По раскисшей осенней улочке между старыми деревянными дачами, пустыми и унылыми, мы добрались до добротного кирпичного забора. Единственный в поселке новый дом был отстроен как средневековая крепость - под лозунгом “Враг не пройдет! И не пролетит.”

- Через забор? - я с сомнением подняла взгляд на утыканную противотанковыми ежами стену из красного кирпича. - Или все же в калитку постучимся?

«Помимо будущей твари я чувствую там еще несколько небольших сгустков - видимо охрана или родственники. Так что лучше потратиться на нематериальность, так потеряем и меньше времени и меньше нервов»

- Угу, - я уже научилась прицельно пользоваться  нематериальностью нового скрыта, сосредоточилась и пропустила строго отмеренную порцию скверны из Косы в плащ. Секунда, и кирпичный забор остался позади, я прошла сквозь него, как нож сквозь масло. И, не отключая режиме невидимости, пошла к двери в дом.

Умирающий старик лежал на втором этаже, в большой, очень светлой комнате с панорамными окнами. Примечательно, что когда мы поднимались сюда, глаз то и дело цеплялся за развешанные по стенам старинные картины, гравюры и прочие радости коллекционера. Дом больше был похож на музей, чем на место, где кто-то может жить. Довольно гнетущая тут была атмосфера.

А вот в комнате, где доживал свои последние часы владелец всей этой сомнительной роскоши, не было ни одной картины или статуэтки. Белые стены, светло-серый ламинат на полу, кровать, тумбочка, стойка с капельницей. И много воздуха.

“Почти пятьдесят кубов набрал”, - поделился со мной немного нервный Мик, пока я в нерешительности стояла на пороге. - “И это с предметов на лестнице. Что за мания у людей собирать в своем доме столько чужого горя и боли? В чем удовольствие?”

“Не знаю”, - я пожала плечами и подошла к дремлющему старику. - “Никогда этого не понимала.”

Хриплое дыхание с кровати постепенно становилось все тише и реже. Странно, почему он умирает один? Наверняка ведь есть прислуга, сиделка, судя по капельнице. Наследники… а он один.

Внезапно старик на кровати поднял сморщенные, лысые веки с фиолетовыми прожилками и уставился на меня в упор. Закашлялся. И просипел:

- Наконец-то! Где ты шлялась так долго?!

«Ну ни ржа себе заявочки! Знаешь, а давай вот возьмём, покажем ему неприличный жест и сделаем вид что уходим? Подохнет-то он и без нас...»

Я отрицательно покачала головой. Меня уже не удивляло, что старик видит меня через скрыт. Это означало, что его время действительно пришло. И каким бы он не был мерзким… издеваться не хотелось. Потому что ему было страшно. Очень страшно умирать. Просто жить ему было еще страшнее.

В комнате ощутимо пахло чем-то знакомым, душным таким, сладковато-пряным. А, это ладан. И свечка с иконкой на тумбочке. Пытался грехи замолить? Смешно… как мне уже объяснял Мик,  скверна из души действительно может уйти сама, рассеяться без следа. Если искренне раскаяться. Самому, без посторонней помощи, без битья лбом об пол и прочих ритуалов самообмана. Это не наш случай, увы.

Я подошла к изголовью и буквально окунулась в дикий страх этой души, льющийся в меня из стариковских глаз.

- Не бойся, это больно, но недолго, - зачем я его успокаиваю? - Жить - больнее.

Морщинистые веки медленно опустились и тело на кровати как-то по особенному вытянулось, почти мгновенно перетекая из живого существа в пустую, скомканную оболочку. А я отступила на пару шагов и напряглась.

“Так, кажется нам лучше покинуть дом… ржа! Ржа!!! Я идиот! Если тварь не лезет из самого человека, значит она...» - Мик не успел закончить.

- Уже вокруг нас - с ужасом прошептала я.

Часть 33

Ириска

Зеленовато-тухлый туман, едкий, как кислота, медленно, даже лениво сгущался в комнате. С первого взгляда вроде и не так все страшно, но попробовав сдвинуться с места, я с ужасом поняла, что этот туман скорее похож на вязкий кисель, он липнет, замедляет движения, засасывает, как трясина. И душит.

«Бей» - услышала я сквозь страх, - «да рубани же мной, не стой сусликом!»

Рубани? Куда? В туман?  Черт, ну как он себе это представляет?!

«Проруби себе из него проход!»

Точно! Там… вот в той стороне - окно, надо до него добраться. Правда, “рубануть” что-то чем-то в помещении, где каждое движение дается с трудом, словно приходится преодолевать огромную толщу воды, очень… сложно. Особенно если не дышать.

Как в замедленной съемке я видела собственные руки, уже привычно перехватывающие древко поудобнее, ушедшее в замах лезвие… зеленые пряди тумана обвивались вокруг него, стараясь затормозить, связать, вырвать Косу из моих рук… черта с два!

Резкий взблеск лезвия отозвался диким шипением и ледяным ударом холода по нервам, зато я сумела вдохнуть. В ядовитом тумане появился узкий просвет, где-то далеко-далеко, за окном, как за тридевять земель, мелькнул слабый луч осеннего солнца, и я, не раздумывая, кинулась в ту сторону.

Шаг, еще шаг - несмотря на то, что туман расступился, все равно было тяжело, словно навстречу дул очень сильный ветер. Коса в моих руках потяжелела, Мик как будто вдруг потерял чудесную способность облегчать мне жизнь. Проход к окну стремительно сужался, зеленые стены сдвигались, уплотнялись на глазах, покрываясь блестящей слизью. Пол зарастал такой же слизистой “травой”, больше похожей на щупальца хищных лиан. Они шевелились, жадно тянулись вверх, так и норовя оплести ноги, не давая сделать шаг.

От отчаяния я перехватила Мика как косу-литовку, лезвием к земле, и сделала широкий замах. Один, другой… срезанные щупальца расплывались новыми порциями тумана, вокруг визжало и шипело… но заветное окно приближалось.

Наконец, скосив очередной куст ядовитой дряни, я в последний раз замахнулась и что было силы врезала лезвием Мика по стеклу. Осколки звенящим дождем посыпались на улицу, а следом вывалились мы.

Вот где вспомнился с благодарностью полигон и синяки по всему телу. Падать меня Микаэль все же научил. Так что, перекувыркнувшись через косу, я всего лишь смачно проехалась по осеннему облысевшему газону, собрала на себя всю грязь с него и проехала на попе почти до забора.

Выдохнула, оглянулась… ой, мамочки!

Огромный, жуткий призрачный спрут, медленно шевеля щупальцами, выползал из окна. Часть его конечностей быстро трансформировалась в длинные плети с зазубренными гарпунами на конце, а другая часть протянулась в дальнюю от нас часть двора, опутывая деревья и явно готовясь рывком утащить противно дрожащее желейное тело прочь.

Первым моим порывом было сделать то же самое. Руки в ноги  - и в другую сторону. Но…

Нельзя. Нельзя! Эта гадость, она же столько бед натворить может, подумать страшно. И это даже важнее того, что если мы не остановим монстра, никакой свободы нам не видать.

Мик в моих руках снова стал легче - видимо, вернул концентрацию и молчал - чувствовал, как я собираю все свои невеликие силы в кулак. Не хотел сбивать. Я медленно поднялась на ноги, опираясь на Косу, и прикусила губу. Надо было решаться…

Зеленый спрут уловил мои намерения, с окрестных деревьев посыпались скукоженные остатки листвы, когда он угрожающе зашипел. Не успела я прицелиться - все же Мик на расстоянии эффективнее бьет - как две зеленые плети метнулись в нашу сторону, угрожающе блеснув зазубренными крючьями-гарпунами на концах.

Заорав с перепугу, я отбила один из них лезвием, а второй рукояткой, и рванула в сторону. Черт, надо оторваться на расстояние дистанционного удара, но при этом не дать чудовищу сбежать. Страшно… только думать об этом некогда, потому что в нашу сторону уже летят еще несколько новых плетей с гарпунами.

«Молодец… ты умница, всё сможешь, только не останавливайся, двигайся» - шептал на периферии восприятия Микаэль.

Я прыгала по скользкому газону, как ошалевшая блоха, парируя удары монстра, потом все же умудрилась и сбила пару щупалец прицельной Миковой волной на подлете. Выдохнула и даже взбодрилась - метод оказался действенным. Несколько режущих волн даже попало в основную тушу спрута, заставив того бешено взреветь.