Засаленные волосы тех, кто не брил голову, слиплись от беспрестанного дождя. Некоторые солдаты носили разнообразные кольца или заостренные металлические цилиндры в ушах и в носу. Глубоко въевшаяся грязь и сажа, покрывавшая их лица, казалась несмываемой. Немало было и таких людей, чьи лица пересекала темная полоса татуировки. Некоторые татуировки были почти как маски, тогда как другие украшали щеки, нос и брови яркими и замысловатыми, варварскими и извивающимися как змеи узорами. Эти дерзкие броские татуировки делали мужчин менее похожими на людей, приближая их к дикарям. Глаза солдат постоянно метались по сторонам, изредка останавливаясь на чем-то, напоминая этим взгляд беспокойных животных.

Ричарду пришлось часто моргать, стряхивая дождевую воду с глаз, чтобы видеть. Он помотал головой, сбрасывая пряди мокрых волос с лица, и тогда заметил людей слева от себя. Некоторые из них беспомощно плакали, а солдаты поднимали тех, кто не стоял или не мог стоять, выпрямив спину, на коленях в грязи. Ощущение паники было отчетливо осязаемым. И волна ее захлестывала Ричарда, наполняя его и угрожая затопить.

Это не было реальностью, он знал это, – но все же каким-то образом это было реально. Дождь был холодный. Одежда промокла. Изредка его пробирала дрожь. В этом месте пахло хуже, чем он мог вообразить: смесь едкого дыма, застарелого пота, экскрементов и гниющей плоти. Крики тех людей, что окружали его, были вполне реальны. Он не думал, что будет в состоянии вообразить стоны, лишенные тени надежды и в то же время до отчаяния пугающие. Многие из людей то и дело вздрагивали, и причиной этому был отнюдь не холодный дождь. Ричард осознал, пристально вглядываясь в них, что он и сам точно такой же, как они, просто один из многих, стоявших на коленях в грязи, один из многих со связанными за спиной руками.

Это было настолько невозможно, что сбивало с толку; но каким-то образом он там оказался. Шота исхитрилась отправить его в это место. Он не мог даже и предположить, как подобное вообще возможно; совершенно ясно, что ему лишь мысленно представлялось все это.

Камень, скрытый под слоем грязи, больно врезался в левое колено. Подобная неожиданная мелкая деталь создавала ощущение реальности. Как он может вообразить нечто неожиданное? Ричард попытался переместить свой вес, но удержать равновесие при этом было очень трудно. Ему удалось сдвинуть колено чуть в сторону, убирая его с острого камня. Придумать подобное он бы не смог.

Ричард задумался, а не может ли все это быть действительно реальностью? Могло ли предшествующее только что быть лишь сном, отвлекающим видением, неким провалом сознания? И забеспокоился, не могло ли случиться так, что магия Огненной Цепи каким-то образом вынудила его забыть реальность, происходившую на самом деле? Или, если эта реальность была настолько ужасающей, он каким-то образом просто заблокировал от нее свой разум, удаляясь в мир нереального, и вот теперь, неожиданно, под давлением обстоятельств, эта реальность вернулась. Следовало признать, что даже если он и не знает точно, как именно получилось, что он оказался в такой вот ситуации, по-настоящему имело значение лишь то, что это действительно реальность, и он каким-то образом только сейчас осознал ее. Фактически то, что сейчас происходило, ощущалось им вполне нормально, как будто он только что проснулся, сбитый с толку и в полном замешательстве.

И если сначала он оказался в замешательстве, то теперь отчаянно пытался вспомнить и понять, как пришел к тому, чтобы оказаться там, где обнаружил себя, как все пришло к тому, что он оказался на коленях, в грязи, среди солдат Имперского Ордена. Казалось, что он почти вспомнил, как попал сюда, почти воссоздал все это в памяти, – но оно оставалось вне досягаемости, как забытое слово, плавающее где-то под темной поверхностью разума.

Ричард взглянул влево вдоль линейки людей и увидел, как солдат сжал в кулаке копну волос какого-то человека и вздернул его голову вверх. И этот человек закричал – короткие, прерываемые приступами ужаса звуки. Ричард мог легко понять, что, несмотря на неистовые попытки, этот человек не имеет шанса сбежать. Звуки его слезливых стенаний вызывали мурашки на руках Ричарда. Солдат, что находился позади этого стоявшего на коленях человека, достал тонкий длинный нож и поднес его к открытому горлу обреченного.

И вновь Ричард попытался убедить себя, что был прав и раньше, полагая, что это вовсе не реальность, что он всего лишь каким-то образом воображает все это. Но он мог видеть небольшой изъян на лезвии грубо заточенного ножа, мог видеть, как человек, задыхаясь в панике, все делал и делал глотательные движения, и как расплывалась безжалостная улыбка по самодовольному лицу солдата.

Когда нож глубоко врезался в горло человека, Ричард дернулся от шока при виде этого, так же, как дернулся человек от шока, вызванного болью.

Человек задергал ногами, но солдат, удерживая его за волосы, без труда справлялся со своей жертвой. Блестящие от дождя мускулы на его мощной руке напряглись, когда он второй раз, врезаясь еще глубже, провел ножом по горлу человека, совершая едва ли не полное круговое движение. Кровь, отвратительно красная среди всего серого вокруг, выплескивалась с каждым ударом все еще бившегося сердца человека. Ричард вздрогнул, едва запах свежей крови коснулся его ноздрей.

Он очередной раз попытался убедить себя, что это игра воображения, хотя все, что он видел, – как человек слабо извивался, как рос кровавый «фартук», опускаясь вниз по его рубашке, пропитывая штаны, – было слишком реальным. Наконец, с последним движением, разрез на его шее широко раскрылся, а правая нога дернулась в сторону. Солдат, все еще державший человека за волосы, с усилием швырнул его в яму. Ричард слышал, как мертвый груз тяжело шлепнулся на дно.

Сердце Ричарда настолько тяжело колотилось в груди, что ему казалось, оно может разорваться. Он чувствовал приступ тошноты. И думал, что его может вырвать. Он напрягся изо всех сил, чтобы разорвать связанные руки, но кожа ремня только сильнее врезалась в его плоть. Дождь смывал пот прямо ему в глаза. Кожаные ремни были затянуты на руках так туго, что даже легкое движение вызывало обжигающую боль в открытых ранах, выжимая новые слезы из его глаз. Хотя это его не остановило. Шипя проклятия, он вкладывал всю силу мускулов в попытку порвать путы на руках. И ощущал, как кожа ремней скребется по обнаженным сухожилиям на запястьях.

А затем Ричард услышал, как произнесли его имя. И мгновенно узнал этот голос.

Это была Кэлен.

Жизнь остановилась и все вокруг буквально замерло, когда он обратил взор в ту сторону, прямо в ее ослепительно сиявшие зеленые глаза. Эмоции в одно мгновение заполнили его, вытесняя слабость и ужасное страдание, которые наполняли его все это время, вызывая боль, вплоть до мозга костей.

Он так долго был вдалеке от нее…

Эта возможность видеть каждую деталь ее лица; видеть изогнутую морщинку на лбу, о которой он уже забыл; видеть аккуратный профиль спины, когда она стоит с легким разворотом; видеть, как естественно растрепаны дождем волосы; видеть ее глаза, прекрасные зеленые глаза… Все это было таким, что привидеться никак не могло.

Кэлен протянула руку.

– Ричард!

Звучание ее голоса парализовало его. Так много времени прошло с тех пор, как он слышал этот ее необыкновенный голос, голос, который с первых минут, как он только познакомился с ней, притягивал своей внятностью, чистотой, своим изяществом и чарующим обаянием. Но сейчас ничего этого в голосе не было. Все эти достоинства исчезли, оставив лишь нестерпимое страдание и муку.

Соизмеримо со страданием в голосе исказились и утонченные черты Кэлен от ужаса видеть его стоящим на коленях в грязи. Ее глаза были обрамлены красным. По щекам, вместе с дождем, стекали слезы.

Ричард в ужасе застыл, стоя на коленях, застыл перед ее взором, все на том же месте, так близко и так далеко. Застыл, узнав, что она там, посреди вражеского полчища.