– Как нога, Дрюня? – спросил Рост, но тот молчал, нахохлившись. В глазах бомжа плясали отблески огня. Через какое-то время Дрюня встал и, с усилием подволакивая больную ногу, ушел в дом.

– Витек, если завтра его не отвезти к врачу, он потеряет вторую ногу, – сказал Рост.

– Знаю, – сердито ответил Витек. – Ну нельзя ему туда, Геныч, объяснял же.

– Чего он натворил-то? То бишь за что мусора его ищут? – спросил Рост.

– Дочка его с наркоманами связалась.

– Дочка? – не поверил Рост. – Сколько же ему лет?

– А Бог его знает. Ну, может, сорок.

– И что дочка? – Рост все еще сомневался: на вид Дрюне можно было дать не более двадцати пяти.

– Не знаю, какие у них там дела, но она заяву на него накатала, типа трахнул он ее. Он в бега. Хотя какой там в бега – на костылях-то. Говно сплошное… А потом у него жбан перекосило.

– А он ее трахал?

– Геныч, я свечку не держал.

– Слушай, фраерок, чего прицепился? – хрипло спросил Жгут. – Терзают меня смутные сомненья… Мил человек…

Рост решил не реагировать на реплику Жгута. Тот снова отпил из пузырька, и в теплом вечернем воздухе поплыл резкий запах одеколона.

– Вот Кешка, например, – Витек, очевидно, решил посвятить Роста в биографию каждого из их коммуны. – Нормальный мужик, интеллигент, два высших образования. Работал в каком-то литературном издательстве, так? Книжки всякие умные писал, про пестики, тычинки и прочее говно. И что? Жена отдала богу душу, тот и запил. А тут появляется родной племянник. Которому срочно захотелось приватизировать Кешкину хату.

– И что? – скорее для виду спросил Рост, зная наверняка ответ.

– Не хотелось бы возвращаться к подробностям этой гнусной истории, – скромно сказал Кеша. Он взял со стола яблоко и стал аккуратно резать его на дольки. – Кислые яблочки – самая отличная закуска в наших условиях, – заметил он. – А главное – они полезны.

По кругу пустили бутылку портвейна, которую принес Джеки Чан. Когда очередь дошла до него, он выпятил нижнюю губу и сказал:

– Моя, однако, пить… нам добро! Хорошо.

– Золотые слова, – зацокал языком Жгут, чокаясь с чукчей пузырьком одеколона. – Присоединяюсь к тосту.

– Или возьми Дашку. Отец ее поимел, когда ей еще шести лет не было, – продолжал Витек. Он докурил сигарету до основания и кинул изжеванный фильтр в огонь. – Потом квартиру продал кому-то, а сам на зону загремел и, прикинь, оказался со Жгутом в одной упряжке. Так они с Дашкой, кстати, и познакомились. А Дашку на улицу, как котенка, вышвырнули. Кстати, ее отца-то Жгут сам… вощем, ты понял.

– Ну все, базар окончен, – осек его Жгут, которому эта тема явно не нравилась. Даша вообще предпочитала молчать, изредка робко поглядывая на Роста.

– Кого он пробовал? – спросил Рост, и Кеша прыснул. Рост еще хотел спросить, в качестве кого был сам Жгут во время этой процедуры, но раздумал – тот наверняка снова схватится за нож.

Жгут хмуро посмотрел на Роста.

– Знамо на ком пробовал, студент, – процедил он. – Уж не на Черномырдине, ясен перец.

– Моя есть друг, однако, – влез в разговор Джеки Чан. Его усы находились в положении гарды морского кортика – левый наверху, правый внизу. – И мы… моя друг дружка. Дырка. Дружка, однако. Пипка.

– Чего? – сморщился Рост. – Какая пипка?

Витек хихикнул и, глотнув водки, сказал:

– Пора бы уже научиться понимать Джеки Чана. Он сказал, что у него был кореш, и у этого друга была девка, и они трахались.

Джеки Чан удовлетворенно закивал, ни дать ни взять буддийский мудрец. Усы плавно двигались вслед кивкам, отчего Джеки Чан напоминал экзотического сома.

– Друг чум. Дружка чум тоже, однако. Водка, буби-буби, попа, – как бы нехотя проговорил он, широко зевнув.

– И что это значит? – поинтересовался Рост.

– Они сняли квартиру, и друг впердолил своей подружке под хвост, – терпеливо, словно ребенку, объяснил Витек, передавая бутылку Джеки Чану. Тот сделал огромный глоток, рыгнул, вытер усы и продолжал:

– Однако, попа – пипка. Дружка пипка попа.

– Ну, это я уже слышал, – сказал Рост, но Витек сделал жест рукой, дескать, не перебивай.

– Друг пипка помидор, – добавил Джеки Чан. Затем он наклонился вниз, издавая звуки, которые обычно издает человек, которого сильно тошнит:

– Блюэ-э-ээээ! БЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!!!

– Замечательно, – сказал Рост слегка обалдевшим голосом. – Весьма содержательно и, главное, поучительно.

– Он не закончил, – строго произнес Витек.

– Попка пипка буби-буби никогда. Однако, – подытожил Джеки Чан. Его лицо светилось такой гордостью, словно после завершающей фразы должны последовать бурные и продолжительные аплодисменты.

– А менты здесь часто шастают? – спросил Рост.

– Не. Сюда почти не заходят, а что им тут ловить? – размеренно отвечал Витек. – Тащить нас в трезвяк? Смысл? Закон не нарушаем, свалка – не общественное место. Штрафовать за то, что документов нету?

– Зато есть кое-что похуже, – сказал Кеша, плотнее запахиваясь в пиджак.

– Кешка, не пугай нашего гостя, – язык у Витька стал слегка заплетаться.

– Иннокентий.

«Что может быть хуже ментов?» – про себя подумал Рост, вслух же спросил:

– Что, другие бомжи досаждают? Как те, что тогда тебя пинали?

– Бывают и другие, – согласился Витек. – У нас вся площадь на секторы поделена. Это только так кажется, что мы, как тараканы, где угодно ползаем, на самом деле все строго. И разборки постоянно бывают. Но Кешка другое имел в виду.

– Что же?

– Врачи, – чуть понизив голос, произнес Витек.

Роста стал разбирать смех. Похоже, Витьку на сегодня хватит пить.

– Что еще за врачи? Из института Сербского?

– Зря ржешь, студент, – заметил Жгут. – Смотри, не наложи в штаны, когда встретишься с ними на узкой тропинке.

– Ну, и кто они?

– Мокрушники, – глотнув одеколона, выдохнул Жгут. – Убийцы, по-вашему.

– Просто полные отморозки, – вторил ему Витек. – Их человек пять-шесть, и с ними, кажись, одна баба. Рыщут по свалкам, подвалам, чердакам. И режут нашего брата.

– Как это – режут? – опешил Рост.

– Вот так, – сплюнул Витек. – Сучьи выродки, которым себя девать некуда. Вообразили себя санитарами леса, типа, мы говно, а не люди. Сначала просто морды били, потом ваще крышняк сорвало – ходят с кастетами и ножами. И, главное, все, суки, крепкие, видать, где-то занимаются – боксом или каким-нить там китайским говном. И ладно, просто бы царапали ножами, ан нет – все в сердце метят или в горло. Поэтому сейчас все по группам живут – поодиночке уже никого нет. По одному ходить опасно. Да чего я тебе рассказываю, Джеки Чан сам все знает. Ну, правду я говорю?

Джеки Чан погладил свои всклокоченные усы, хлопнул в грудь и, коверкая слова, выговорил:

– Моя видеть, кака-врачи. Однако.

– Ничего не понял, – признался Рост. – Витек, ты бы переводил хоть.

– Он сказал, что совсем недавно он их видел и чудом остался жив, – ответил Витек. – Повезло ему то есть.

Джеки Чан продолжил историю, из которой Рост понял только одно: пока Джеки Чан ходил за водкой, его знакомых прикончили эти ужасные кака-врачи.

– Бред какой-то. А что менты?

Жгут, допивая в этот момент второй пузырек, поперхнулся и засмеялся скрипучим смехом.

– Ну ты даешь, студент! Нет, ты, в натуре, больной на голову. Ну посуди, какой уважающий себя мусор будет канителиться с нашим братом? Да нас на порог ментовки не пустят, не то что разрешат заяву настрочить!

– Но трупы-то есть! – стоял на своем Рост, но Витек безнадежно махнул рукой.

– Трупы валяются в морге, некоторых списывают, как какой-нить сломанный агрегат, некоторых отправляют в эти, как их… институты докторские, чтоб, значит, студенты в них своими щипцами ковырялись, – пробурчал он.

– Неужели вы не можете справиться с кучкой каких-то малолеток? Устроили бы им засаду и яйца накрутили.

– Ишь ты, ловкий какой, – ухмыльнулся Жгут. – Да как ты узнаешь, где и когда они собираются на тебе свои перья испробовать?