Чудовище в ужасе уставилось на нее. Его морщинистое лицо было так печально, что перестало казаться безобразным, а стало просто трогательным.

— Мужчина… — упорствовала Элайсон. — У взрослых людей всегда много одежды, много карманов. А куда он клал всякие вещички, когда на нем не было одежды с карманами?

— В шкафчик.

— В секретер в его кабинете?

— Да.

— В тот, который заперт одним из исчезнувших ключей?

— Да.

— Прекрати эту тарабарщину, — перебил идол. — У этого создания всего две извилины. Ты от него ничего не добьешься. Отправь его прочь.

— Он может что-нибудь знать, — настаивала Элайсон. — Он всегда здесь крутился.

— Избавься от него.

Элайсон быстро взмахнула рукой, гоблин уменьшился и исчез.

Мерцающие линии стали затухать, и Ферн, оценив ситуацию, поняла, что настало время выбираться из комнаты. Но она слишком долго просидела в одном положении, и ноги отказывались слушаться ее. Гаснущий огонь сделал тень от кресла менее плотной, ее убежище — менее защищенным. Если Элайсон сейчас двинется к двери, то непременно увидит фигуру за креслом. Ферн замерла, и в этот момент что-то ворвалась в гостиную, разрушило круг и пентаграмму, кинулось к Элайсон и остановилось, готовое прыгнуть на нее. Это была Лугэрри. Уши ее поднялись, шерсть вздыбилась, на белых клыках играли отблески голубого огня. Наступившая тишина была осязаема, как запах. Затем Лугэрри зарычала, и ее рычание заполнило всю комнату.

— Убирайся! — крикнула Элайсон. — Я тебя не вызывала, демон. Отправляйся к своему хозяину! Прочь!

— Убей ее! — приказал идол.

Элайсон подняла руку…

Но неожиданно огонь погас, взорвавшись облаком искр, волком завыл ветер, и только глаза идола светились во внезапно наступившей темноте.

Ферн услышала яростные вопли Элайсон, в которых злость смешалась со страхом. Ее руку ухватила ручка со множеством пальцев разной длины. Тоненький голосок прошептал на ухо Ферн:

— Быстро, быстро, быстро!

Ферн выползла из комнаты и, пригнувшись, двинулась в холл.

— Лестница, — сказал ее провожатый, и Ферн стала карабкаться за ним по ступеням. Ее глаза, привыкнув к темноте, разглядели его.

— Пигуиллен? — прошептала она. Но как только они добрались до лестничной площадки, ручка выскользнула из ее руки, и Ферн в одиночестве остановилась у двери в свою комнату.

Она заперла за собой дверь и легла в постель. Она дрожала от мыслей о том, что она увидела, спустившись вниз за братом час, нет, целые сто лет тому назад. Она переступила границу в другой мир, сама не желая этого. Теперь она вернулась назад, но реальность уже никогда не будет для нее такой, как была прежде.

Спустя некоторое время Ферн услышала шаги в коридоре. Это не были шаги Уилла. Человек остановился около ее комнаты, прислушался и двинулся наверх, на последний этаж.

Проснувшись утром, Ферн подумала, что чувствует себя так же, как наутро после смерти мамы. Тогда, открывая глаза, она понимала, что мир навеки изменился. Исчез один из камней фундамента ее существования, ее жизнь потеряла устойчивость, душа металась от неуверенности на краю разверзшейся пропасти. Годами она возводила между собой и бездной стену, строила ее из мелких планов, осуществленных желаний, повседневных забот. Она пыталась закрыть не только саму пропасть, но даже и намек на нее. Теперь стена рухнула, широкий мир со всеми своими мрачными сторонами оказался совсем рядом. Ферн чувствовала себя раздетой и испуганной, как будто слабый поток какой-то неясной энергии начал растекаться по ее венам, наполняя новой силой.

За завтраком Ферн постаралась вести себя как обычно. Элайсон, с бледными губами и синяками вокруг глаз, выглядела невыспавшейся.

— Я видела здесь бродячую собаку, — сказала она миссис Уиклоу. — Если она снова появится, прогоните ее. Я не хочу, чтобы около дома бегала эта псина, она может быть опасной.

Ферн под столом толкнула ногу Уилла.

— Миссис Уиклоу тоже не любит собак, — сказала она, стараясь не встретиться глазами с домоправительницей.

— Да уж, так и есть, — отозвалась миссис Уиклоу, но не упомянула Лугэрри.

— Вы здоровы? — заботливо спросила Ферн у Элайсон.

— Конечно, здорова, — огрызнулась Элайсон.

Ближе к полудню прибыл приятель Элайсон, вызвавшийся посмотреть амбар. Это был загорелый человек с выбритой головой и с акцентом, в котором угадывался бывший кокни. Он был одет в итальянские джинсы, плотно обтягивавшие его ляжки, и в кожаную куртку с оторванными рукавами, богато украшенную кнопками. Элайсон называла его «Ролло, дорогой», а он ее — «дорогая», «дорогуша», «лапочка» и даже «душка». Он явно хотел распространить свою заботу и на Ферн с Уиллом, потрепав Уилла по волосам с подозрительной нежностью, но Элайсон быстро отбила у него охоту общаться с детьми.

Они вместе отправились в амбар, чтобы посмотреть на состояние «Морской ведьмы», но Ферн с Уиллом быстро ушли, потому что начались разговоры об интерьере открытого плана, о многоярусной структуре, разметке, перспективе и Фенг Шу. Не сговариваясь, брат и сестра отправились на холм и сели на бугорок, откуда могли обозревать свои владения. Было солнечно, и становилось все жарче. Ветерок приносил стрекот кузнечиков, жужжание пчел, дальнюю песенку птицы. Смутно доносилось журчание реки. Белые облака гонялись за своими тенями на пустоши.

— Все так мирно, — сказал Уилл. — Никто не поверит, что где-то здесь, совсем рядом, обитает дьявол.

— «Всюду под солнцем есть зло», — процитировала Ферн так мрачно, что Уилл обернулся и задумчиво посмотрел на нее.

Они долго молчали, прежде чем она решила перевести беседу в другое русло.

— Прошлой ночью ты опять ходил во сне.

— Правда? Я ничего не помню. Хотя мне снился странный сон. Очень странный…

— Ну, продолжай.

— Мне казалось, что я встал. Я чувствовал, что проснулся, но знал, что на самом деле сплю, и поэтому мне не было страшно. Я бы сошел с ума, если бы думал, что это не сон.

— И что же происходило?

— Я спустился по лестнице, прошел через холл к гостиной…

— Зачем?

— Не знаю, — ответил Уилл. — Это было частью сна. Ты же не знаешь во сне, что и зачем ты делаешь. Вобщем, в гостиной все было по-другому: комната была та же, но она стала гораздо больше, а потолок оказался выше, я его даже почти не видел, а камин показался мне огромным, как пещера, в нем полыхал огонь, но пламя было голубым и холодным. Комната была освещена бледным светом, и все вокруг тоже стало голубоватым. Этот ужасный идол стоял около огня, только он очень вырос, а глаза у него были живые, вовсе не каменные, и сильно сверкали, как глаза зверей сверкают в темноте.

— Он говорил? — быстро спросила его Ферн.

— Не помню. Смешно, когда я это описываю, кажется, что это очень страшно, но во сне я не боялся, я просто оцепенел. Я встал в центр круга посреди комнаты, и все закружилось вокруг меня, и я больше не видел стен, как будто стоял в гигантском ледяном круге, и на меня лился свет. Огонь горел на краю круга, но он не грел, он был тоже ледяным. Она тоже была там, только снаружи, не в круге.

— Элайсон?

— Вроде бы да. Вернее, похожая на Элайсон, но немного другая.

— Больше?

Задумавшись, Уилл помолчал.

— Выше. Да. Я уверен, она была выше. И похожа на ведьму. Из-за глубоких теней от голубого огня ее лицо напоминало череп, рот ее был кроваво-красным, а красное платье при свете холодного пламени

тоже стало кровавого оттенка. Она задавала мне вопросы, а я отвечал на них, хотя глубоко внутри я понимал, что это не очень хорошо. — Он обернулся к сестре и спросил с тревогой: — Я прав? Чем больше я об этом думаю, тем больше все это кажется не совсем сном. Ферн…

— Все в порядке, — сказала она. — Только скажи мне, помнишь ли ты ее вопросы?

— Помню только один. Она спросила меня об исчезнувшем сокровище, и я собирался сказать ей об Атлантиде, но у меня в сознании возникла другая картина — пираты с ножами в зубах, шахматная доска, наполненная золотыми монетами, и «Морская ведьма» с пиратским флагом на ее мачте — и я не упомянул об Атлантиде.