— Отцовство тебе к лицу, старина, — насмешливо ухмыльнувшись, произнес Перри, которому тут же пришлось поспешно наклонить голову, чтобы увернуться от затрещины Гарета.

— Правда, Гарет, ты просто создан для этого. Выглядишь образцовым семьянином!

— Заткнитесь!

Приятели только расхохотались в ответ, однако все они были измучены многочасовой дорогой и в конце концов быстро утихомирились, покачиваясь в седлах. Громкое цоканье копыт по булыжной мостовой эхом отдавалось от стен темных домов, с обеих сторон обрамлявших улицу. Дома были высокие, кирпичные и каменные, а над их крышами плыли предрассветные перистые облака, казавшиеся сиреневыми на фоне ярко-оранжевого неба.

Джульет изумленно осмотрелась. Значит, вот он какой, Лондон. Великий город, откуда правили ее далекой родиной и довели до развала. Это здесь принимались законопроекты о городском управлении, о гербовом сборе и другие невыносимые законы, подогревавшие недовольство. Все это привело к восстанию, расколовшему бостонское общество. Трудно поверить, что она, маленькая Джульет Пэйдж из Мэна, находится сейчас здесь, в этом Огромном городе, откуда исходили законы, которые в конце концов привели к кровопролитию за три тысячи миль отсюда.

Погруженная в свои мысли, она не сразу поняла, что Гарет называет ей каждую улицу, по которой они проезжают. Они находились на Пиккадилли, потом свернули направо, на Сент-Джеймс-стрит… проехали вдоль Пэлл-Мэлл, пересекли Сент-Джеймс-сквер, там он показал ей пруд в парке, откуда в утренней тишине доносилось кряканье уток.

— Будем надеяться, что кузен Кокема любит рано вставать по утрам, — сказал, зевая во весь рот, подъехавший к Крестоносцу Перри. — Я, например, не отношусь к числу ранних пташек.

Глаза у Перри действительно были сонные, а рядом клевал носом в седле Хью.

— Сколько сейчас времени? — спросил Гарет.

— Около четырех, — ответил Перри и снова зевнул, прикрывая рот рукой. — Скажите, мисс Пэйдж, как вам нравится наш прославленный Лондон?

— Он рано просыпается, — ответила она, оглядываясь по сторонам, — как и ваше английское солнце.

Едва первые лучи солнца отразились в темных окнах окружающих зданий, улицы ожили. Фонарщик карабкался по лестнице, чтобы подправить фитиль в фонаре, и, заметив компанию хорошо одетых джентльменов верхом на конях, почтительно им поклонился. Какая-то женщина, стоя перед распахнутой дверью, стряхивала воду со швабры. На ее ногах были надеты толстые деревянные паттены, предохранявшие ее туфли от влаги на только что вымытом тротуаре. Проковылял мимо ночной сторож с фонарем, часами и колотушкой в руках. Свистнув в свисток, он повернул на боковую улицу. Они свернули на Стрэнд, потом на Флит-стрит, миновали собор Святого Павла, величественный купол которого был необычайно красив в розовато-золотистом свете первых лучей солнца.

Джульет еще долго оглядывалась через плечо, любуясь этим зрелищем.

Они уже добрались до Чипсайда — самого центра Лондона. По дороге Перри и Гарет по очереди показывали ей Королевскую биржу, Леденхолл-стрит и здание Ост-Индской компании. Она видела проституток, спящих в придорожных канавах, ватаги одетых в лохмотья карманных воришек. Изредка проезжали нарядные экипажи. В конце узенькой боковой улицы мелькнули серебристые воды Темзы и мачты больших океанских кораблей. На улицах появились молочницы, торговцы рыбой и булочники, выкрикивающие названия своих товаров. Небо посветлело.

Воздух был насыщен самыми разнообразными городскими запахами, но, перебивая даже запахи рыбы, сточных канав и конского навоза, господствовал едкий запах угольного дыма.

Они повернули от реки, направляясь на северо-восток, в сторону Уайтчепела.. Джульет удивили стеклянные крыши плохоньких жилых домов в этом районе. Гарет объяснил, что в Спитлфилдз находится центр ткацкого производства, где изготавливают шелка и бархат. Стеклянные крыши позволяют максимально использовать естественный солнечный свет, которому удается проникнуть сквозь угольный дым, и таким образом продлевается рабочий день ткачей.

Джульет вздрогнула, представив себе, что они с Шарлоттой могли бы оказаться здесь, если бы их не спас лорд Гарет. «Не знаю, права ли я, согласившись выйти за него замуж, но я всегда буду благодарна ему за то, что он избавил нас от подобной судьбы…» — подумала Джульет.

В этот момент Кокем остановил коня перед аккуратным кирпичным домиком рядом с каменной церковью, которую украшал изящный шпиль. Благодарность в сердце Джульет отступила перед реальностью, и ей стало страшно.

Она выходит замуж. Здесь. Сейчас.

За человека, который был так же далек от ее идеала, как Лондон от Бостона.

— Вот мы и приехали, — бодро объявил Кокем. — Идемте!

Приятели, перешучиваясь, спешивались один за другим. Шуточки были типично мужские и сводились к тому, что женитьба, мол, все равно что тюрьма или смерть, что жениться — это все равно что отдать себя на растерзание льву или позволить себе задохнуться, запутавшись в нижних юбках.

— Нервничаете, мисс Пэйдж? — поддразнивал невесту Гарет, наклонившись к самому ее уху.

— По правде говоря, нервничаю. Однако я уверена, что нам обоим станет лучше, после того как все закончится.

— Похоже, вы не в восторге от этой затеи?

Джульет видела, как Кокем открыл калитку и, подойдя к дому священника, принялся громко стучать в дверь висячим молотком. Одновременно он с усмешкой поглядывал через плечо на забавные проделки Чилкота, прыгавшего с самым дурацким видом на одной ноге.

— Извините. Это все потому, что…

…что ты так не похож на Чарльза. Это за него я должна бы была выйти замуж, а не за тебя.

— Почему же, мисс Пэйдж? Вам что-нибудь во мне не нравится?

— Нет, лорд Гарет. Все хорошо. Просто я нервничаю перед свадьбой.

В это мгновение дверь распахнулась и Кокем жестом пригласил их всех войти.

В ночной рубахе и колпаке, держа в руке свечу, в комнату вошел преподобный Гаролд Пэйн. Он был глубоко возмущен. Специальное разрешение? Срочное бракосочетание? Неужели нельзя подождать с этим до более урочного часа? Почему бы не подождать, пока состоятся установленные оглашения? Он продолжал ворчать и возмущаться до тех пор, пока Гарет не вытащил из кармана деньги. Взглянув на кошелек, викарий сразу же успокоился. Глаза у него округлились, рот приоткрылся в виде буквы "О", и он торопливо приказал зевающей экономке принести его гостям чаю, хлеба и масла.

— Садитесь, садитесь! — воскликнул он, источая улыбки.

Гарет усадил Джульет и, сев рядом с ней, принялся при свете свечи считать деньги. Для того чтобы убедить священника совершить обряд бракосочетания, потребовалась треть той суммы, которая у него имелась с собой.

Еще четверть от того, что осталось, пришлось заплатить, чтобы священник не отказался от обещания, узнав, что старшим братом жениха является не кто иной, как могущественный герцог Блэкхитский. Священник не сомневался, что Люсьен де Монфор будет недоволен «поспешной тайной женитьбой своего брата на каком-то ничтожестве из колоний». Но Гарет, проявив в этом сходство со своим братом, сразу же овладел ситуацией.

— В таком случае, приятель, придется нам поискать кого-нибудь другого, — с полным равнодушием сказал он. — В Лондоне есть множество викариев, которые с радостью обвенчают нас, если вы не пожелаете этого сделать.

Пэйн, терзаемый одновременно жадностью и страхом перед таким опасным человеком, как герцог Блэкхитский, не знал, на что и решиться. Гарет пожал плечами и стал засовывать деньги к себе в карман. Его расчет оказался правильным. Несколько мгновений спустя к архиепископу Кентерберийскому был послан нарочный. И когда взошло солнце и улицы города оживились, нарочный возвратился со специальным разрешением от архиепископа.

Все сразу же отправились в церковь.

Там было холодно и тихо. В нефе пахло влажным камнем, плесенью и свечами. Каждый их шаг, покашливание или сказанное шепотом слово гулко раздавались в просторном помещении. Гарет задержался на мгновение и, сняв с себя плащ, накинул его на плечи Джульет. Она взглянула на него с благодарной улыбкой, но он успел заметить страдальческое выражение ее глаз, плотно стиснутые губы и морщинки, набежавшие на лоб. Он удивленно поднял брови.