Сегодня лорд Гарет и его маленькая семейка никуда больше не повдут.

Едва заметная улыбка тронула его губы, он повернулся и растаял в темноте.

Джульет, стоявшая возле умывальника и смывавшая пыль с лица, настолько устала, что едва держалась на ногах. Насухо вытирая полотенцем щеки, она наблюдала, как ее муж отстегивает шпагу и осторожно кладет ее поверх плаща. Темно-красный бархат, которым были обтянуты стены, служил идеальным фоном, подчеркивавшим изящество движений этого аристократа.

Он был не похож на себя: плечи напряжены, а выражение лица такое суровое, какое ей доводилось видеть только у герцога. Гарет был не просто недоволен, он был вне себя от ярости, хотя она, как ни старалась, не могла понять почему. Очевидно, будучи аристократом, он не понимал и не желал понимать, что означает разумная экономия. Может быть, ему не нравится, что его заставляют экономить деньги? Может, он с сожалением думает о том, что если бы ему не приходилось заботиться о ней и Шарлотте, то он мог бы по-прежнему вести тот роскошный образ жизни, к которому привык? А может, все-таки он рассердился из-за того, что она сама проявила инициативу и приняла предложение мадам?

Но у нее не было выбора. Джульет еще на ступеньках церкви с чувством обреченности поняла, что ответственность не только за себя и Шарлотту, но и за ее супруга-аристократа ляжет на ее плечи. Теперь это чувство усугублялось усталостью и поведением Гарета. Это ее раздражало. И сердило.

Надо было прислушаться к предупреждениям, а не пропускать их мимо ушей. Следовало обратить внимание на загадочные высказывания некоторых членов его семьи. Например, Эндрю: «Гарет, конечно, гуляка, мот и дебошир… жители деревни называют его Дикарем».

Или герцога: «Кто бы мог подумать, что Гарет вообще совершит что-нибудь стоящее…» Импульсивное предложение Гарета выйти за него замуж и легкомысленное отношение к деньгам говорили о его незрелости и испугали ее, как и утренний приступ транжирства, когда он выбросил на ветер столько денег, что у нее голова пошла кругом. Джульет приложила пальцы к вискам, вдруг запульсировавшим от боли. Очевидно, ей придется самой контролировать расходы. Ей придется самой принимать важные решения, найти жилье и, по всей вероятности, работу, чтобы у них были средства к существованию. Ведь невозможно представить себе, что лорд Гарет де Монфор с его холеными руками и голубой кровью унизится до работы. Обаятельный, избалованный, он был наивен и непредсказуем, как пятилетний ребенок.

Глупое создание, упрекала она себя. Она сама допустила, что отчаянное положение, в котором она оказалась, красивое лицо Гарета и тот факт, что он был братом Чарльза, заставили ее забыть обо всем. Если бы она не утратила здравый смысл, то никогда не позволила бы себе выйти замуж за человека, который делает предложение, сидя на ветке дерева. Если бы она не утратила контроль над собой, то не позволила бы его обаянию обезоружить ее. Она во всем сама виновата.

Испытывая отвращение к себе, она расстегнула булавки на пеленке Шарлотты. Ей некого обвинять, кроме себя. Гарет ничего не может поделать с тем, что он совершенно не похож на Чарльза. Она вышла за него замуж и теперь должна наилучшим образом устроить все, исходя из того, что имеется.

Ей не раз приходилось выдерживать бури, она справится и сейчас. Если потребуется работать белошвейкой где-нибудь в Спитлфилдзе, то так тому и быть. Если придется стать кормилицей ребенка какой-нибудь богатой женщины, то она и это может. У нее есть голова на плечах и две проворные руки, и она будет делать все, что понадобится, лишь бы обеспечить им средства к существованию.

Джульет уголком глаза заметила, что Гарет, порывшись в сундучке, достал чистую простынку. Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.

На его лице появилась робкая улыбка. Он явно пытался ослабить возникшее между ними напряжение.

Джульет проигнорировала эту попытку и все внимание направила на Шарлотту. Вытащив из-под малышки мокрую и грязную пеленку, она бросила ее в ночной горшок, чтобы потом постирать. Малышка одарила ее лучезарной улыбкой. Джульет вдруг охватило чувство вины. И стыда. Ведь, выйдя замуж за непутевого брата Чарльза, она предала не только Чарльза, но и их бедняжку дочь.

Бедную малышку, которой следовало сменить пеленки уже несколько часов назад.

На глазах у Джульет выступили злые слезы. Щеки горели от подавляемого гнева, движения стали резкими. Сердито водворив на место упавшую на лицо прядь волос, она бросилась к умывальнику.

И столкнулась с мужем, который направлялся к ней с влажной тряпочкой в одной руке и тазом, наполовину наполненным водой. При столкновении немного воды выплеснулось на ковер, а также на его жилет. Но Гарет не обратил на это внимания. Он протянул ей влажную тряпку, словно трубку мира:

— Держи.

— Это еще зачем?

— Девочку нужно помыть, не так ли?

— Откуда тебе знать, что нужно ребенку?

— Перестань, Джульет. Не такой уж я болван.

— Сомневаюсь, — презрительно пробормотала она.

Он смущенно улыбнулся, вызвав у Джульет еще большее раздражение. Не хотела она никакого перемирия с ним, а желала высказать начистоту все, что она думает о нем, о его бесшабашном мотовстве, о безалаберном отношении к серьезным вопросам. Господи, ну почему она не вышла замуж за кого-нибудь вроде Чарльза — человека практичного, знающего и зрелого?

— Что тебя не устраивает, Джульет?

— Все! — в ярости выпалила она. Смочив в тазу тряпочку, она принялась мыть Шарлотту. — Пожалуй, Перри был прав. Нам следовало сразу вернуться к твоему брату герцогу.

— Не надо слушать Перри.

— Почему это? Он соображает значительно лучше, чем ты и все остальные, вместе взятые. Не прошло и дня, как мы поженились, а уже стало ясно, что ты не готов к новой роли. Ты и понятия не имеешь, что делать с женой и ребенком. Ты не представляешь, где и на какие средства мы будем жить. Ты не подумал ни о чем. Однако ты помчался за нами — благородный спаситель, которому не терпелось совершить подвиг. Ты всегда действуешь, не задумываясь о последствиях? Ведь так?

Он некоторое время молчал, ошеломленный яростью ее атаки. Потом сдержанно заметил:

— Дорогая моя, не забудь, что именно этот отрицательный тип недавно спас твою жизнь, а также жизни других пассажиров дилижанса.

— Так и было, но это не даст нам крышу над головой и не накормит нас. — Она приподняла Шарлотту, подстелила чистую пеленку и заколола булавкой. Потом вымыла руки с мылом. — Я все еще не могу смириться с тем, что ты потратил столько денег на специальное разрешение, вернее, на подкуп священника, а также с тем, что ты до сих пор, кажется, раздражен из-за того, что я не позволила потратить еще бог знает сколько денег на номер в отеле. Похоже, ты совсем не знаешь цену деньгам, и если будешь продолжать транжирить их, как сейчас, то мы скоро будем просить милостыню на пропитание!

— Не преувеличивай. Такого никогда не случится.

— Почему ты так уверен?

— Джульет, мой брат — герцог Блэкхитский. Моя семья — одна из старейших и самых богатых в Англии. Уверяю тебя, нам не придется голодать.

— Как ты собираешься зарабатывать на жизнь? Не боишься испачкать свои нежные белые ручки и нажить мозоли?

— Джульет, перестань! Ты испытываешь мое терпение.

— Какая польза от того, что у тебя есть богатый и могущественный брат, если ты не собираешься обращаться к нему за помощью? Это не игра! Это наша жизнь. Я молодая мать с ребенком на руках и должна знать, как ты намерен содержать нас!

— Пока не знаю. Но я что-нибудь придумаю. Прошу тебя, Джульет, верь мне хоть немного.

— Я пытаюсь, но… о Господи, это самый тяжелый день в моей жизни, и чем дальше, тем хуже становится. — В глазах ее стояли слезы, нижняя губа дрожала.

Он быстро подошел к ней, желая успокоить.

— Оставь меня в покое!

— Я не могу видеть твои страдания.

— В таком случае уходи. Прошу тебя…