— Ждешь, что я скачусь бомбочкой вниз?! — все-таки раз не выдержала Оля, и высказала наглецу все, что думала о нем. — Чтобы тебе было потом, над чем смеяться с твоими дружками-стриптизерами в клубе! Не дождешься ты такого зрелища!

Такие мысли дали ей силы и она, собравшись, продолжила спускаться вниз, с гордой осанкой, будто сама королева Англии.

— Конечно, мы в клубе между перерывами с пацанами обсуждаем своих богатых и капризных клиенток! — бросил Коля девушке в спину. — Кичимся друг перед другом, кто больше бумажных купюр собрал в своих рабочих трусах! Или от чьих выступлений женские трусики были более влажными через полученное ими удовольствие!

Услышанное настолько шокировало Олю, что она не могла ничего произнести наглецу, пока не спустилась на первый этаж. Вылетев из подъезда, как ошпаренная, она остановилась, чтобы отдышаться и привести в порядок свои растерянные мысли. Когда девушка услышала, как закрылась входная дверь за наглецом, она повернулась, и ее глаза уперлись в его накачанную, стальную, твердую грудь. «У него не только мышцы твердые, — подумала она. — А также и сердце — твердое, холодное и каменное!»

Подняв голову вверх, чтобы видеть его наглые и жестокие глаза, — а было сделать это не очень просто, поскольку даже на каблуках ей было трудно к ним дотянутся, — она увидела, что он над ней смеется, злорадствуя над ее страданиями.

— Мне единственное жаль, что ты себе не успел купить более приличную квартиру за те деньги, что ты у меня украл, а продолжаешь жить в таком бомжарнику! Еще заставляешь жить в таких условиях собственную дочь и бабушку!

Что больше разозлило его — слово «украл», «бомжарник» или «заставляешь жить в таких условиях дочь»? — Коля с уверенностью не мог сразу себе ответить. Скорее всего, все вместе!

— Ты же сама дала мне этот проклятый чек! — крикнул он девушке таким насмешливым и грубым тоном, чтобы сильнее ее уколоть, сделать ей больно, чтобы она почувствовала хотя бы маленькую частичку той боли, которую испытывал он. — А потом так внезапно забрала деньги обратно при том еще и обвинив меня в краже на глазах моей бабушки и дочки!

Оля замерла на месте, открыв своего симпатичного ротика, и сузив глаза от удивления. Между бровями залегла тонкая морщинка. Она была не только шокирована услышанными словами, но также была разбита вдребезги жестокой правдой. «Вот тебе ответ на твой первый вопрос, — пронеслось в ее голове, — который ты хотела ему поставить!»

— Ты не помнишь собственные слова, которые мне сказала той ночью? — удивленно спросил Коля.

Она молчала, переваривая полученную только что информацию.

— Не помнишь того, что тогда произошло?

Она покачала головой.

— Я именно за этим и пришла, чтобы спросить было ли между нами что-то в ту ночь, — наконец призналась Оля. — Понимаешь, я проснулась утром совсем голой, одежда вся была разбросана по квартире. Все выглядело так, будто я…

— Трахалась всю ночь! — жестоко закончил ее мысль Коля.

— Провела с кем-то ночь, — переправила она его оскорбительные слова. — Так звучит мягче.

— Провела ты с кем-то ночь или трахалась — это сути дела не меняет! — продолжал он ее оскорблять посреди улицы на глазах тех же бабулек, мимо которых она проходила час назад, и которые смотрели на нее, как на проститутку. А теперь его слова подтвердили их догадки. Они не ошиблись в своих первых впечатлениях, осмотрев ее с головы до ног своими придирчивыми и осуждающими взглядами.

— Охуеть! — крикнул ей Коля так, будто хотел плюнуть ей между глаз, однако сдержался. — Ты трахалась с кем-то всю ночь и даже не помнишь с кем?! Ну, ты и «лярва»! Так напиться чтобы ничего не помнить! Все-таки тогда шесть лет назад я правильно составил о тебе мнение.

«Вот тебе и ответ на твой второй вопрос, — мелькнуло в голове девушки, — который ты хотела ему поставить!»

— Однако ты даром время не теряла. Стала еще лучше шлюхой, чем была тогда! — бросил Коля девушке, оценивающе взглянув на нее с головы до ног.

«И надо было именно сегодня так одеться!» — пронеслось в ее голове.

Оля дала ему пощечину, и то такую сильную, что у нее аж заболела ладошка от его щеки. Его лицо оказалось таким же твердым, как и его сердце. Звук от удара был таким громким, что эхом раздался по всей улице. Все прохожие повернули свои головы в их сторону, наблюдая за интересным действом, а бабки, которые все еще сидели на лавочке, раскрыли свои рты от неожиданности, чтобы лучше слышать, что будет говорить человек девушке далее. Однако «дальше не было», потому что Оля развернулась и направилась к своей машине. Она вытащила ключ из сумочки и хотела запихнуть его в замок. Однако ее рука так тряслась, что она никак не могла запихнуть его туда, чувствуя на себе пронзительный взгляд Дамского Обольстителя, который заставлял ее ноги и руки трястись, сердце колотиться, а слезы — катиться по ее щекам. Только с третьей попытки девушке удалось впихнуть ключ в замок и открыть дверцу ее крутой тачки. Сев внутрь, она завела мотор, и, не взглянув на своего обидчика, тронулась с места так быстро, что оставила стоять Колю в облаке пыли, который специально подняла своим искусным маневром, пожелав таким образом ему хорошего дня.

Оля никогда никого не ненавидела. Все ее считали милой и приятной! Таковой, которая никому ничего плохого не сделает и не скажет. И вот теперь она впервые в жизни почувствовала, что такое ненависть. Это ужасное чувство разрушает в человеке все хорошее, что там есть, уничтожает веру в добро, человечность и счастье. Она не хотела такого чувствовать, однако не могла ничего с собой поделать. Коля — единственный человек, которого она готова была удушить собственными руками. А они у нее как раз и чесались, чтобы это сделать. Ей так хотелось надавать ему оплеух, а еще пинков в придачу. «Эгоист! Придурок! Самовлюбленный болван! — одаривала Оля Коля такими льстивыми эпитетами. — У него каменное, ледяное сердце! Нет, у него его вообще там нет. В его груди бьется злоба, ненависть ко всему женскому полу, не считая его родных».

Выплакавшись, сколько ее душе хотелось, девушка вытерла слезы и завела двигатель. Хорошо, что окна ее машины тонированные, и снаружи ничего не видно, что происходит внутри, а то бы все прохожие глазели на нее. Хотя в Киеве столько народу, и все чем-то заняты и вечно куда-то спешат, что вряд ли бы кто-то обратил свое внимание на девушку, которая себе горько рыдает, сидя в машине. Ну, и рыдает! Ну, и что! Что тут такого! Пусть плачет! Это ее проблемы! Тем более у нее вон, какая крутая тачка! Чего этой дуре реветь?! «Действительно! — подумала она. — Чего такой красавице, умнице, обладательницы такой шикарной тачки, а в придачу и квартирки в самом центре столицы проливать горькие слезы? Тьфу! Ну, подумаешь, один самовлюбленный козел назвал меня проституткой! А пошел он нафиг! Сдался он мне. Таких мачо, как он, в Киеве — целая копна! И я, Ольга Павловна Невская, дочь самого Невского, являюсь самой завидной партией для любого человека, которого я только пожелаю! И если я только захочу, то возле моих дверей выстроится огромная очередь из желающих взять меня в жены! Только сейчас мне этого не нужно вообще. Мне нравиться моя свобода. А мужики — все козлы! Ненавижу их! Мне вообще никто не нужен. Каждый из них при первой же возможности, — как только какая-то фифа поманит их пальчиком, — готов запрыгнуть на все, что носит юбку!»

По дороге в гостиницу, где Невская оставляла Дашку, которую она обещала забрать оттуда, Оля включила свой мобильный, который выключился еще, видимо, вчера из-за нехватки заряда в батареи. Подключивши его к зарядке, встроенной в корпус ее машины, она отложила его в сторону. Однако уже через минуту ее мобильный стал вибрировать раз за разом. Оля насчитала примерно двадцать гудков. Удивившись, кому она стала настолько такой нужной, что ее одарили столькими пропущенными звонками, она взяла телефон в руки и стала просматривать, пока стояла в пробке. Десять пропущенных от Люсьена. «Вот кобель! — стала злиться Оля. — Никак не отстанет от меня. Сказала, что не прощу ему измену. А он все равно наяривает!»