Джиллиан, с округлившимися глазами цвета меди, лишь кивнула.
Сестра Улисия коварно улыбнулась.
– Хорошо. – Затем повернулась к двум другим сестрам. – Пойдемте. Давайте немного поспим.
После того как они ушли, Кэлен мягко опустила руку на голову девушки, сидевшей у ее ног.
– Рада познакомиться с тобой, Джиллиан, – прошептала Кэлен так, чтобы сестры не услышали.
Джиллиан улыбнулась ей и прошептала в ответ:
– Спасибо, что защитила меня. Ты сдержала свое обещание. – Она осторожно взяла руку Кэлен и с минуту держала ее у своей щеки. – Ты самый храбрый человек, какого я встречала со времен Ричарда.
– Ричарда?
– Ричарда Рала. Он бывал здесь раньше. И тогда он спас моего дедушку, а вот теперь…
Голос Джиллиан замер, и она отвернулась от пристального взгляда Кэлен. Кэлен нежно погладила голову девушки, надеясь успокоить ее душевную боль за деда. Затем указала подбородком:
– Подойди вон к той седельной сумке, Джиллиан, и достань что-нибудь поесть. – Ее была дрожь от боли и очень хотелось прилечь, но Кэлен знала, что слова сестры Улисии не были пустой угрозой. – А затем, если ты не против… пожалуйста, просто посиди ночью рядом со мной… Сегодня мне пригодилась бы помощь друга.
Джиллиан улыбнулась ей. На сердце у Кэлен потеплело при виде такой искренней улыбки.
– Утром к нам присоединится еще один друг. – Когда Кэлен резко нахмурилась, Джиллиан указала на небо. – У меня есть ворон по имени Локки. Днем он явится сюда и покажет нам все свои фокусы.
Кэлен улыбнулась самой идее иметь в качестве друга ворона.
Девушка сжала руку Кэлен.
– Я не покину тебя ночью, Кэлен. Обещаю тебе.
Какие бы Кэлен ни испытывала страдания, каким бы безрадостным ни было ее будущее, сейчас она испытывала радость. Джиллиан осталась жива. Кэлен только что выиграла свое первое сражение, и это достижение было опьяняющим.
Глава 24
Проходя между собравшимися солдатами, Ричард, улыбаясь и кивая, отвечал на их приветствия. Настроения улыбаться не было, но он опасался, что люди неправильно поймут, если он будет хмурым. Глаза солдат были наполнены ожиданием и надеждой, когда они наблюдали за ним, уверенно продвигавшимся среди них. Многие просто стояли, молча прижав к сердцу сжатую в кулак руку, – не только как приветствие, но и в знак гордости. Ричард не мог начать рассказывать каждому из этих людей о тех ужасах, что продемонстрировала ему Шота, и потому просто улыбался так тепло и приятно, насколько был способен.
По ту сторону лагеря, у самого горизонта, сверкали молнии. И даже сквозь звуки лагерной жизни, говор тысяч людей и ржание лошадей, звонкие удары кузнечных молотков, разгрузку припасов, распределение продовольствия и отдаваемые во весь голос приказы, Ричард все равно слышал зловещие раскаты грома, проносившиеся через равнины Азрита. Сердитые грозовые тучи на глазах сгущались, поглощая все новые тени под собой. Застоявшийся чрезмерно влажный воздух время от времени освежался неожиданными порывами, вздымая флаги и вымпелы, привлекая к ним внимание. Почти так же быстро, как появлялся, этот ветер исчезал, словно передовые отряды надвигающейся грозы, возвращавшиеся обратно после успешного рейда.
Хотя, похоже, грозные небеса никого не беспокоили. Всем хотелось хоть мельком увидеть Ричарда, пока он проходил через лагерь. А было время, когда задачей этой самой армии было убить его или захватить в плен. Но это до того, когда Ричард стал Лордом Ралом.
Приняв же на себя такую ответственность, он дал этим людям шанс отстаивать достойные цели, вместо того чтобы с оружием в руках служить тирании. Конечно, некоторые отнеслись к этой перемене с откровенной ненавистью. Такие обратились к служению Ордену, со слепой жестокостью истребляя саму идею, что человек имеет право распоряжаться собственной жизнью. Но прочие, фактически большинство, не только не отказались от службы Ричарду, но приняли это почти со страстью, как могли поступить только люди, долгое время прожившие в тисках репрессий. Эти люди, первое поколение, кому была предложена реальная свобода, правильно уловили ее значение для собственных жизней. Они цепко держались за возможность жить в том мире, который показал им Ричард. Не было дара более значимого, который эти люди, в свою очередь, могли дать своим семьям и любимым, чем эта самая возможность жить свободно, жить для себя. Многие уже умерли во имя этой благородной цели.
Точно так же, как и морд-ситы, эти люди следуют за ним, потому что совершили осознанный выбор, а не потому, что их кто-то принуждал к этому. И обращение «Лорд Рал» теперь означает для них нечто, чего никогда раньше не содержало.
Но сейчас эти люди столкнулись с острой сталью, навязывающей им жизнь, смысл которой в том, что они сами и все, кого они любят, не имеют права на существование. Ричард не сомневался в мужестве этих людей, но понимал, что они не способны одержать победу в сражении против бесчисленной армии Имперского Ордена. Именно в этот день ему следует быть Лордом Ралом. Если и может быть шанс на будущую достойную жизнь, Ричард должен стать Лордом Ралом в самом полном смысле этого слова, Лордом Ралом, заботящимся о тех, кого ведет за собой. Он должен заставить их прозреть и понять то, что понял он.
Верна, торопливо шагавшая рядом с ним, чуть сильнее сжала его руку, наклоняясь к нему.
– Ты не можешь себе представить, как воодушевляет этих людей видеть тебя перед битвой, что им предстоит, Ричард. Перед битвой, предсказанной пророчеством не одну тысячу лет назад. Ты просто не можешь вообразить.
Ричард же не сомневался, что эти люди не могут вообразить, о чем он собирается просить их.
Он бросил взгляд на улыбку Верны.
– Мне это известно, аббатиса.
Поскольку войска непрерывно продвигались к югу, чтобы встретиться с угрозой, исходившей от Имперского Ордена, то путь от Народного Дворца, чтобы догнать их, оказался гораздо более длинным, чем это было в предыдущее посещение. С того момента, как Орден повернул на север, к Д’Харе, эта армия оставалась единственным, что могло противостоять захватчикам. Эти люди были последней надеждой Д’Харианской империи. В этом заключалось их призвание и их долг.
А Ричард ничуть не сомневался, что выиграть эту битву они не могут.
Задача Ричарда заключалась в том, чтобы убедить их в несомненности факта их приближающегося разгрома и смерти.
Кара и Никки, следуя прямо за ним, практически наступали ему на пятки. Он не считал, что им было необходимо находиться так близко, чтобы защищать его, но знал и то, что ни одна из этих женщин не послушается его. Когда он обернулся, бросив взгляд через плечо, Никки ответила ему напряженной улыбкой.
«Интересно, – подумал он, – как она отреагирует, услышав то, что я собираюсь сказать солдатам?» И решил, что она поймет. Из всех тех, кому предстояло услышать его слова, она была единственным человеком, в понимании со стороны которого он не сомневался. Фактически он рассчитывал и полагался на это. Временами только ее понимание и поддерживало его, помогая двигаться дальше. Был момент, когда он готов был все бросить, и именно Никки дала ему силу продолжать.
Знал Ричард и то, что Кара, с другой стороны, всецело одобрит то, что он собирался сказать, хотя и по другим причинам.
Кара выглядела суровой и решительной как никогда, будто была готова уничтожить всю эту армию, обернись дело изменой и пожелай они все напасть на Ричарда, но по тому, как ее пальцы «играли» швом ее красной кожаной одежды, он мог бы сказать, что ей не терпится снова увидеть генерала Мейфферта… то есть Бенджамина. По сравнению с прошлым разом она стала менее сдержанной, позволяя себе проявлять чувства к этому красавцу генералу, и Ричард подозревал, что без Никки здесь не обошлось.
Ошеломленный собственными ощущениями по поводу того, что мир, казалось, рушился вокруг, в глубине души Ричард радовался, что эта морд-сит способна переживать подобные чувства, и еще более был доволен тем, что она наконец-то позволила себе проявлять их, по крайней мере перед ним. Это было подтверждением того, что, несмотря на грубое воспитание и жестокую тренировку этих женщин, они все же личности, со своими глубоко скрытыми и сдерживаемыми желаниями и стремлениями, которые не выветрились и не умерли, и что их истинная душа, скрытая внутри, способна вновь расцвести. Это подтверждало обоснованность веры в лучшее будущее, – как бывает, когда на бесплодной земле находишь прекрасный цветок.