Голова у Гарета кружилась, ноги едва держали его.

Он смутно видел окровавленную физиономию Кэмпбелла, которая то попадала в поле его зрения, то исчезала вновь. Толпа орала, требуя, чтобы он собрался с силами, а он чувствовал только боль… пульсирующую острую боль в сломанной руке. Боль в затылке. Кэмпбелл снова осыпал его ударами, но ему даже не хотелось защищаться. Он стоял, покачиваясь на ослабевших ногах, и только бессмысленно моргал при каждом ударе. В той части мозга, которая еще функционировала, теплилась надежда, что Джульет никогда не узнает о том, что случилось. Кэмпбелл все еще нещадно молотил его, и он услышал голос Перри, оравшего: «Это запрещенный удар!» — и повелительный голос Люсьена — черт возьми, неужели это Люсьен? — кричавшего:

— Перри! Останови этот проклятый поединок! Останови немедленно или, клянусь, я отправлю тебя на виселицу за преднамеренное убийство!

— Нет! — закричал Гарет, тряся головой.

И тут началось настоящее столпотворение: Люсьен, пришпорив Армагеддона, въехал на нем по пологим ступеням лестницы прямо на помост, не обращая внимания на возмущенный рев толпы. Орали рефери, орал Спеллинг. Толпа бросилась к самому веревочному ограждению, Кэмпбелл набросился на Гарета, как хищник на свою жертву, и Гарет понял в это мгновение, что если он не предпримет ответных мер, то умрет.

Он собрался с силами, сделал глубокий вдох и остановил Кэмпбелла одним ударом между глаз. Кэмпбелл камнем рухнул на пол. Толпа взревела. Гарет, пошатываясь, отошел к веревочному ограждению, стараясь удержаться на ногах, пока рефери отсчитывает секунды его противнику.

Двадцать восемь… двадцать девять… тридцать. Он схватил кровоточащий кулак Гарета и поднял вверх.

— Победитель!

Зрители бросились вверх по ступеням, приятели мчались к Гарету, перескакивая через веревочное ограждение, Люсьен с грозным видом направлялся прямо к Гарету, который стоял, покачиваясь, с глупой улыбкой на физиономии.

— Знаешь что, Люс… а ведь я стал теперь землевладельцем!

Увидев, как, обогнав его брата, к нему кто-то мчится в развевающихся юбках и с заплаканным лицом, Гарет озадаченно заморгал глазами.

— Джульет? Глазам своим не верю! — только и успел сказать он.

Он долго крепился, но силы иссякли, и он снова потерял сознание, упав на руки Джульет. Она поддерживала его, пока не подошел Люсьен; взвалив брата на плечо, он направился к поджидавшему его Армагеддону. Джульет молча следовала за братьями. Тем временем сэр Роджер Фокскот в сопровождении констебля подошел к трясущемуся от страха Спеллингу.

— Вы арестованы, сэр.

Люсьен клялся, что если Кэмпбеллу и не удалось убить его брата, то он мог бы сделать это собственными руками.

Гарет почти два часа не приходил в сознание. Пока помрачневший Люсьен, погрузив бесчувственное тело брата на Армагеддона, вез его в Суонторп в сопровождении нескольких сотен ликующих болельщиков, он печально думал, что ему скоро придется оплакивать и второго брата.

Победа, усталость и сотрясение мозга, вместе взятые, оказались мощным успокоительным средством для Гарета. Только поздно ночью, когда доктор, обработав и уложив в гипс его сломанную руку, ушел, а Джульет, сидя на краешке кровати, прикладывала холодные компрессы к опухшему лицу мужа, тот наконец открыл глаза. Голова у него кружилась, мир виделся будто сквозь завесу тумана, а в довершение всего у него начался мучительный приступ рвоты.

— Так тебе и надо, — ворчал Люсьен. Взяв салфетку из рук Джульет, он швырнул ее на оголенную грудь брата. — Приложи это к голове, будет не так больно.

Но Гарет даже внимания на него не обратил. Он не отрываясь смотрел на свою жену, самое дорогое для него существо в мире, как будто не надеялся, что увидит ее опять. Что ж, по мнению Люсьена, это вполне могло бы произойти. Люсьен прибыл во флигель чуть позднее шести часов, когда Гарет уже ушел на матч, и застал там свою невестку, которая, обливаясь слезами, укладывала вещи в дорожный сундучок.

Плачущих женщин Люсьен не выносил. Сопливые байки о гордых мужьях его не трогали. Он терпеливо слушал весь этот дурацкий вздор в течение ровно двух минут, потом, не обращая внимания на сердитые протестующие крики Джульет, взял из ее рук Шарлотту, вручил ее ошалевшему сэру Хью, взвалил сопротивляющуюся Джульет на плечо, вынес ее из дома к поджидавшему Армагеддону и лично доставил на матч. Там, увидев, как Мясник избивает ее мужа, Джульет совсем приуныла. Она наконец осознала, что Гарет пошел на это не ради себя, а ради нее и Шарлотты.

И теперь, когда Люсьен наблюдал приторную до тошноты сцену любви и прощения, он почувствовал, что пора прочесть брату очередное нравоучение. Чтобы тот не расслаблялся.

— Ну, будет, будет! Довольно этих слащавых глупостей, — проворчал он и, подойдя к кровати, пристально посмотрел сверху вниз на брата. — Слушай меня, Гарет, и слушай внимательно. Твои кулачные бои закончились раз и навсегда. И если я когда-нибудь услышу, что ты снова вознамерился стать чемпионом по боксу…

Гарет отмахнулся от него:

— Неужели ты до сих пор не веришь в мои силы? Я все-таки действительно победил этого парня.

Люсьен поджал губы. Да, победил. А кроме того, выиграл процветающее поместье, разоблачил убийцу и мошенника Спеллинга, завоевал сердца всего населения Абингдона мужеством, проявленным в поединке с Мясником.

— Пока они ждали, когда очнется Гарет, Джульет рассказала Люсьену все, что ей было известно. Ее рассказ подтвердил Фоке, который заехал к ним после того, как, применив некоторое… давление, получил признания не только от Спеллинга, но и от Вудфорда, садовника Кридона и даже от Энгюса Кэмпбелла по прозвищу Мясник.

Последний признался, что Спеллинг обещал заплатить ему дополнительно две сотни фунтов, если он во время поединка убьет противника.

После того как дали показания овдовевшая миссис Флеминг, аптекарь из Оксфорда и даже протрезвевший Буйвол О'Рурк, было уже нетрудно воссоздать всю ужасающую картину.

Как оказалось. Спеллинг набрал команду крепких, опытных боксеров, считавшихся одними из самых лучших в Англии, и каждую пятницу устраивал между ними поединки. После того как он случайно увидел, как Гарет расправился с Джо Ламфордом у мадам Боттомли, в голове Снеллинга созрел план, с помощью которого можно было заработать целое состояние. Поскольку Гарета никто не знал как боксера, можно было с уверенностью сказать, что никому из собравшихся на матч болельщиков и в голову не придет, что он сможет выстоять в поединке с такими опытными боксерами, как Нейлс Флеминг, Буйвол О'Рурк или Энгюс Кэмпбелл, тем более одержать над ними победу. И ставки свои они делали соответственно.

В каждом матче Спеллинг выставлял против Гарета одного из фаворитов, на которого болельщики и ставили огромные суммы. А Спеллингу оставалось лишь сделать большую ставку на Гарета, подсыпать в питье фаворита дозу лауданума, достаточную для того, чтобы несколько замедлить его реакцию, а потом положить в карман громадные деньги.

К несчастью, в результате умер ни в чем не повинный человек. Однако смерть Нейлса не останется неотмщен ной, сказал Фоке. Он позаботится о том, чтобы Спеллинг и его подручные были приговорены к казни через повешение за убийство человека.

«А также за то, что замышляли убить моего брата», — злобно подумал Люсьен.

Слава Богу, его верный осведомитель был отнюдь не таким безмозглым, каким его все считали. Если бы не расторопность Чилкота, пославшего ему весточку, Люсьен не попал бы в Абингдон вовремя.

Правда, это не имело большого значения. Как оказалось, его брат прекрасно справился с ситуацией и без его помощи.

Люсьен все еще хмурился, помогая Джульет поудобнее уложить Гарета на подушках, чтобы облегчить его головную боль. Как ни странно, она не сердилась на него за то, что он так грубо приволок ее на матч. Правда, ему было совершенно безразлично, сердится она или нет. Она слышала, как он проклинал Спеллинга на чем свет стоит, пока доктор накладывал гипс на руку Гарета. Она видела, как он переживал и шагал туда-сюда по комнате, пока они в тревоге ожидали, когда очнется Гарет. О, она видела его насквозь, раскусила с самого начала и понимала, что на самом деле он всего-навсего старший брат, который трясется над оставшимися на его попечении, младшими, который любит их и старается оградить и защитить от любых неприятностей. Она видела, какое облегчение испытал Люсьен, когда Гарет открыл наконец свои прекрасные голубые глаза.