмотре эсхатологии в свете современной физики нашей целью должно быть создание «релятивистски корректной эсхатологии».Хотя мы и откладываем в сторону предсказания, делаемые космологией Большого взрыва на будущее, однако должны быть готовы перестраивать нашу текущую работу над эсхатологией в свете современной физики и того, что говорит нам космология об истории вселенной. Проблема здесь в том, что богословы, как правило, по привычке формулируют свои идеи в терминах повседневного/ньютоновского понимания пространства, времени, материи и причинности. Если наша задача — построить эсхатологию, вмещающую в себя все, что говорит наука о прошлом и настоящем вселенной, чтобы затем дать новую интерпретацию космического будущего, то такая эсхатология прежде всего должна быть также реконструирована, в соответствии с ориентирами 1 и 2, в свете основных физических теорий XX века, особенно общей и специальной теории относительности и квантовой механики. Здесь мы можем даже рискнуть и серьезно отнестись к теориям множества измерений, а следовательно, и к тому, что причинность в четырехмерном пространстве–времени теряет свой обязательный характер (именно так представляют нашу вселенную предложения современной «брейн–космологии»). Речь идет о модели более общих причинно–следственных отношений, возможной в любой трансцендентной ситуации, как например, в четырехмерном пространстве–времени, погруженном в еще более многомерное пространство или пространство–время. Перестраивая эсхатологию в свете физики, можно исследовать и другие увлекательные теории. В целом я бы назвал этот проект «построением релятивистски корректной христианской эсхатологии».
