— Черт побери, да ведь это Гарет! — воскликнул один, опускаясь на колени рядом с раненым так поспешно, что косица его роскошного парика «рамийи»[1] резко подпрыгнула. — Что с тобой случилось, старина? Проклятие! Я еще в жизни не видывал столько крови!

— Придержи язык, Чилкот… здесь женщины и дети.

— К чертям мой язык! Гарет, скажи нам, что произошло?

Джульет подняла голову и взглянула в глаза Чилкоту.

Судя по всему, он, как и раненый, был ее ровесником, хотя у нее, вне всякого сомнения, было несравненно больше здравого смысла, чем у этих разгоряченных молодых повес, вместе взятых.

— Разве вы не видите, что он в тяжелом состоянии?

Не заставляйте его говорить. А если хотите узнать, что произошло, то слушайте. — И она вкратце рассказала им о нападении разбойников, а остальные пассажиры дополнили рассказ подробностями.

Один из молодых людей достал из кармана фляжку и, приподняв голову раненого, приложил ее к его губам.

— Так вы хотите сказать, что Гарет своим телом защитил ребенка от пули?

— Так оно и было. Он спас жизни всем нам.

— Гарет?!

— Чему ты удивляешься, Кокем? — сказал, растягивая слова, самый высокий мужчина из их компании. Он достал табакерку, взял понюшку табаку и привычным движением пальцев снова закрыл крышку. — Разве не он всегда уходил с петушиных боев, спасал щенков, избегал пользоваться шпорами? Не стой как истукан. Поезжай за помощью! Быстро!

— Перестань, Перри, — пробормотал раненый, явно смутившись. Он попытался сесть, но не смог и, стиснув зубы, шумно втянул в себя воздух. — Лучше помоги мне сесть, ну!

Но Джульет решительным жестом положила руку ему на грудь:

— Вы останетесь лежать, мистер Гарет, пока вас не осмотрит врач.

— Слушайся леди, Гарет! Попал под каблучок, Гарет, а ведь она тебе даже не жена.

Джульет, теряя терпение, сердито посмотрела на говорившего:

— Вы, господа, кажется, считаете себя его друзьями?

— Мы из одной компании шалопаев, — фыркнув, сказал один.

Джульет взглянула на высокого надменного Перри — он единственный из всей компании, кажется, был трезв, — А вы, я полагаю, являетесь их предводителем?

— Нет, мадам. — Он указал кивком на раненого приятеля. — Предводитель у нас Гарет.

— Понятно. В таком случае, вместо того чтобы стоять здесь без дела и наблюдать, как ваш приятель истекает кровью, почему бы вам не помочь перенести его в дилижанс? Поскольку вы, видимо, знаете, где можно найти врача, вы могли бы сами отвезти нас к нему.

У Перри округлились глаза, и его дерзкое высокомерие исчезло. Он выпрямился и с уважением взглянул на хрупкую молодую женщину со странным акцентом, которая стояла на коленях рядом с его другом. Он улыбнулся и прикоснулся к полям своей шляпы, словно признавая ее право распоряжаться.

— Она права, — сказал Перри, обращаясь к приятелям. — Хью, скачи за доктором, и пусть он встретит нас в замке. Кокем, ты останешься здесь с этими людьми. Охраняй их, пока мы не пришлем кого-нибудь за ними. А я сяду за кучера и погоню дилижанс в замок. Мы повезем Гарета к герцогу, — помрачнев, добавил он.

— Послушайте, — вмешался старый пассажир, сердито хватая Перри за рукав. — Ему не нужен герцог. Ему, черт возьми, нужен врач!

Но Перри лишь усмехнулся и приподнял бровь.

— Как? Выходит, вы не знаете, кто такой ваш благородный спаситель?

В глазах Перри появился озорной блеск. Не обращая внимания на сердитый взгляд, которым одарил его раненый приятель, Перри театрально взмахнул рукой и произнес:

— Позвольте представить вам лорда Гарета де Монфора, предводителя печально известной компании шалопаев, третьего сына четвертого герцога Блэкхитского, а также ставшего позором семьи брата ныне здравствующего пятого герцога Люсьена. А теперь, — перестав паясничать, сказал Перри, — будьте предельно осторожны. Я, например, не имею ни малейшего желания держать ответ перед его светлостью, если с Гаретом что-нибудь случится.

Кто-то изумленно присвистнул.

Лорд Гарет де Монфор еле слышно выругался.

А Джульет Пэйдж побелела, как известняк под ее ногами.

Их благородный спаситель был не просто братом герцога.

Он был братом ее Чарльза, а также… приходился дядюшкой ее маленькой дочери.

Пока пассажиры спорили с друзьями Гарета о том, куда его везти, Джульет встала и отошла в сторонку, чтобы прийти в себя от потрясения.

Она провела ладонями по вспыхнувшим щекам. «Господи! Это, должно быть, брат Чарльза! Он так похож на него… как я сразу не догадалась?»

Она сделала несколько глубоких вдохов и на мгновение закрыла глаза, моля Бога дать ей силы. Потом она вернулась к остальным, взяла на руки Шарлотту и отыскала в кожаном мешке разбойника миниатюру Чарльза.

Перри, взяв ее под руку, настоял на том, чтобы она поехала в дилижансе вместе с Гаретом.

Закутав Шарлотту в одеяло, Джульет пристроила ее в углу на заднем сиденье и уселась рядом. Друзья Гарета внесли его и положили на сиденье так, чтобы его голова и плечи лежали у нее на коленях. Никто не заметил, что у нее дрожат руки. И не только руки, а все тело. Дверцу дилижанса закрыли. Перри взобрался на козлы, испустил громкий клич, щелкнул кнутом, и дилижанс тронулся, оставив позади встревоженных пассажиров.

Брат Чарльза.

Она ощущала тяжесть его головы у себя на коленях, видела, что он смотрит на нее неподвижными от боли глазами, но отвела взгляд, потому что говорить пока не могла. Прислонившись щекой к холодному стеклу, она вернулась мыслями в прошлое… в тот холодный зимний день в Бостоне, когда она впервые увидела капитана лорда Чарльза де Монфора.

Он был воплощением всего, о чем может мечтать любая молодая женщина.

Воспоминания не потускнели от времени. Она помнила все так же отчетливо, как будто это произошло вчера.

В то утро она осталась в лавке отчима за хозяйку и собиралась развести огонь в печурке, потому что на улице было морозно. День был как день, похожий на все остальные за последнее время: на оконных стеклах морозные узоры, два-три покупателя, у которых еще остались деньги, бродят вдоль полок, выбирая товары. И тут она услышала звонкий цокот копыт по обледеневшей булыжной мостовой, отрывистые команды.

За окном промелькнуло что-то красное. Бросив в печурку последнее полено, Джульет подбежала к окну и протерла ладонью замерзшее стекло. И тут она увидела его.

Он сидел верхом на коне, полы его мундира лежали на мощном крупе животного, белокурые волосы перетянуты сзади черной лентой, на голове треуголка — офицер королевской армии, умелый, бравый, производящий смотр своих войск на городской площади Бостона.

У нее затрепетало сердце. До сих пор она думала, что красивый мужчина в военном мундире — это всего лишь красивый мужчина в военном мундире. Но этот был не похож на всех прочих. Его мундир выделялся на свежевыпавшем снегу, словно красная мантия кардинала, и даже на расстоянии примерно тридцати футов она видела, что он хорошо воспитан, безупречен и вообще необыкновенный человек. Спина прямая, руки в перчатках уверенно держат поводья — твердо, но ласково. Человек, к которому не пристает никакая грязь, человек, неспособный совершать недостойные поступки. От блистающих белизной бриджей и сабли на бедре до зеркального блеска сапог он был джентльменом. Божеством. Ей было совершенно безразлично, солдат он или полковник. Ей было безразлично все. Она влюбилась. Влюбилась с первого взгляда…

— Только подумайте, войска устраивают парад прямо на нашей городской площади, как будто они здесь хозяева! Самодовольные индюки! Чурбаны неотесанные! — возмущался старый вдовец Мердок, один из их покупателей, который сразу же заметил, что привлекло внимание Джульет. — Джульет? Мне нужно полдюжины яиц. Да смотри, чтобы были темные, а не белые, как в прошлый раз!

И без трещин! Джульет! Ты меня слышишь?