— Ничего! — стала себя утешать Оля, подбадривая свои ножки на очень удобных каблуках, как раз именно созданных, чтобы ходить в них по лестнице туда-сюда, туда-сюда! — То только один единственный раз вам придется, мои родные, лезть на девятый этаж. Вниз уже будет легче, я вам обещаю!

Правда, когда Оля, вся запыхавшаяся и упревшая, досталась нужного этажа, она заговорила уже совсем по-другому:

— Чтобы в Кабинете Министров и в Верховной Раде сделали помещения двадцати этажными и их кабинеты находились на самых последних этажах, и чтобы лифт там работал так же часто, как и наши уважаемые чиновники. Или нет, не так! Чтобы вообще этот европейский предмет роскоши там вообще не поставили, экономя деньги украинского народа. Тогда возможно жители этого дома и многих других, таких же самых, не ходили бы вот так в зад-вперед, в зад-вперед всякий божий день и то по несколько раз.

Оля оперлась о грязную стену, забыв, что была в эксклюзивном платьице от Армани, отдыхая. Сердце девушки так сильно стучало в груди, казалось оно сейчас выпрыгнет изнутри наружу. Дыхание было таким громким, что все жители этой многоэтажки, пожалуй, слышали, пока она царапалась на десяти сантиметровых шпильках до нужного этажа. Ноги гудели от боли, как бешеные.

— Это же повезло именно сегодня мне обуться в такую роскошь! — буркнула она, чуть не плача. — Спасибо большое ее высочеству, Екатерине! Поклон ей большой!

Пока рука Оли медленно двигалась в направлении дверного звонка нужной ей квартиры, сама она молилась всем богам сразу, желая, чтобы дома кто-то был. Ведь если окажется, что никого нет дома, она прямо под дверью сядет, и будет ждать, пока не придут ее владельцы. Потому что еще раз лезть вверх по этой лестнице она не будет. Восхождение на самую Говерлу ей далось легче, чем восхождение на девятый этаж многоэтажки.

— Сегодня на фитнес не иду, — сказала она себе, держа пальчик на звонке. — И завтра тоже. И послезавтра тоже.

Забрав пальчик со звонка, она добавила:

— Все решила — целую неделю без фитнеса. Я этого заслужила!

19

Оля услышала шаги и голоса за закрытыми дверями. Она с облегчением вздохнула, все-таки дома кто-то был. Ей не придется еще раз сегодня переться на девятый этаж. Однако облегчение изменилось страхом. Оле стало страшно при одной только мысли, что она снова увидит ЕГО. Ноги стали подкашиваться, и сердце стало биться, как безумное.

«Что с тобой? — спрашивала она саму себя. — Успокойся, дурочка! Ему на тебя наплевать так же, как это было и шесть лет назад. Прекрати себя вести, как маленькая, наивная и невинная дурочка, которая смотрит на своего принца с замиранием сердца и с громким стуком в груди. Ты уже давно не маленькая, не наивная и не девственница, как раз благодаря вот этому так называемому «принцу», который постарался на славу. А он тем более вообще-то не принц на белом коне! Просто красивый мачо с ангельской внешностью! А сердца у него вообще нету!»

Но как себя Оля не успокаивала, ей не удалось заставить сердце молчать. Оно громко стучало только при одной мысли, что она скоро встретит ЕГО, увидит снова его нежные глаза, услышит снова его тихий, загадочный голос, от которого у нее бегали мурашки. И это только от одного его слова «привет».

— Возьми себя в руки! — шепнула Оля сама себе, когда услышала, как кто-то стал возиться с ключом в замке. — Помни — он тебе никто! Вспомни, какие жестокие слова он тебе тогда сказал на прощание. Ты сюда пришла только за двумя ответами и ты их получишь.

Двери наконец-то открылись. На пороге стояла маленькая девочка. Оля даже вздохнула с облегчением, что это оказался не сам Коля, а только его маленькая дочь. Однако когда девочка крикнула «это та тетя, которая была вчера» кому-то, кто был еще в квартире, ее сердце стало снова громко биться. «Это уж точно он! — взволнованно сказала она себе. — Не пронесло!» Но когда она услышала «иду», то сразу успокоилась. Это был не мужской голос, а женский. Из комнаты вышла бабушка Коли.

— Доброе утро вам, — сказала первой Оля. — Я пришла поговорить про вчерашнее.

— И тебе доброе утро, золотце, — поприветствовала ее от всей души бабушка, также ласково улыбнувшись. Наверное, заметила, что она была вся на нервах, поэтому решила ее успокоить. — Заходи, милая.

Оля зашла, и старуха закрыла за ней дверь.

— Проходи на кухню, — попросила Лида Михайловна, показывая направление рукой. — Мы как раз завтракаем.

По дороге девушке удалось разглядеть квартиру, где жил Коля. По правде говоря, она ожидала увидеть что-то поприличнее. Она не думала, что Дамский Обольститель мог жить в таких убогих условиях. Деревянный пол скрипел под ногами и местами был даже треснутым, и краска была содрана во многих местах. Обои на стенах уже давно выцвели и Оле хотелось их немедленно содрать и поменять на новые. Из мебели было только самое главное: вешалки для курток и плащей, и тумба для обуви. На кухне оказалось не лучше, когда она туда вошла. Девочка сидела на страшном табурете, облезлом. Когда-то он, видимо, был белого цвета. А сейчас был тусклый и пожелтевший от времени. И сама комната была такой маленькой, что туда едва поместились стол, три табуретки, плита, маленький холодильник, еще советских времен, который гудел, как трактор, и еще одна тумба и несколько полочек, прибитых к стенке над раковиной.

— Прошу, садись, дорогая, — предложила пожилая женщина своей гости присесть на такой же табурет, который был напротив девочки.

— Спасибо, — поблагодарила Оля, присев за таким же облезлым столом, покрытый какой-то скатертью, также выцветшего цвета.

— Борщ будешь? — спросила бабушка, возясь у кухонной плиты. — Очень вкусный, не пожалеешь. — Женщина налила миску первого блюда и подала девочке, поставив перед ней. Малая принялась уплетать за две щеки.

— У! Так вкусно, бабушка, — стала хвалить блюдо девочка. — Вкуснятина!

— Хотя бы маленькую, — продолжала настаивать женщина. — А смотри, какая ты худенькая. Тебе надо больше есть.

— Ну, разве что пол мисочки, — согласилась Оля. — А как вас зовут? — спросила она женщину, которая положила перед ней полную миску. — Я — Оля.

— Лида Михайловна я, — ответила женщина, сев напротив девушек. — А этот зайчонок — Зоинька. Или Заинька, как мы ее иногда называем.

Оля и женщина принялись молча кушать борщ. Все молчали. Женщина, наверное, ждала, когда Оля первой начнет разговор. А она все никак не находила нужные слова. Невскую переполнял гнев на Дамского Обольстителя. Как он мог жить в таких условиях? А самое главное, что в таких условиях растет эта маленькая девочка! И где его жена? Как родная мать может позволять своей кровиночке расти в таком «убожестве»? Как Коля мог докатиться до такого? Его же работа в клубе должна приносить ему немалый доход! Куда он девает деньги? Почему не заботится о малышке и старушке? Как он может так издеваться над своими близкими? И вот здесь к Оле пришла страшная мысль. «Он, наверное, пропивает все деньги, или тратит их на наркоту».

— Вкусно, спасибо, — начала Оля, скушав борщ.

— На здоровье, дочка, — ответила женщина.

Оле стало приятно так от того, что вот эта незнакомая ей бабушка назвала ее дочкой.

— Ваш сын…

— Мой внук. Я — бабушка Коли. Его матери уже давно нет на этом свете.

— А мать девочки где?

— Моя мама умерла, — ответила внезапно вместо бабушки девочка, взглянув в глаза Оли таким серьезным взглядом, от чего ей стало неловко. — А ты будешь моей мамой? — спросила внезапно Зоя, в глазах которой светилась немая надежда.

Оля такого не ожидала и потому замерла на месте с открытым ртом, совсем забыв о правилах приличия.

— Зоинька, не надоедай тети своими глупыми вопросами, — стала ругать Лидия Михайловна правнучку. — Ешь борщ. Смотри, как надо есть, — показала рукой старушка на пустую миску Оли, ставя ее в пример.