— Перебью тебя, пока ты не скатился в многочасовой злодейский монолог, уж извини, — сказал я. — У меня нет на него времени.

— ПРИЗНАТЬСЯ, ТЫ МНЕ ТОЖЕ НАСКУЧИЛ, — с обидой отозвался Спящий. — НО СПАСИБО, ЧТО ЗАШЕЛ. ГОСТИ, ХОТЬ И ТАКИЕ НАХАЛЬНЫЕ, ЗАГЛЯДЫВАЮТ НЕЧАСТО.

— Что поделаешь? Уважение к авторитетам — не самая сильная моя сторона, — сказал я и тут же метнул в его сторону Плеть Пламени. За время нашего разговора она зарядилась так, что трещала и жгла мне ладони. Огромный искрящийся сноп хлестнул осьминога по морде. Два щупальца как будто секатором срезало. Они плюхнулись в воду и тут же пропали в густой, почти чернильной тьме.

Но осьминожьи глаза Спящего смотрели по-прежнему. На меня и при этом мимо.

— ЗРЯ, — сказал он.

А потом Великий Спящий ударил. Вернее, он сам даже не шелохнулся. Но извне нахлынула такая волна ментального давления, что я невольно зажмурился. Даже самая изнурительная мигрень не шла ни в какое сравнение с этой атакой. Меня как будто пришибло огромным невидимым кулаком. Ментальный конструкт, эта оболочка, в которую я переходил, когда решал вопросы вне реального мира, трескалась по швам, крошилась как сдобное печенье. Только чудом мне удавалось сохранить разум.

Еще один удар. Меня бросило назад с такой силой, словно врезался весь железнодорожный состав. Я ударился в стену спиной, которая рассыпалась.

Рассыпался и сам грот вокруг. Последним, что растаяло, были глаза Великого Спящего — два фонаря посреди вселенского Никогде, наконец наполнившиеся осмысленностью.

Но потом исчезли и они, уступив место тьме.

— Каммерер! Просыпайся! Ох, и нашел же ты время, чтоб отрубиться! Как по закону подлости! Живее, не то нам обоим несдобровать.

— Здесь я, здесь, — произнес я. То есть не совсем произнес — кое-как обозначил слова. Язык с трудом поворачивался, будто я отходил от тяжелого наркоза.

Или вынырнул с большой глубины. В голове нещадно бил колокол. Зато вернулось зрение, и перед собой я увидел морду Альфа. Встревоженную до крайности морду.

— А я уж собирался тебе нос выкручивать, чтоб он стал похож на сливу. Но не успел.

— И это хорошо, — насилу выдавил я. — Неправильно с человеком без чувств устраивать подобные фокусы. Особенно если этот человек может отплатить тебе с лихвой.

Альф кивнул.

— Да, с шутками у тебя всегда было туго. К слову, о бесчувственных. Как только ты начал подавать признаки жизни, Смоляков сразу же затих. Лишь бы кони не двинул.

Его палец с обгрызенным когтем указал на Илью Олеговича. Тот полусидел в кресле, совсем как человек, изрядно вымотавшийся после тяжелой работы и решивший слегка прикорнуть.

Только вот у человека не бывает клыков размером с лезвие хорошего кинжала и густой шерсти на лице.

— Это вряд ли, — сказал я, поднимаясь на ноги. Ребра и поясница тут же отозвались тупой, ноющей болью. По ощущениям я нажил как минимум одну трещину. Когда меня выдернуло из тела на встречу с Великим Соней, оставшаяся без хозяина оболочка грохнулась на пол и приземлилась неудачно. А поверхность тут — это не мягкий снежок в вотчине Азариэля, падать неприятно.

Если бы мы сейчас никуда не спешили, можно было бы заняться восстановлением сил и подлатать травмы. Но времени нам как раз и не хватало. Поэтому пришлось обойтись магическими «пластырями». Очень грубые лечебные заклятия, потому что складываются буквально на ходу из свободных потоков энергии. Долго их не проносить, потому что эта энергия быстро портится и рассеивается. Но пока я не могу позволить себе что-то лучше, сойдет и такое.

— Что ты там увидел? Что-то о проклятии узнал? Кто его наложил? Как снять? — принялся Альф бомбардировать меня вопросами.

— Ничем порадовать не могу, — процедил я, сцепив зубы. Пластыри больно вгрызались в кость, обволакивали ее. — Хозяин проклятия оказался весьма несговорчивым. Крайне скользкий тип.

— А кто он? Мы с ним раньше встречались? — спросил Альф, а потом замолк с озадаченной миной.

К жгучему ощущению в ребрах прибавилось ощущение, будто кто-то щекочет затылок пером изнутри.

— Ого! — вскричал бес. — Нет, если бы мы с ЭТИМ встретились, я бы точно запомнил!

— Не могу сказать, что хочу еще раз его навестить, — ответил я. — Но сейчас не это важно. Ты еще помнишь, как переходить в форму Яростной Атаки?

Альф выпятил грудь.

— Я всегда в форме! В наилучшей из возможных!

Я выставил вперед ладонь.

— Кажется, ты меня не услышал. Альфред фон Тирпих, ты помнишь, как переходить в форму Яростной Атаки?

Когда я повторил вопрос — медленно, с расстановкой, с нажимом на последние слова — до него наконец дошло, чего именно я добиваюсь. Он сделал круг по комнате, но зазевался и едва не врезался в кресло со Смоляковым. С трудом притормозил и умостился на подголовнике. Я подошел к бесу. Он поднял на меня глаза. Полные нерешительности глаза.

— Вообще да, но я давно не пробовал, потому что… ты вроде как обычно и сам справляешься, Марк. Я так, на подхвате. Да, у мамки Крудо тогда была заварушка, но там был демон-мелкая сошка, ему и просто так навалять получилось.

Марк? Похоже, Альфа действительно проняло, раз он оставил в стороне свое типичное насмешливое «Каммерер». Это происходило на моей памяти всего три или четыре раза — исчезающе редкое явление.

— Ты мне скажи, в чем дело? — спросил Альф. — Кого мы собираемся яростно атаковать?

И тут ожил Смоляков. Подгадал момент он очень и очень точно. Словно актер, который долго ждал за кулисами команду «выйти на сцену» и наконец ее получил. Его тело рванулось вперед, жилы на руках и ногах, прочно закрепленных ремнями напряглись. Двигался он с такой мощью, что мне казалось, будто с минуты на минуту у Ильи Олеговича начнет лопаться кожа. Голова его все еще была неловко повернута вправо, в мою сторону. Глаза светились бледным зеленоватым светом.

Я сразу узнал этот свет. Да и как иначе — ведь видел его совсем недавно.

— А-ХХХХХААААААРРРГХ! — прорычал Смоляков. — ПОЧЕММУУУ… ХРРРГХ… ТААААКХХХХ… БОЛЬНО!

Я активировал заклинание Контроля над телом. Оно послушно направилось к Смолякову, но как только коснулось его кожи, тотчас растаяло. В ответ на это раздался сухой, резкий хлопок. Лопнули ремни, протянутые поперек груди.

Плохо. Это очень плохо. Те ремни были самыми прочными из тех, что Илья Олегович предусмотрел.

— Неси синюшную дрянь! — скомандовал я. — А я пока его удержу!

Альф сорвался с места так, что оставил след в воздухе. Я же шагнул вперед, толкнул Илью Олеговича обратно в кресло и вытянул перед собой ладони. Собрал энергии сколько мог и с силой надавил ему на грудину. Так, наверное, выглядел самый экзотический массаж сердца в истории. Смоляков рычал, хрипел и во все стороны клочьями летела пена.

— Песнь Смирения! — гаркнул я во всю глотку.

С ладоней ударили потоки желтоватого света, которые за доли секунды окутали все тело Ильи Олеговича. Он откинулся на спинку и задрожал. Взгляд его, затравленный и больной, смотрел на меня в упор.

— Вы… обещали… — прохрипел он.

— И я выполню. — сказал я твердо.

Смолякова сотряс новый приступ дрожи. Он рванулся вперед. Лопнули последние ремни. Рот несчастного открылся, и меня окатило дурно пахнущей, черной слизью. Я отшатнулся и ослабил хватку. Смоляков упал с кресла и поднялся на четвереньки. Его одежда совершенно разошлась, и я мог видеть голую спину, которую покрывала… чешуя в отдельных островках шерсти.

Подобного я точно никак предусмотреть не мог.

Илья Олегович прополз в угол комнаты и уперся коленями в пол. Тело его выгнулось дугой, глаза выпучились. Он раскрыл рот так широко, что челюсть вот-вот обещала вывихнуться книзу…

Но этого не произошло. Потому что челюсть вовсе отпала. Из окровавленной дыры, оставшейся на ее месте, проросли скользкие, темно-зеленые щупальца. Такие же, только больше, появились на месте рук. Существо поднялось на ноги и с утробным рыком уставилось на меня. Глаза были красными от ненависти… и боли.