Вадим Викторович подошел к карте районов Москвы, насвистывая какую-то песенку. Ни одной прямой улики, хотя, с его точки зрения, косвенных хватает с лихвой, чтобы упечь Тягушева за решетку.

Хирург, мать его.

26, 85, я-во, ал-во…

Разглядывая карту, он рассеянным взглядом мазнул по месту, где произошло последнее убийство бомжей. Юго-запад, район Ясенево… Затем медленно перевел взор на настенный календарь.

Внезапно он замер. Затем хлопнул себя по лбу. «Господи, какой же он идиот!» Вадим Викторович кинулся к материалам уголовного дела и стал судорожно листать толстые папки.

Хирург. 26. Твою мать, неужели?!

Вот! Протокол осмотра трупа, точнее, трупов… Место осмотра – недостроенная высотка… так, хм… район… Ясенево.

«Я-во».

Об убийствах стало известно 4 июня. Судя по результатам судебно-медицинской экспертизы, смерть наступила 2 июня. 2 июня… Вот оно и выплыло, чертово 26! Тогда, соответственно, 85 означало восьмое мая! А это чертово «ал-во» не что иное, как Алтуфьево, он сегодня изучал материалы! Какой же он дурак!!!

Значит… Черкасский заранее сообщал Тягушеву о местах предстоящих преступлений. Следователь снова достал листы с распечаткой телефонных переговоров Черкасского, сверяя их с датами преступлений. Через несколько минут он с довольным видом откинулся на спинке кресла. Зашифрованных SMS-сообщений, правда, было только два, но зато до этого почти перед каждым убийством и Черкасский, и Тягушев обязательно созванивались. Были еще звонки, номер принадлежал некоему Михаилу Жданову, который, исходя из информации от оперативников, ранее входил в группировку скинхедов… И с ним Вадим Викторович обязательно познакомится, но чуть позже. Сначала – Тягушев.

Он плюхнулся на стул и потянулся к телефону. Теперь для ареста Тягушева оснований гораздо больше. Не успел он снять трубку, как телефон сам затрезвонил.

– Слушаю?

– Вадим? Это Речкалов, приветствую. Думал, где тебя еще найти, а ты, как всегда, за прокурорским столом…

– Сергей, не тяни, говори, зачем искал. У меня времени в обрез, – с легким раздражением проговорил следователь и услышал:

– А ты не торопись. У меня тоже для тебя важная новость. Эти телефоны как… нормально работают, без всяких там штучек-дрючек?

– Нет, прослушек нет, если ты об этом беспокоишься, – сказал Вадим Викторович.

– Значит, так. Недавно в наше управление поступили материалы на некоего Федоровского, «потеряшку». Искали его недолго – работяги нашли на стройке, в котловане. Правда, рожа у него была того… выжжена до костей.

– До костей, – машинально повторил за оперативником следователь, пока не понимая, куда он клонит.

– Именно до костей, скорее всего, какая-то кислота, – с какой-то неизъяснимой радостью подтвердили на том конце провода. – Его потом опознали, и мы дело по розыску закрыли. Как там с делом по его убийству, я не в курсе, этим прокуратура района занимается. Но вот что интересно, Вадик. Сегодня ко мне заявился один кекс, Ванякин Андрей, пацан лет двадцати. В общем, он очень хорошо знал этого Федоровского. И рассказал мне одну оч-чень интересную историю, как буквально за неделю до убийства Федоровского у них была драка с одним типом.

– И что? – теряя терпение, спросил Вадим Викторович.

– А то, уважаемый Вадим. Перед дракой с этим типом была девушка, бывшая подруга Федоровского. Собственно, из-за нее и вся заваруха началась. Так вот, Федоровский получил п…ды, а у Ванякина была собака, он ее натравил на этого парня, но та бросилась не на него, а на кота, который принадлежал этому типу.

– Блядь, Сережа, что ты мне про какой-то зоопарк рассказываешь! – закричал бедный Вадим Викторович. – Мне надо на задержание ехать!

– Не торопись, выслушай до конца. Итак, кот в пасти пса. Этот тип вынимает нож и убивает собаку ударами в шею. Между прочим, ротвейлера. Ванякин говорит, что этот псих бил ножом так, будто всю жизнь работал на скотобойне, – размеренно, четко и профессионально… После этого они расходятся. Да, девчушка, из-за которой все началось, убежала еще раньше. Ванякин признался, что Федоровский подкараулил свою бывшую подругу, которая была тогда в парке, и вытряс из нее адрес того самого типа. Далее. В плане мести они были не особенно изобретательны и не придумали ничего лучше, как нассать у своего врага под дверью и изрезать обшивку ножом. Затем Федоровский пропадает, и его с облезлым лицом находят в яме на стройке. Так вот, Ванякин дает руку на отсечение, что смерть Федоровского – дело рук этого парня.

– Сережа, короче! – взмолился Вадим Викторович.

Речкалов выдержал паузу и сказал:

– Судя по описанию, этот парень точь-в-точь похож на орешек, который мы кололи несколько дней назад в Третьем СИЗО, помнишь, по твоей просьбе? Он еще сломал нос Игорю, моему напарнику.

Глаза Вадима Викторовича вспыхнули, как копна соломы, брошенная в огонь.

– Ты… серьезно?!

– Еще бы. Вадик, я просто мечтаю увидеть снова этого гаденыша. У меня руки чешутся прилепить его зубы к его собственному затылку… ты меня понимаешь?

Да, он понимал. Вадим Викторович очень хорошо все понимал.

– Но это только цветочки, Вадик. Ты хорошо слышишь меня?

– Да-да. Говори.

– Если стоишь, то лучше присядь. В общем, мне сейчас ребята из Юго-западного позвонили и сказали, что сейчас у них в кабинете дежурного следака сидит один тип, который соловьем заливается о своих подвигах на свалках. Если ты еще не понял, он утверждает, что это он и его знакомые «чистили» помойки от разного бездомного сброда. Если мне не изменяет память, этим делом занимаешься ты.

Вот это новость!

– Ты сейчас очень занят? – быстро спросил Вадим Викторович, взглянув на часы.

– Вообще-то… а что?

– Давай дуй в Юго-западное, прокатимся к нашему орешку вместе, – бросил следователь.

Речкалов сказал, что сделает это с удовольствием.

Всю дорогу Надежду не оставляло нехорошее предчувствие. Уже в который раз она проклинала ужасное совпадение, и даже слабый внутренний голос не смог убедить ее в том, что она действовала именно так, как нужно было в этой ситуации. Хотя, казалось, все позади – дом продан, она с матерью (которая уже чувствовала себя достаточно сносно) едет домой. Алиса, ласточка… как она там? Она была обеспокоена молчанием Юры, но списывала все на его обиду. Он слишком своенравен, и Надежда не знала, как быть с их заявлением в ЗАГС. Что-то внутри нее нашептывало, что ни о каком браке этого юноши с ее дочерью не может идти и речи. И дело даже не в состоянии Алисы.

«Он мне не нравится», – вспомнила она слова Анны Сергеевны.

«И мне тоже», – чуть не вырвалось у нее, но она подавила в себе эту мысль. Надежда боялась признаться, но врать себе тоже не имело смысла – этот Юра вызывал у нее слишком противоречивые чувства.

«Не совсем так, дорогая, – сказала она себе. – Он вызывает у тебя страх, так будет точнее». Она затруднялась объяснить, в чем конкретно это выражалось, но когда она общалась с ним, у нее возникало ощущение, что она разговаривает не с человеком. А его улыбка, перед тем как он в последний раз покинул их квартиру! От этой улыбки хотелось кричать, как может вопить человек, увидев, что посиневшие губы лежащего в гробу покойника растягиваются в ухмылке.

Чувство тревоги усилилось, когда машина остановилась у их подъезда. С большим трудом ей удалось уговорить водителя помочь отнести вещи до квартиры. Усадив мать на кровать, она тут же помчалась к Анне Сергеевне, по дороге размышляя, что нужно раскошелиться на сотовый телефон. Сколько бы нервов она сохранила, будь у нее возможность знать, что с Алисой все нормально!

Она подошла к двери и нажала звонок.

Тихо. Взгляд уперся в странную бумажку с печатью рядом с замком. Позвонив еще несколько раз, она наклонилась, пытаясь разобрать написанное. Паника уже проснулась. Надежда уже знала, что произошло что-то нехорошее. Что-то очень нехорошее.