Я сидела в машине, задумчиво глядя в окно, и переваривала свалившуюся на меня информацию. И тут мимо на большой скорости промчался автомобиль. Я присмотрелась… это была машина Димы. Куда же он так летит? Впрочем, вполне можно догадаться. Дима ехал по направлению к усадьбе. Странно было другое: неужели он так спешил, что даже не заметил меня?
Я почувствовала невыносимую усталость. И постаралась завести «старушку». Нужно двигаться, если я хочу все-таки попасть в усадьбу. Но силы словно покинули меня. Каждое движение давалось с невероятным трудом. Впрочем, чему здесь удивляться… Слишком много всего свалилось на меня за последнее время. И теперь мне хотелось только одного: оказаться под крышей Ксениного дома и хорошенько выспаться.
Я завела машину и поехала. Однако, несмотря на все возрастающее желание забраться в теплую ванну, а потом улечься спать и хотя бы на какое-то время выбросить все из головы, я понимала, что все-таки поеду в усадьбу. Мне не терпелось вновь пересмотреть уже прочитанные записи. Было в них что-то, что я упустила.
ВЫИГРАННАЯ ПАРТИЯ
Когда я добралась до усадьбы, было уже очень поздно. Я постаралась как можно тише припарковать «старушку» и пошла к дому. Достала ключи и открыла дверь. Слава богу, никто не проснулся и не вышел мне навстречу. Я стала пробираться в библиотеку. И тут услышала негромкие, но весьма выразительные удары. Их звук я не могла перепутать ни с каким другим. Кто-то «гонял» бильярдные шары.
Я подошла ближе к комнате, дверь в которую была наглухо закрыта. Постучала. Но мне никто не ответил. Тогда я немного приоткрыла дверь. И увидела огромный стол, за которым стоял Громов и сам с собой разыгрывал партию. Он с таким ожесточением бил по шарам, что казалось, будто от этого зависит его жизнь. Я тихонько вошла в комнату, в которой раньше никогда не была, она ведь всегда была заперта… А Дима на мои расспросы отвечал, что там личные владения хозяина и посторонним вход строго воспрещен.
— Привет! — весело сказала я.
Услышав мой голос, Громов обернулся. Он посмотрел на меня таким тяжелым взглядом, будто он был следователем, а я являюсь подследственной и меня подозревают в совершении тяжкого преступления.
— Не ожидал… — прервал он затянувшееся молчание и загнал шар в дальний левый угол.
— Чего не ожидал? — растерялась я.
— Что вы вернетесь в столь ранний час, мадам.
Я ничего не поняла и ошарашенно смотрела на него. Почему он снова обращается ко мне на «вы»? Что произошло за это время? Почему его отношение ко мне так переменилось?
— Что случилось, Матвей?
— По большому счету, ничего, — ответил он, и вновь за словами последовал быстрый и четкий удар.
Я подошла к нему и взяла кий.
— Не против?
Он смерил меня взглядом, будто я выкинула нечто из ряда вон выходящее.
— Сыграем? — снова спросила я и выжидающе посмотрела на него. — Выставляй шары.
Он стоял молча, не двигаясь и только переводя взгляд с шаров на меня и обратно. А потом спросил:
— Зачем ты вернулась?
Мне хотелось сказать ему правду… Что я соскучилась. Что после разговора с Карпычем у меня возникла одна догадка, и пусть она почти нереальная и даже на первый взгляд дикая, но все же… как мне кажется, имеет право на существование. Но мне показалось глупым распинаться перед человеком, который даже не пытается скрыть того, что он плохо переносит мое общество. Ну да… Порыв прошел, и теперь он снова холодный и замкнутый, точно Синяя Борода у Шарля Перро. Я выставила шары и разбила их.
— Твои желтые, — сказала я Громову. — Начинай.
Он сделал удар и… промазал.
Я ударила в правый дальний угол, шары разлетелись, и один попал в лузу.
— Неплохо, — признал Громов.
Я кивнула и приготовилась бить дальше. Уже нацелилась к самому дальнему шару, чтобы загнать сразу двоих…
— И все же ты мне не ответила…
— Ну я же обещала, — легко сказала я.
— Лера, я серьезно!
— Если ты чем-то недоволен, скажи мне об этом прямо. Я слишком устала, чтобы разгадывать шарады. Это во-первых, — я постаралась поточнее прицелиться и ударила по шарам. — А во-вторых, я не сделала ничего такого, чтобы встретить столь холодный прием с твоей стороны, — я вытащила шары из лузы. — Если ты считаешь, что мы погорячились… Так и скажи… — И снова удар по шару. — Матвей, — мой взгляд неотступно следовал за движущимся шаром, — я могу уехать и не докучать тебе своим обществом.
Он молчал и опять смотрел на меня так, будто я сказала или сделала нечто из ряда вон выходящее.
— Мне всегда нравилась твоя прямота, — наконец выдавил Громов и ударил по шару. И… увы, опять промах. — С тобой невозможно играть в игры, — раздраженно бросил он.
Я кивнула. Это верно. И нанесла удар по шару, который, стукнувшись о соседа, аккуратненько влетел в лузу. В игры я наигралась по самое не могу и с самого детства. Поэтому больше в них и не играю. А сейчас, мой милый, я выиграю у тебя эту партию и с гордым видом попрощаюсь и уйду.
— Что за парень к тебе вечером приезжал? — не сдержавшись, спросил он.
От неожиданности я напряглась, и рука дрогнула, отчего удар не получился. Теперь был мой промах. Я взглянула на Громова, он сверлил меня взглядом, тщательно отслеживая мою реакцию.
— А откуда ты знаешь? Следил?
Он отрицательно покачал головой.
— Тогда как ты узнал?
А в голове у меня пронеслось: «Да он точно псих. Неужели действительно кого-то нанял, чтобы проследить, чем я занимаюсь в свободное время? Но тогда… Вся моя версия насчет графа яйца выведенного не стоит. У Громова такие заскоки, мама не горюй!»
Но тут Громов напомнил о себе:
— Лера… Я ни за кем не слежу. И следить не собираюсь. Тем более за тобой. — Он опять замолчал, словно раздумывая, сказать мне что-то очень важное, с его точки зрения, или не стоит. И все-таки решил озвучить свои мысли до конца. — А следить за женщиной, которая нравится… Это просто бред! Либо ты ей доверяешь, либо все вообще не имеет смысла.
— Тогда как? — не унималась я.
— Дима. Наш вездесущий, пронырливый Дима. Он услышал наш с тобой разговор и, видимо, решил попытать счастья… Приехал к тебе, а ты провожаешь некоего господина.
— Так ведь провожаю… — подчеркнула я.
Мы оба замолчали.
Я подошла к Громову. Ситуация мне совершенно не нравилась. Итак, он знал, что около девяти вечера я пpовoжaлa некоего товарища. И что из этого следует? С чего это он позволяет себе устраивать мне бог знает что! То ли сцену ревности, то ли еще чего! Ладно, я решила ему объяснить, кто такой Женя.
— Это был мой старый добрый друг. Его зовут Женя. Мы вместе работали в программе, пока по твоей милости меня оттуда не уволили. Но с ним и Петровичем, моим редактором, я продолжаю общаться до сих пор. И честно говоря, не собираюсь рвать отношений.
— Лера, я вовсе не собирался и не собираюсь контролировать тебя и ограничивать круг твоего общения. Я не Отелло. Дело в другом. Зачем он к тебе приезжал?
Вот и все… У человека всегда есть выбор… точнее, два пути. Можно пойти направо, а можно налево… Можно сказать да, а можно — нет. Можно взять, а можно отдать. Можно сказать правду… Что же мне выбрать? Признаться, что я попросила Женю выяснить все о жене Громова? Это означает подписать смертный приговор нашим едва зарождающимся отношениям… Или сказать полуправду, что Женя предложил мне новую работу? И тут я, совершенно не к месту и некстати, неожиданно для себя поняла Ксению. Поняла ее категоричность в отношении отца. Да… Он был ей нужен или весь целиком, без остатка, или не нужно было ничего. Так и я… Или мы с Громовым поймем друг друга и между нами не будет тайн и недомолвок, или…
Я посмотрела на Громова. Мне даже стало не по себе от его испытующего взгляда.
— Я попросила Женю, выяснить все о твоей жене, — глухо произнесла я.
— Мне сказали об этом, — заявил Громов. — Дима… Его просто распирало от этих новостей.