– Господи, Елизавета Яковлевна! Что это с вами?
До неё не сразу дошло, что тот, бородатый, никак не мог говорить с ней таким участливым голосом. Приподняла голову, вытянула из-под себя сломанный зонтик и на всякий случай выставила его перед собой.
– Упали? – продолжал тот же голос. – Вот беда-то какая. Позвольте, я вам помогу.
Елена Яковлевна повернула голову, скосила глаза.
– А вы кто? – спросила низким, каким-то чужим голосом.
– Я давний знакомец Льва Саввича. Служил под его началом в уланах, а потом в Царстве Польском, при канцелярии министерства внутренних дел… Да позвольте же, наконец!
Он уверенно подхватил Елизавету Яковлевну под обе руки. Помог сесть, снял распоротый подол траурного платья с решётки.
– Поднимайтесь, Елизавета Яковлевна, – сказал он. – Нехорошо на земле сидеть…
– Да вы кто? – устало повторила Елизавета Яковлевна и с тоской стала озираться. Но на кладбище никого больше не было.
– Сослуживец Льва Саввича, бывший, – терпеливо пояснил господин.
Снял шляпу, обнажив большую лысину, присел на корточки.
– Меня зовут Фёдор Михайлович. Я, как и вы, намеревался посетить могилу Льва Саввича… Думал – припозднился. А оказалось – вовремя.
Он снова подхватил Макову под руки, помог встать. Поднял с дорожки зонтик и ридикюль.
– Вы идти можете? Тогда пойдёмте. Мне кажется, вам надо показаться врачу…
Елизавета Яковлевна покачала головой, сморщилась от боли.
– Нет. Не надо врача… А вот до выхода меня проводите…
Она оглянулась на ограду. Страшной рожи не было.
– Вас, верно, напугало что-то, – проницательно заметил Фёдор Михайлович. – Что ж. На кладбище всякое примерещиться может. Не стоит сюда ходить в такое время, да ещё и одной… Но не бойтесь: сейчас здесь никого нет.
Слегка прихрамывая, но не позволяя Фёдору Михайловичу себя поддерживать, Макова двинулась в сторону входной калитки.
За калиткой Фёдор Михайлович остановил извозчика, помог Елизавете Яковлевне забраться в пролётку.
– Проводить вас? – спросил всё тем же участливым голосом.
– Нет, – твёрдо ответила Макова. – Я сама. Благодарю.
– Если разрешите, я зайду к вам вечером… – начал Фёдор Михайлович, но Елизавета Яковлевна, не ответив, с силой захлопнула дверцу.
Пролётка тронулась.
Фёдор Михайлович, надев шляпу, долго стоял, провожая её глазами.
В проулке за кладбищем стояла наглухо закрытая, со шторками на окнах, карета.
– Не вышло, значит… – уныло пробормотал Комаров, когда Петруша, кряхтя, влез в карету и уселся на противоположном сиденье.
Приоткрыл переднее окошко и приказал кучеру:
– Назад, в Сестрорецк!
Карета бодро тронулась. Зацокали копыта.
– Не вышло, – убитым голосом подтвердил Петруша. – Кабы не появился этот лысый… А двоих кончать на кладбище – риск. Мужичонку-то лысого я бы сразу придушил. А вот баба…
– А что баба? – насторожился Комаров.
– Да, сдаётся мне, она не из тех барышень, которые от испуга помереть могут. Кусаться будет, царапаться. А главное – визжать так, что монахини сбегутся…
Комаров покосился на Петрушу. Ай да Убивец… Психолог! И как тонко всё рассчитывает.
– Ладно, – буркнул Комаров. – С бабой пока повременим. Не так уж она опасна, как кажется… Впрочем, это тебя не касается…
И, втянув голову в поднятый воротник шинели, – знобило отчего-то, уж не продуло ли где? – замолчал, задумался о чём-то о своём.
Фёдор Михайлович действительно пришёл вечером, как и обещал. Елизавета Яковлевна лежала в гостиной с мокрым полотенцем на голове. Голова раскалывалась, видимо, от удара о землю. Саднил разбитый подбородок, ныла челюсть, даже зубы болели.
Вернувшись с кладбища, Елизавета Яковлевна твёрдо решила, что Фёдор Михайлович – проходимец: хочет зачем-то втереться в доверие… С другой стороны, если бы не он – кто знает, что там, на кладбище, случиться могло? Откуда эта страшная рожа над оградой взялась? Что ей надо?
Елизавета Яковлевна догадывалась, в чём тут дело, но боялась этой догадки, и гнала её от себя. А догадка была простой: убили Льва Саввича, а теперь решили и её убить. На всякий случай, чтобы не болтала лишнего…
Но к вечеру догадка превратилась в уверенность. Она вспомнила до последней мелочи всё, что происходило на похоронах. Вспомнила слова этого очкастого профессора, и даже его взгляды. Особенно – последний: в нём ясно читалась ненависть.
Господи, и поделиться не с кем, совета спросить! Есть знакомые дамы в столице, да они по дачам разъехались, по заграницам. Только и осталось, что с дворецким говорить.
Но Елизавета Яковлевна теперь и дворецкого опасалась, хотя знала его с детства: дворецкого, чтобы сделать молодой жене приятное, Лев Саввич взял из местных крестьян. Правда, дворецкий не хлебопашествовал; зная грамоту, занимался в основном составлением официальных бумаг и писем для неграмотных односельчан.
А вдруг – и он с НИМИ?.. Подкупили, запугали… Сейчас она уже во что угодно могла поверить.
Так и мучилась сомнениями до вечера, а потом ей вдруг мучительно захотелось высказаться, спросить совета.
Поэтому, когда раздался звонок, и дворецкий доложил, что пришёл некий Фёдор Михайлович, Елизавета Яковлевна решительно закусила губу, натянула на себя плед, поправила полотенце и велела: впустить.
Фёдор Михайлович вошёл быстрой, слегка неровной походкой. Поглядел на Елизавету Яковлевну с участием, хотя и сам выглядел больным: лицо осунулось, щёки приобрели какой-то землистый оттенок.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он. – Касательно врача – не передумали? У меня есть знакомый врач – доктор Кошлаков. Очень хороший доктор. И очень известный в Петербурге…
– Не надо врача, – едва ворочая языком, выговорила Елизавета Яковлевна.
Фёдор Михайлович ещё больше нахмурился. Не спрашивая позволения, взял стул, присел возле кушетки.
Помолчал.
– Я вижу, вы мне не доверяете…
– Не доверяю, – отозвалась Елизавета Яковлевна, приподняв голову. – А кому сейчас в Петербурге доверять-то можно?
Фёдор Михайлович хмыкнул, сцепил руки в замок и обхватил колено.
– Д-да… Замечание удивительно верное, – согласился он. – Что ж, придётся вам поверить мне на слово. Я знаю, что Лев Саввич не покончил с собой. Его убили наёмные убийцы. И я даже знаю, кто их нанял.
Елена Яковлевна так удивилась, что забыла про боль.
– Кто же это? – спросила она дрогнувшим от волнения голосом.
Фёдор Михайлович покачал головой.
– Думаю, вам не нужно этого знать… А вот скажите, Лев Саввич рассказывал вам что-нибудь о своих делах? Может быть, делился какими-то государственными секретами?
– Никаких секретов я не знаю… Лев Саввич о работе никогда не говорил. Он вообще мало со мной говорил…
Она хотела что-то добавить, но передумала. Только вздохнула. Потом подозрительно взглянула на Фёдора Михайловича:
– А вам-то что? Вам это зачем? Вы ведь не в министерстве теперь служите?
– Нет, не в министерстве… Я сейчас вообще не служу. Я книжки пишу. С разными людьми общаюсь, и кое-что знаю.
– От жандармов, поди? – почти насмешливо спросила Елизавета Яковлевна и тут же застонала от боли, пронзившей голову от затылка до подбородка.
Фёдор Михайлович внимательно поглядел на неё.
– Нет, не от жандармов… Мы виделись с вашим мужем незадолго до его гибели. И кое-что он мне рассказал. Видите ли, он напал на след тех, кто покушается на государя… Постойте! Вам плохо?
Елизавета Яковлевна лежала с закрытыми глазами. Слегка кивнула и снова застонала.
– Ну, воля ваша, а без доктора, вижу, не обойтись… Лежите. Сейчас я распоряжусь.
Он выбежал из гостиной. Подозвал дворецкого, попросил бумаги и чернил. Дворецкий провёл его в приёмную Льва Саввича: там, на столе, были бумага и чернильница. Фёдор Михайлович быстро нацарапал что-то на бумажке.
