«С другими поделись, сволочь!»

«Бросай сюда!»

«Женщинам оставь!»

Кто-то выругался. Парень от неожиданности вскрикнул.

С ужасом отступил, уронил бутыль на пол и вдруг упал. На спину, без стона.

Падая, он, кажется, ударился затылком о мраморный бортик бассейна. Судорожно вскинулась и упала рука. Дрожь прошла по вытянувшемуся телу.

«Чего это он?»

«Концы отдал».

«Да с чего вдруг?»

«Какая тебе разница?»

«Разница есть, – недовольно покачал головой Калинин. – Так умирать нельзя. Это неправильная, это бессмысленная смерть, Витя. Такой хоккей нам не нужен. Я даже заснять ничего не успел».

«Еще наснимаешь всякого».

Калинин повернулся к заложникам:

«Врачи, санитары есть? Может, ветеринары?»

Никакого ответа. Люди настороженно переглядывались.

«Врачи, санитары есть? Неужели нет даже ветеринаров?»

В ответ сопение, переглядывание. Кто мог, отодвинулся к стене.

«Вот ты, – указал Калинин на мужчину в кремовой тенниске («Яков Павлович Ямщиков… Тридцать один год… Водитель маршрутного такси…»). – Чего пыхтишь? Иди сюда к нам.

Мужчина нервно провел ладонью по лицу.

То ли краску липкую хотел стереть, то ли нервы ни к черту.

Поднялся на негнущихся ногах. Поднявшись, обернулся. Посмотрел на кого-то, подождал. Непонятно, чего ждал? Поддержки? Улыбки? Совета?

«Иди сюда!»

Втянув голову в плечи, мужчина сделал шаг.

«Как тебя зовут?»

«Яша… Яков Павлович…»

«Ну, Яков Петрович, колитесь…»

«А чё? Чё такого? Я как все».

«Зачем вы сюда с утра притащились?»

«Так вы же позвали, да?»

«Я говорю про галерею. Про этих мертвяков по углам. Зачем вы пришли сюда с утра, Яков Павлович?»

«Ну как? Я как все. Я маршрутку вожу. Сто пятьдесят второй маршрут. Чего тут такого?»

«Разве я тебе про маршрутку?»

«А чё? Я по ящику усмотрел, – лицо водилы побледнело смертельно. – У меня ящик в кабине… Ну такой… Экранчик в ладонь… Там сказали, что в Москву мертвяков привезли, уродов всяких…»

«Эти про мумии так сказали?»

«Ну да…»

Водила еле стоял на подгибающихся ногах, это нравилось Калинину.

Подумал: толкни я его, упадет. А мужик здоровый.

«А чего вам дались эти мертвяки, Яков Павлович? Зачем вам немецкие мертвяки? Своих мало?»

«Да же ж свои-то?»

«В морге».

«Да кто ж пустит-то в морг?»

Похоже, Яков Павлович выпал из действительности.

«Пей, – сказал Калинин. – Подбери бутыль и пей. И другим дай по глотку».

Яков Павлович сделал несколько глотков и замер в спазме. Нехорошо ему было. Застонал. Наклонившись, поставил бутыль с водой перед отпрянувшими от него заложниками.

«Быстро они сдулись».

«Такое бывает, – хмыкнул Калинин. – Ничего, я их расшевелю».

Он посмотрел на Шивцова, которому было душно. На лбу выступила испарина.

«Эй, – крикнул Калинин. – Как тебя?»

«Я здесь… Здесь… Яша я… Яков Павлович…»

«Посмотри-ка, Яша, что там с этим слабонервным?»

«Который упал, да? Смотрю… Вот… Не знаю, что с ним…»

«Есть пульс?»

«Неа».

«Тогда поднимай его. Да брось миндальничать, ему все равно. Поднимай. Усади его на бортике между мумиями».

Яков Павлович, суетливо оглядываясь, поднял тело.

«А на хрена? – не понял Шивцов. – Пусть себе валяется».

«Есть, Витя, задумка поинтереснее… – Калинин отключил мобильник. – Давай сами поработаем, пока связи нет. Пусть там… – кивнул он в сторону замазанных белилами окон, – поволнуются. Видишь, как этот трупяк удачно вошел между мумиями? Вот, Витя, сейчас ты расстреляешь его в упор?»

«Ты чего? Он же дохлый!»

«А кто это знает? Мы, да эти… – обвел он рукой заложников. – Надо пугнуть капитана Петунина. Пусть попрыгает. Мы с тобой сейчас начнем создавать свою собственную реальность. О том, что происходит в галерее, мир должен судить только по тому, что мы им покажем.»

«А эти?» – кивнул на заложников Шивцов.

«Эти?… – Калинин усмехнулся. – Эти потом сами взахлеб будут рассказывать журналистам о том, чего никогда не было… – Он показал Шивцову мобильник. – Вот Библия нынешних дней. Спорить с ней не станет ни один дурак».

В группе заложников вдруг возникло движение.

Кто-то не выдержал, робко потянулся к пластиковой бутыли.

Но первым, оттолкнув сидевшую перед ним женщину, бутыль ухватил охранник. («Александр Павлович Оконников, 29 лет…») Закинув бутыль, жадно глотал. Кадык так и ходил вверх-вниз. Послышались невнятные шепотки, потом ругань.

«Пусть подерутся…»

Но Шивцов не захотел этого.

Два выстрела практически слились.

Пули прошила бутыль, вырвав куски пластика.

Какая-то толстуха в пестром платье («Венера Марсовна Денежкина, 27 лет, кулинар…»), тесно и кроваво облеплявшем ее неистовые бедра, упала на колени, подхватила бутыль, зажала дыру, из которой хлестала вода. Сзади толстуху схватили за волосы. Кто-то взвизгнул, кого-то шумно столкнули в бассейн. Худенькая рыжая девушка упала вместе с рассыпавшейся мумией на пол…

– В галерее еще один труп…

– Побойтесь бога, Вениамин Игоревич!

– А я вам говорю, там точно еще один труп!

– Если так, то почему Калинин не показал этого в эфире? Какой смысл Шивцову втихаря расстреливать заложников?

– Этого я не знаю, – развел руками Цеменко. – Но еще один заложник убит!

– А!.. – безнадежно махнул рукой Петунин.

– Что вы собираетесь делать?

– Ждать!

– Как ждать?

– Ждать приказа.

– Но вы же «Антитеррор»!

– А вы – экстрасенс. Что из этого?

– Знаете… – Цеменко посмотрел на капитана. – Этот человек, который захватил заложников… Как вы его назвали? Шивцов… Да… Он требует, чтобы ему организовали встречу с Христом… Я правильно понял?

– К сожалению, правильно.

– Ну так организуйте…

– Вы готовы обратиться к Христу?

– К Христу или к генеральному секретарю ООН, какая разница? Нечто подобное мне уже приходилось делать.

– Вениамин Игоревич, не спешите. Не надо торопиться. Я понимаю, душно, напряг идет. Но вы старайтесь не волноваться, нам и без того хватает хлопот. Что именно вам уже приходилось делать?

– Ну… Я проводил сеансы, в ходе которых самые обыкновенные люди разговаривали с выдающимися историческими личностями…

– Хорошо хоть, не с Дон-Кихотом, не с королем Лиром.

– А я и с ними могу вас свести.

– Вы еще и спиритизмом увлекаетесь? Вызываете духов?

– Нет, Алексей Иванович, к спиритизму мои действия не имеют никакого отношения. Я не вызываю духов. Я не взываю ни к силам Зла, ни к силам Добра. Ни к Богу, ни к Дьяволу. Глупо было бы, согласитесь. Но я погружаю человека в состояние, похожее не гипнотический транс, находясь в котором, он может действительно встретиться и поговорить с любым реально существовавшим или даже вымышленным персонажем. И напрасно вы улыбаетесь…

– То есть, имитируете встречу?

– Ну да. Как бы имитирую. Но участника сеанса встреча абсолютно реальна.

– Не понимаю, как так можно? Если перед человеком не дух, не видение, то с кем же он разговаривает?

– С образом, порожденным его собственным активным сознанием. Я не навязываю реципиенту никаких образов, я всего лишь помогаю этим образам проявиться. Все мы, Алексей Иванович, играем в жизни те или иные роли. Вот вы, например, – военный капитан, да? Командир «Антитеррора»…

– Подразделения…

– Неважно. Все равно, командир. А дома вы – отец, муж, глава семейства. А я для вас – экстрасенс, человек немного странный, над которым вы в душе посмеиваетесь. Да? Зато в кругу своих друзей я почитаем, меня ценят. Мы так свыкаемся со своими образами, в сущности, с разыгрываемыми нами ролями, что начинаем думать, будто эти самые роли мы и есть. Но настоящих себя мы не знаем. В каждом живет множество самых необыкновенных сущностей.

– Похоже на вялотекущую шизофрению, – усмехнулся Петунин.