Погрузившись в мысли, я не слышу шагов, раздающихся за моей спиной, а потому, когда Дамир мелькает в поле моего зрения – неожиданно раню палец ножом.

– Нужно остановить кровь, – Дамир кивает на красные капельки, стекающие по моему указательному пальцу, и отводит меня к умывальнику.

Я не чувствую боли. Совсем без ощущений. Порезалась, подумаешь. А он оставляет меня возле умывальника и через несколько минут возвращается с дорожной аптечкой. Промокает влажную кожу бумажным полотенцем, а затем клеит сверху раны небольшой пластырь. Касания его рук – нежные, ласковые. Они вырывают меня из реальности и бросают в невидимое прошлое, туда, где мы были счастливы вдвоём.

– Можно я у тебя кое-что спрошу? – Дамир, не отстранившись, по-прежнему стоит напротив меня и держит за запястье.

Я одобрительно киваю головой.

– Почему ты ушла от мужа?

– Потому что узнала правду.

– Тогда ты совершила ошибку, – произносит, улыбаясь краешком губ.

– Почему?

– Потому что. Ну, узнала… Ну, правду и… Что? Какая разница? Он же любит тебя, Дин. Принял Саньку, как своего.

– Ты не понимаешь, – возражаю не очень убедительно.

– Возможно, – пожимает плечами.

– Ты же не это хотел спросить. Ведь так?

– Не это, – снова улыбка, но на этот раз немного шире.

Дамир ждёт, когда я скажу правду, а я… Боюсь говорить вслух всё, что думаю. Мои мысли – наша погибель. Стопроцентная! Он – моё табу на всю жизнь. Сегодня. Завтра. Через год. Всегда запретный!

– Что с твоей ногой? Почему ты хромаешь? – я переключаюсь на более безопасную тему, не желая продолжать этот никому не нужный разговор.

– Старая травма. Не обращай внимание.

– Можно, я посмотрю?

Дамир округляет глаза, удивляясь.

– Не надо.

– Почему? Я хочу понять, чем можно тебе помочь.

– Дин, не нужно, ладно? Думай о себе и Саньке. Я уж как-нибудь позабочусь о себе сам.

Он оборачивается, чтобы уйти, но я шепчу ему в спину:

– Ты так сильно меня ненавидишь?

Дамир останавливается. Замирает на месте и слегка поворачивает голову вправо. А я вижу его профиль; вижу, как дрожат его губы.

– Нет. Я не испытываю к тебе таких чувств.

– Тогда почему ты такой упрямый? Держишь дистанцию, не позволяешь тебе помочь.

Дамир не успевает ответить – наш диалог прерывает трель мобильника, его мобильника!

Шагаев принимает вызов и сразу же отводит телефон в сторону, подальше от уха. В трубке слышится ругань, угрозы и… Моё имя!

– Высказался? – ухмыляется Дамир, а затем грубо произносит: – Фатхетдинов, какого хрена ты мне звонишь?

Глава 108

Дамир

Со скрежетом зубов я посылаю Фатхетдинова лесом и завершаю вызов. Динка смотрит на меня перепуганными глазами, прикладывая к груди руки. Бледная вся, взволнованная.

– Он найдёт нас, – качает головой.

Я делаю в направлении Дины несколько шагов и замираю на расстоянии вытянутой руки.

Обнять? Нет.

Засовываю руки в джинсы и окинув заинтересованным взором женский стан, ободряюще улыбаюсь.

– Не найдет.

– Откуда такая уверенность?

В ответ пожимаю плечами, а Динка, шмыгнув носом, подходит ко мне ещё ближе и, поборов свои сомнения, обнимает за плечи.

Её голова покоится на моей груди, а волосы на макушке щекочут кончик носа. Я вдыхаю аромат шампуня, подавляя порыв: схватить девушку в охапку, усадить себе на колени и баюкать, словно малое дитя.

– Ты не знаешь его. Мой муж, – на последнем слове у Динки дрожит голос, – очень упрямый человек. Для него нет ничего невозможного. Он добивается всё, что хочет. Абсолютно всё и любой ценой.

– Дин, – склоняюсь и шепчу на ухо, перебирая между пальцев длинные локоны. – Я в курсе, кто такой Давид. Если ты забыла, то когда-то он был моим другом. Не найдет он вас. Не бойся.

– Не могу поверить, что я в здравом уме вышла за него замуж. Слава богу, у нас нет общих детей, иначе… Подумать страшно.

Её признания разрывают моё сердце на куски.

Ну зачем? Зачем она мне всё это говорит? Я же не железный. Мне тоже больно, как и ей. А может быть, даже больнее. Она растит нашего Саньку, а я… Папин друг!

Нужно закрыть эту тему и поставить точку, но я не могу сдержать за зубами язык.

– Зачем тогда ты вышла за него замуж?

Я говорю не в упрек, но Дина считает иначе. Она отскакивает от меня, как от кипятка. Меняется в лице моментально. Светлые брови ползут вверх, а крылья носа широко раздуваются. Грудь вздымается, руки сжимаются в кулаки.

– А ты? Зачем женился ты? – неожиданно напирает вопросами.

– Дурак был.

– Да? Я думала, ты продал свою свободу взамен на жизнь с Анитой.

– Что ты сказала? – из груди вырывается хрип.

Что за ересь она несёт?

– Что слышал. Мне Эрнест Юсупович говорил. Два года назад. Сказал, что добился твоего УДО не ради меня.

– Бред. Причём здесь Эрнест? Был закон про амнистию.

– То есть, ты хочешь сказать, он мне соврал?

– Блядь, – рявкаю я, не сдержавшись. – Я не знаю, что тебе наплел этот старый хер, но мне дали срок три года и два из них я отсидел, а потом вышел по амнистии. Не УДО! Прошу заметить. Или ты мне не веришь, а?

– Я… – хлопает глазами, моргает быстро-быстро и пытается переварить, что я сказал. – Тогда вообще ничего не понимаю.

– И не поймёшь. По всей видимости.

– Мир, – срывается с её губ. – Ты любишь свою жену?

– Зачем спрашиваешь? – хмурюсь, ощущая, как по спине ползёт холод.

– Это важно для меня.

– Нет. И никогда не любил. За всю свою жизнь я любил только одну женщину.

– Меня? – неуверенно произносит и я киваю головой.

– До сих пор.

Динка замолкает. Покрывается алым румянцем и, спрятав лицо в раскрытых ладонях, тихо шепчет:

– Лучше бы ты соврал.

– Для чего?

Я шагаю вперёд. Тянусь к тонким запястьям и отвожу их в стороны, а затем, коснувшись ладонью виска, веду рукой сверху вниз:

– Я не люблю ложь. Она не приносит счастья. Или ты счастлива?

– Нет.

– Динка, – вздыхаю я. – Ты уверена, что тебе нужен это развод? Ведь так просто ты его не получишь. Придется прятаться, а ты… Помнится, не любишь это делать.

– Я помню, что говорила. Можешь не утруждаться, – отвечает с язвительной ноткой в голосе. – Я ошибалась. Понятно тебе?

– Ошибалась, – глотаю смешок. – То есть, я больше не трус в твоих глазах?

– Дамир, что ты хочешь от меня услышать? К чему весь этот разговор?

– Ты сама его начала, Диана! – произношу достаточно строго.

– Ладно, – делает глубокий вдох и, подняв ладони вверх, медленно выдыхает. – Я дура. Глупая. Идиотка. Чокнутая. Ты это хотел услышать или сказать больше?

– Нет, – отрицательно киваю. – Я всего лишь хотел узнать, зачем ты вышла замуж за Фатхетдинова.

– Потому что мне было трудно. Потому что после смерти мамы я осталась с маленьким ребенком одна, считая, что его отец нас бросил и уехал за границу! Я перебивалась с копейки на копейку, работая медсестрой. Санька постоянно болел, как пошел в садик, а у меня не было денег нанять няньку, поэтому… Чёрт! Я нуждалась в поддержке, нуждалась в помощи. Понимаешь? А Давид всё это время был рядом.

– То есть, ты вышла замуж не по любви?

– Да какая разница, Дамир?! Любовь или нет… Когда человек всё время рядом, когда он становится твоей: опорой, надеждой, то, разве, это не любовь?

Я грустно вздыхаю. Пора завершать этот дурацкий разговор. Динка сейчас в стрессе, на одних эмоциях. Чего я добьюсь?

– Ладно, Дин, – виновато улыбаюсь. – Мне пора ехать. Я оставлю тебе наличку. На неделю должно хватить. Ты лучше пока мне не звони. Я сам тебя наберу, когда смогу.

Обнимаю Динку за плечи, глажу ладонью спину, скользя рукой вверх-вниз.

– Береги себя и нашего сына, – шепчу ей на ухо, а губами покрываю макушку. – Вы самое дорогое, что у меня есть.

– А твой второй сын? Назим. Разве он – не самый дорогой?

Я отстраняюсь. Заглядываю в голубые глаза и, увидев в них: боль, страх и безнадежность, честно признаюсь: