Они проверили подвал. Проверили верхние Этажи.

— Его здесь нет, — наконец заключила миссис Уиклоу. — Уж это точно, хотя кое-кто другой здесь присутствует, — и она кинула мрачный, сердитый взгляд на Рэггинбоуна. — Лично мне необходима чашечка чаю.

— А мне нужно выпить, — сказал Робин.

— Как мы это объясним? — прошипел Уилл в ухо Рэггинбоуну.

— А мы не будем ничего объяснять, — сказал Наблюдатель. — Люди сами найдут объяснение. Они всегда так делают.

— Полагаю, я должен сообщить об этом полиции, — сказал Робин, наливая себе порцию виски. — весьма удивительно, должен вам сказать. Человек исчез, так сказать, как облачко сигаретного дыма. Полиция вправе счесть это подозрительным. Не мог же он… в моем доме… дематериализоваться…

— Такие вещи случаются, — сказал Рэггинбоун, принимая слегка неуверенное предложение Робина налить и ему виски. Господин Кэйпел решил, что неприятный друг его сына, может быть, бывший бизнесмен или ученый, переживающий трудные времена из-за проблем с алкоголем. — Мир полон неразрешимых тайн. Однако я думаю, что не стоит спешить с полицией. В конце концов Джейвьер Холт взрослый человек, вы не отвечаете за его поступки. И то, что исчезло, может… где-то возникнуть. Он может вернуться.

— Здесь его машина, — сказал Робин. — Ее так нельзя оставлять.

— Почему? — спросил Рэггинбоун.

— Мне все это не нравится, — сказали миссис Уиклоу, когда Рэггинбоун ушел. — То, что он называет неразгаданной тайной, годится для историй, которые показывают по телеку, но люди просто так не исчезают. Особенно такие отвратительные и ловкие, как этот мистер Холт. Он из той породы людей, которые откуда-то выскакивают, когда их вовсе и не ожидают…

— И все-таки, — сказал Робин — он ушел, ведь так? Просто ушел…

— Если Джейвьер ушел в прошлое, — сказал Уилл, когда оказался наедине с Рэггинбоуном, — не означает ли это и то, что ушел Древний Дух?

— Ну, не совсем так, — ответил Наблюдатель. — Все гораздо сложнее. Древний Дух всегда присутствует в прошлом, запомни это. Он не может рисковать возвращением во время, где столкнется лицом к лицу с собой. Он использует амбулантов, как защиту от опасности, так он, наверное, думает. Так или иначе, но Древние Духи, похоже, избегают Атлантиду, они боятся могущества Лоудстоуна. Хотя, насколько я знаю, он не может управлять амбулантом в прошлом из настоящего — кукла слишком удалена от кукловода. Это очень занятная ситуация. В результате амбулант должен быть больше, чем просто оболочка, у него есть собственная воля, собственный дух, его разум должен удерживаться на уровне независимых действий. Понимая это, я представляю себе, что Холт должен был вложить в это значительную часть своей натуры.

— Вы считаете, что он очень силен?

— Возможно, — намек на улыбку появился на лице Рэггинбоуна. — Но, похоже, он уже очень ослаблен.

— Это лучше для Ферн?

— Нет. Мы ей ничем не можем помочь. — Если даже и было ударение на слове «мы», Уилл его не уловил. — Но если бы амбулант был уничтожен или не смог бы вернуться, это помогло бы нам здесь. Эзмордис, должно быть, растерял часть своей силы. Это к лучшему.

— Мне на него наплевать, — сказал Уилл. — Мне важно только, чтобы с Ферн ничего не случилось.

— Вот и продолжай думать о ней, — сказал Рэггинбоун. — Кто знает, какова сила любви? Любви семьи, любви друзей, любви любимого. Нам хочется корить в то, что она выдержит все.

— Да бросьте вы эту философию! — огрызнулся Уилл. — У меня не то настроение.

Рэггинбоун улыбнулся и замолчал.

Время тянулось ужасно медленно, даже медленной, чем тогда, когда Уилл дожидался Ферн после истории с мотоциклистом. Рэггинбоун двинулся к пустоши, а Уилл пошел к речке.

Солнце просвечивало сквозь плывущие облака и разливало такой ровный свет, будто день никогда не должен был кончиться. Как бывает всегда в тех случаях, когда надо убить время, Уилл думал о разных делах, которые он должен был бы обдумать и сделать, но ничего делать не хотелось. Его часы давно разбились, и когда он вернулся домой, он скорее чувствовал, чем знал, что уже поздно. День еще золотился, ветер стих, было очень жарко. Автомобиль Джейвьера все так же стоял у подъезда. Уиллу представилась картина — машина, блестящая, пустая, ожидающая, невостребованная осталась здесь навсегда. Уж конечно, Джеивьер не оставил в ней ключей, сердито подумал Уилл. И какой смысл в этих ключах в прошлом?.. Папочка будет очень огорчаться из-за Ферн. Что мне ему рассказать? Что она просто ненадолго перешла в другое измерение? И неизвестно, вернется ли она назад… Хоть бы от Рэггинбоуна была какая-нибудь польза…

Он вошел в кухню. Миссис Уиклоу наверняка ушла. Часы показывали пять минут восьмого.

Отец был в холле.

— Где Ферн? — спросил Робин. В его голосе не было страха и неуверенности, только пугающая пустота и приглушенная взволнованность.

— Папочка, она ушла, — ответил Уилл. — Как Джеивьер. Просто ушла.

Ушла…

Она уже очень давно взбиралась по лестнице.

Она не помнила, как оказалась у основания лестницы, как попала сюда, только бесконечно долго шагала по ступеням вверх. Ноги ее не устали. Лестница была очень неустойчивой, временами она начинала пошатываться вправо-влево, временами свертывалась в спираль, крошечный прямоугольник света был все так же далеко вверху, он никак не увеличивался, и она понимала, что ей необходимо приблизиться к нему. Со всех сторон ее окружали стены. Где-то в них появлялись туманные отверстия, где-то возникали полуразрушенные колонны или еле видные проходы в никуда, арки, открывающие вид в неизвестность, где-то виднелась паутина резного камня, очертания окна, клочок неба, цвет которого она не могла определить. Свет был мягким, тени бледными. Воздух был ни застоявшимся, ни свежим. Она не задыхалась, но спустя какое-то время поняла, что вовсе не дышит. Она пыталась вспомнить, что было перед тем, как она подошла к лестнице, и почему так важно, чтобы она добралась доверху, но мысли ее мешались, причины ее присутствия здесь — забыты. Память съежилась до миниатюрного изображения толпы, той малюсенькой сцены, детали которой были теперь неразличимы. Она продолжала двигаться. Она не думала ни о чем другом. Время не существовало, все Время прошло. Затем на оказалась на вершине лестницы, и там был выход, это была низкая дверь под каменным навесом. Она вышла на солнце.

В Прошлое.

Она стояла на горе над городом. Ей были видны иирокиеулицы, разбегающиеся от склона, как лучи звезд. Их пересекали другие улицы: и широкие, и не — и все это образовывало беспорядочную мозаику из крыш, стен и мостовых, протянувшуюся так далеко к горизонту, как только мог проследить глаз. Далеко у горизонта можно было различить янтарь полей, темное пламя леса, тонкие линии рек, но она не воспринимала детали. Главные улицы были опутаны мелкими улочками и переулками, как усики вьющегося винограда обвивают лозу. Некоторые дома выступали из этого лабиринта, у них были портики и колоннады, где-то возникали башни, купола, скверы и садики, парки и фонтаны. Склон горы был обращен к западу, и город был залит солнечным светом. Этот золотой город возник в воображении Человека тогда, когда Эверест был всего лишь песчаной дюной, а Стоунхендж — кучкой гальки на берегу. Город, который уже был древним, когда все остальное было еще очень юным. Она смотрела на все это с изумлением, ибо даже в мечтах и во снах ей никогда не виделось такое место. «Это Атлантида, — говорила она себе. — Я в Атлантиде». У нее мелькнуло видение другого города: серые ущелья улиц, геометрия башен и стен из стекла и стали, узкие дороги, и среди чудовищных зданий выхлопы ядовитых газов и бешеное вращение колес. Она отогнала это ужасное видение, созданное собственным воображением. Как будто что-то проскользнуло в ее мозг, и образ сам пробрался в ее мысли. Она почувствовала слабость, и это напугало ее. Она пыталась сосредоточиться, но голова кружилась и казалась наполненной туманом, который скрывал в ее сознании то, чему здесь было не место. Вспышки памяти возникали и гасли, как будто картина перед ней была то в фокусе, то размыта. Ей нужно было собраться с силами, чтобы четко понять, где же она находится.