Правда, после моего объяснения, чуть не случился обратный эффект. Она отчего-то решила, что какой-то там менестрель не может носить вещь, которая только для благородных, и что самое неприятное, её поддержала в этом и леди Таиселла. С трудом уверил их, что это только на выступление, ведь носят же артисты одежду королей. Только тогда они успокоились, строго приказав Петеле чулки потом вернуть, хотя на платье Криста сразу же махнула рукой, сказав, что дарит его менестрелю.

Главное, сделали то, что я просил. Бельё Петеле тоже пришлось купить, иначе задирать юбку ей было точно нельзя, а предполагалось использовать вариант «быстрого засвета». Для этого настоял, чтобы панталоны сделали покороче, оставив полоску голого тела от чулок до белья. Слова местных мастеров «никто так не делает, это неприлично» меня не впечатлили. Отмёл уже придуманным заявлением, что это одежда только для глаз любимого, и к общественной нравственности никакого отношения не имеет.

Песню подбирали долго. Девушка знала порядка двух десятков, но все были очень похожи, да и больше подходили для кабаков, а не высшего общества.

Сначала я хотел замутить что-то весёлое, но, как и предполагал, все весёлое было жуть каким прошлым. Остановились на романтическом страдании женщины, ожидающей своего любимого с войны.

Ждала она, ждала, но не дождалась. Тут не Голливуд, трагические концовки бывают в песнях довольно часто, но я сказал, чтобы она не пела последний куплет. В нем говорилось, что девушка вышла замуж за другого.

Нет, пусть в нашей песне будет недосказанность, хотя я и предполагал, что эту песню другие менестреля знают. Но выступление будут смотреть не только профессионалы, а и простые обыватели тоже. Решил сделать упор на них.

Вышел маэстро Видуро. Он поприветствовал всех присутствующих, отдельно императора, отдельно его жену и отдельно принца. Сказал о том, что в этот раз выступают самые лучшие, упомянул, что первой будет представитель баронства Летоно и свалил со сцены.

Петела вышла, поклонилась, поздоровалась. Мужчины зашевелились, не все были в курсе, что одна из исполнительниц женского пола. Женщины наоборот, как-то замерли. Скорее всего, именно женский пол является основным меценатом местного искусства, иначе, почему такая мода на слащавых, но безголосых?

Девушка села на стульчик, провела рукой по струнам. Звук эхом раздался на площади: это заработали магические усилители, которые не включали при речи маэстро.

Петела встала, достала два магических светильника. Один имел направленный свет, он должен подсвечивать её фигуру снизу, придавая некую неестественность и загадочность. Я долго его двигал и подбирал, чтобы освещение было наиболее выгодным. А второй светильник был небольшим, он изображал огонь в камине, к которому она и обращалась, страдая.

С её вокалом мне тоже пришлось поработать как следует, хотя я и не специалист ни разу. Эти местные завывания меня жутко бесили, а нормальное выделение голосом каких-то значимых мест не практиковалось. И они никогда не шептали, все же менестрели обычно не используют магические усилители, вот и орут, как коты по весне.

Ещё хочу рассказать, как тут голосуют. Тут нет голосов «за», только голоса «против». Если тебе не нравится выступление, ты рукой прикрываешь глаза. Почему не уши, не знаю, возможно, потому что это практиковалось именно при просмотре театральных постановок.

Выступление началось.

Сначала всё шло прилично: страдающая девушка обращалась к огню, разговаривая с ним и рассказывая о горе. На эту «статик паузу» я отвёл два начальных куплета, благо, песня была не такой уж и маленькой.

А вот потом пошли мои заготовки.

Первая из них была пауза в середине куплета. Да-да, тут не замолкали перед чем-то важным в песне. Так как тут не аплодировали, то я не боялся, что кто-то испортит такой акцент. И судя по тому, как некоторые вздрогнули от того, что песня продолжилась, нужный эффект был достигнут.

Вторая заготовка — движения в следующих паузах. Девушка крутила головой, «ища любимого», потом встала, сделал несколько покачивающихся движений в такт. Смотрю, некоторые тоже покачивают головой.

Третья заготовка — разный темп. Увеличение скорости перед кульминацией, а затем БАЦ! Пауза перед последней строкой куплета. И допеть его тихо и медленно.

А следующий куплет — снова скорость, метания по сцене. Вот тогда и пришло время мелькания взметнувшейся юбки и кусочка голого тела на ногах. Резкие развороты, даже спиной к основным зрителям и императору, когда она обращалась «к богам».

В конце песни девушка упала на колени, отставив инструмент в сторону, и как будто заплакала, уронив голову в юбку.

Тишина стояла с минуту. Так как в песне была парочка пауз, да и песня без последнего куплета, то все, вероятно, ждали продолжения, но его не было. Петела встала, поклонилась, поблагодарила за то, что её послушали, а затем повернулась и поклонилась публике снизу, той, что на улице. Это я сказал ей так сделать, замечать тех, кто внизу, было не принято.

Вот тут, как я и ожидал, её ждало настоящее признание. Такого одобрительного вопля толпы никто не ожидал! Сидящая рядом со мной женщина, даже шумно вздохнула в себя воздух. Петела смутилась, но потом, как я ей и советовал, низко поклонилась ещё раз толпе, показав императору симпатичную попку. И только после этого она развернулась к «судьям», открыто улыбаясь во весь рот.

А ведь она не верила, что стоящие внизу её поддержат. Говорила, что повернувшись туда, увидит только прикрытые лица.

Быстро оглядел местную публику. Несколько дам прикрыли лица, но все из пожилых, которых смутила пошлость мелькнувших голых ног. Остальные зрители были задумчивы, некоторые выглядели иронично, но почти все смотрели в мою сторону. Только сидящие за столом императора на меня не смотрели, подозреваю, потому что наш стол всё же немного сзади, а оборачиваться — не уместно.

Вышел маэстро, затем следующий исполнитель, и я наконец-то перестал быть центром внимания. Леди Таиселла зашевелилась и медленно выдохнула. Может, это не на меня смотрели, а на неё? Очень надеюсь.

После выступлений менестрелей было театральное представление, которое меня даже не удивило. Такое ощущение, что театр тут — продолжение песен.

Пьеса о том, как король, лично(!) попёрся убивать чернокнижника, наславшего проклятие на его королевство. В процессе спас какую-то замухрышку, оказавшуюся в плену у злодея, которая внезапно оказалась дочерью какого-то благородного. Бедного, но гордого. Любовь, хеппи энд.

— Молодой человек, я рад видеть Вас в добром здравии. — Подошёл к нам герцог Вассен де Фрель. Я видел его за вторым столом, он единственный из герцогов посетил это мероприятие.

Вообще, приём вроде как императорский, но император, посмотрев выступление, свалил домой, а остальные пошли вниз веселиться. Особенно меня расстроило то, что после выступления пришлось сразу же вставать и выходить, жрать предполагалось во время песенок и театрального выступления. А я-то не знал! Мне казалось, что есть во время выступления — неуважение к исполнителю.

Вышел голодным. Смотрю, в нижнем зале тоже все столы убрали, так и не принеся на них еду. Печалька.

Мы потусовались возле одной из колонн, здороваясь с различными знакомыми леди Таиселлы. Некоторые были теми же, что встречались с нами на прошлом балу, но таких было мало. Моя основная задача была оттенять свою спутницу молчаливой статуей. Тоска, в общем.

И вот, к нам сам подошёл местный министр иностранных дел.

— Я тоже рад Вас видеть. — Слегка поклонился этому хитрюге. — Я жив, здоров, чего и Вам желаю.

— А-а, я уже стар, это Вам, молодым, нужно здоровье. Мне оно не так важно. — Театрально отмахнулся он. — Я хотел Вас познакомить с мужем своей дочери, виконтом де Станико. — И он показал ладонью на молодого человека лет тридцати. — Я готовлю его себе на смену.

Теперь я понял, что значит его «познакомить». Дочь и её мужа я уже видел на балу в честь межсезонья, но тогда герцог не назвал мужа дочери своим преемником.