пальцы порхали в воздухе, волосы взвивались вокруг тела, и Ферн подумала, что надо быть безумной, чтобы видеть в этой женщине какую-нибудь опасность. Однако, когда Ферн увидела, как искусно Элайсон увела Уилла с чердака, обняв его за плечи, она заволновалась. Полет Элайсон по дому остановился, когда они вошли в гостиную. Она застыла на пороге комнаты и стала оглядываться, будто что-то разыскивая, при этом улыбка исчезла с ее лица. Правда, спустя мгновение, она уже взяла себя в руки и снова стала само очарование. Позже Ферн нашла объяснение этой странности в поведении Элайсон, но тут же отвергла его как слишком неправдоподобное, ведь Элайсон никогда прежде не бывала в этой комнате. Она просто не могла знать, что идол передвинут на другое место.

— Я помогу вам отнести ваши вещи, — предложил Уилл.

Элайсон поблагодарила его и вручила ему чемодан, а сама пыталась определить, насколько тяжелы картонные ящики.

— Большая часть картин может остаться в машине, — сказала она. — Один из наших художников живет в Йорке, я завезу их ему на обратном пути в понедельник. Только две из них я хотела бы повесить у себя в комнате. Я никуда не езжу без этих картин. Некоторые люди не могут отправиться в путешествие без любимой подушечки, сумки или какого-то украшения, а я — без картин. Хуже всего, когда летишь самолетом, они такие тяжелые!

Ферн тоже решила помочь ей, в основном из любопытства. Картины были очень тщательно упакованы. Когда Элайсон вошла в дом, Ферн отогнула край

упаковочной ткани, чтобы глянуть на полотно. Она полагала, что там окажется абстракция, но ошиблась. На картине была изображена голова лошади в проеме двери в конюшне. Сюжет достаточно обычный, но на переднем плане путь лошади преграждали балки и от краев картины на лошадь наползало нечто бесцветное, похожее на пятна плесени. Грива лошади была неестественно длинной и спутанной, ее лоб был странно изуродован, как будто художник вовсе не стремился сделать лошадь похожей на настоящую лошадь, однако глаза ее были абсолютно живыми. Эти темные глаза смотрели на Ферн одновременно с мольбой и с каким-то вызовом, отчего у Ферн заколотилось сердце. Жизнь в Лондоне не располагала к верховой езде, но Ферн всегда любила лошадей и мечтала когда-нибудь научиться сидеть в седле. Внезапно она протянула руку к полотну с желанием закрыть дверь конюшни. Поверхность картины оказалась грубой и холодной, как металл.

— Не трогай! — раздался позади голос Элайсон, прозвучавший так резко, что его с трудом можно было узнать.

Ферн отпрыгнула, у нее тряслись руки.

— Прошу прощения, — сказала она с преувеличенной вежливостью. — Я не подумала, что это может быть что-то личное.

Только мгновение Элайсон выглядела недовольной, затем гримаса раздражения исчезла, сменившись тонкой вуалью теплоты, разлившейся по ее лицу.

— Это старинная картина, — стала объяснять Элайсон. — Неосторожное прикосновение может нарушить слой живописи, он очень хрупкий. Я собираюсь ее реставрировать, полагаю, что в верхней части картины скрывается еще какое-то изображение. Повреждения должны смываться с большой осторожностью. Как видишь, я только приступила к работе.

Она взяла картину и понесла ее в свою комнату. С общего согласия ей отвели комнату на верхнем этаже.

— Подальше от всех, — сказал Уилл,

В комнате давно никто не жил, в ней было холодно и мрачно, однако Элайсон изобразила восторг при виде потолка в трещинах, потертых бархатных занавесок и тусклого зеркала над камином.

— Надеюсь, вы не сочтете меня слишком невежливой, — сказала она, — но мне бы хотелось иметь ключ от двери в эту комнату. Мне необходимо уединение. Я должна чувствовать своим место, где я живу, ничего не могу с этим поделать, вот я такая. Выросла в одной комнате вместе с тремя сестрами, думаю, все из-за этого.

— Извините, — сказала Ферн. — У нас есть только ключи от дома. Дядюшка Нэд, очевидно, спрятал все ключи в какое-то тайное место.

— Мы их везде искали, — добавил Уилл. — То есть Ферн их искала,

Наблюдая за Элайсон, Ферн отметила, что лицо гостьи на мгновение заледенело.

— В таком случае, сделайте одолжение, — сказала она, — не входите в мою комнату, когда меня тут нет. Надеюсь, вы понимаете меня.

«Понимаю ли я?» — спросила себя Ферн. Они с Уиллом спустились вниз, оставив Элайсон распаковывать вещи.

— Она очень любезна, — сказал Уилл, — да только кому может нравиться такая любезность, если не знаешь, насколько она искренна. Кажется, что она старается быть такой.

— Вся эта любезность — только оболочка, — заявила Ферн. — Только блеск, а не сущность. Это называется обманчивое обаяние.

— Как мишура на искусственном снеге рождественской елки, — сказал Уилл. — Я ей не доверяю. Ничего не могу с собой поделать.

В холле они увидели миссис Уиклоу, которая собиралась уходить.

— Я ухожу, — сказала она, надевая пальто, — в духовке стоит готовый пирог. Полагаю, мадам не захочет его есть, она слишком худа, наверное, питается только коричневым рисом и этими мюсли. Но вам-то, я знаю, моя стряпня нравится.

— Очень, — с улыбкой ответил Уилл.

— Одно мне кажется подозрительным, — добавила миссис Уиклоу, глядя вверх в направлении комнаты Элайсон. — Странные вещи тут происходят…

— Что именно? — спросила Ферн.

— Ты сказала, что мисс Редмонд приехала из Лондона?

Ферн кивнула.

— Она работает в художественной галерее в Уэст Энде.

— За три-четыре месяца до смерти капитана Кэйпела здесь побывала молодая женщина из Гьюсборроу. Почему-то я это запомнила. Она была как-то связана с антиквариатом. Я, конечно, не очень хорошо ее рассмотрела, только помню, что волосы у нее не болтались, были убраны в пучок. Могу поклясться, что это та же самая женщина. Я слышала, как она щебетала с капитаном, ну просто сахар-медович. Меня она не заметила, ведь она из той породы людей, которые видят только то, что им интересно, а на остальных им наплевать. Бьюсь об заклад, что это была ваша мисс Редмонд. — Она тряхнула рукой так, будто к ней прилипла паутина. — Может, это просто мое воображение. И все же будьте поосторожней. Мой дом — третий от конца деревни.

— Спасибо, — сказала Ферн улыбаясь. Но улыбка исчезла с ее лица, как только миссис Уиклоу закрыла за собой дверь.

За обедом Элайсон вела беседу, рассуждая о своих идеях относительно убранства дома.

— Думаю, надо сделать что-то необыкновенное с этим амбаром, — сказала она, выразив прежде свое восхищение и «Морской ведьмой» и самим амбаром. — Ваш отец правильно поступил, обратившись ко мне за советом. Он должен позвонить из Штатов, и я собираюсь спросить его, можно ли мне начинать. У меня есть друзья в строительной компании, они занимаются именно такими работами. Эти люди сделают смету. Конечно, нужно привести в порядок этот корабль. Со временем, если мы его накроем брезентом, его можно будет даже выставить наружу. В конце концов, и в Йоркшире должно же быть лето.

— Нам нравится лето в Йоркшире, — сказал Уилл. — Очень бодрит.

Ферн выжала из себя улыбку. Никогда прежде Уилл не любил бодрящую погоду.

— Нам нужно всего лишь привести дом в порядок перед тем, как выставить его на продажу, — заметила она. — Папочка не собирается тратить на него деньги.

— Это будет очень хорошее вложение капитала, — настаивала Элайсон. — Отремонтируйте амбар, и у вас для продажи сразу будет два дома вместо одного. Мы уже обсуждали это с Робином, когда он звонил.

Слова мисс Редмонд значили только одно: Ферн еще ребенок, финансовые дела ее не касаются. Она почувствовала, как от возмущения волосы зашевелились у нее на затылке, а лоб прорезали морщины. Но в данный момент она ничего не могла поделать, окончательное слово принадлежало отцу, а пока он в Америке, ей одной будет трудно противостоять Элайсон.

— Замечательный пирог, — сказала Элайсон, отодвигая кусок пирога на край тарелки.

Все рано разошлись по спальням. Естественно, Ферн никак не могла заснуть. Наконец она погрузилась в беспокойную дремоту. Ей казалось, что она в Нью-Йорке, что пытается добраться до отца, стоящего в дальнем конце комнаты, но огромная толпа людей не позволяет ей к нему пробраться; отец машет ей рукой и улыбается, давая понять, что все хорошо. Он разговаривал с женщиной, которая должна быть Элайсон Редмонд, но оказывается, что Элайсон стоит как раз рядом с ней, она одета в пальто, похожее на струящуюся воду, ее волосы взвиваются при каждом повороте головы и нельзя понять, где кончаются волосы, а где начинается платье.